Этот день стал для меня днем возрождения моих чувств.
Меня допрашивал какой-то грузноватый коротышка - жидковолосый,
особенно на лбу и на затылке, с вислыми щеками и кислой миной. Он сидел,
глубоко вдвинувшись в кресло, и глядел мне в живот. Сержант, тщательно
выбритый, что, однако, его нисколько не украсило, а, наоборот, еще больше
изуродовало,- у него словно морщин добавилось на изжеванном лице, челюсть
выдвинулась вперед, и нижняя губа наползла на верхнюю, а мешки под глазами
набрякли еще сильнее, делая выражение лица каким-то плаксивым и обиженным,-
подобострастно тянулся перед коротышкой, уважительно величая его "сэр",
через каждую дюжину слов. Даже когда он говорил вислощекому "майор", и тогда
это звучало чуть ли не заискивающе. Подражая сержанту, тянулся перед креслом
и я, хотя мне это было не очень удобно - приходилось упираться подбородком
в грудь, чтобы видеть майора.
Майор сначала выслушал сбивчивый, обильно сдобренный междометиями
доклад сержанта, приказал ему заткнуться и спросил:
- Кто ты?
- Солнечный Ветер.
Он поднял на меня немного удивленные глаза и усмехнулся одними губами.
- Как ты попал на остров?
- Не знаю. Меня нашли.
- У тебя есть имя?
- Мое имя - Солнечный Ветер.
- Индеец?- Я не понял этого вопроса и промолчал.- Где ты родился?
- На пляже,- повспоминав, ответил я.- На песке. Я открыл глаза и
стал видеть.
Майор помолчал какое-то время, потом оглядел меня с башмаков и, глядя
мне в лицо, потребовал:
- Отвечай, откуда на тебе форма военнослужащего Соединенных Штатов?!
Сержант как-то пояснил мне, что две буковки на отво-роте моей рубахи
являются начальными слов. Я еще тогда не мог понять, как буквы могут
означать целые слова.
- Я родился в ней,- вспомнил я слова Дэниз.
- Да ты вообще хоть что-нибудь помнишь?! - неожиданно прокричал
майор, даже привстав в кресле, упершись руками в подлокотники.
Я вспомнил такое движение и стал рассказывать майору, что мне
привиделось на берегу, пока я наблюдал за морем.
- Майор Кравски?- перебил майор, до этого слушавший меня рассеянно,
видно не доверяя моему рассказу.- Кто это?- спросил он у сержанта.
Сержант отрицательно завертел Головой.
- Кто такой майор Кравски?- повторил коротышка для меня.
- Я помню это имя.
- Сержант, свяжи меня с Центром! - недовольна и зло приказал майор.
- Так э-э-э... я говорил,- забормотал сержант,- передатчик...
- Почему до сих пор он не налажен?!., А, впрочем, черт с ним,-
голосом спокойнее добавил он,- все одно подлежит ликвидации.- И он снова
стал вялым, скис и задвинулся в кресло.
- Сэр, он все о какой-то катастрофе тут говорил,- будто ябедничая,
сказал сержант.- Я приемник слушал - а там ничего. А он будто сам видел
ядерные взрывы. Это было?..
Майор снова с удивлением посмотрел на моля, потом на сержанта:
- Какие еще взрывы, сержант? - с издевкой переспросил он - Ты
что?!.. Чертовщина в мире творится, но она другого порядка. Знаешь, кто
прибыл с нами на судне?.. Русские. Они будут наблюдать, как будет
производиться ликвидация базы "Печальная вдова".
- Как это - ликвидация?- вырвалось у сержанта. - А я?..
- А вот до тебя мне дела вовсе нет,-отмахнулся майор короткопалой
круглой ладошкой.- У меня самого этот рейс и инспекция последние. В
отставку выгоняют.
- Да как же так? - Сержант уже не тянулся - размяк, раскис. Челюсть
отвисла, он быстро-быстро моргал, будто глаза песком запорошило.- Контракт
же...
Майор тяжело поднялся с кресла, придвинулся вплотную к сержанту.
- Какой там, к чертям, контракт, когда в армии идет повальное
увольнение. И в первую очередь списывают таких, как мы с тобой... Ну все,
все,- успокаивающе похлопал он ладонью по груди сержанта.- И вот еще
что,- майор на какое-то мгновение задумался.- Выдай этому,- он глянул на
меня,- старую свою форму, только нашивки сдери, и пусть оп вместе с
девицами дует на корабль. Не хватало еще русским увидеть здесь офицера
атомных войск наших первых союзников. Да, и сдай его медикам.
5
С медотсека на инспекционном судне началась моя долгая госпитальная
жизнь.
Судовой врач, длинный, тощий и нескладный, привычный больше резать,
причем чаще всего мелкие болячки, вроде фурункулов и флюсов, осматривал меня
недолго. Дольше он ворчал на майора, что тот привел к нему "племенного
быка", "мордоворота, от которого не то что людям боязно, но и болячкам
жутко". Тем не менее майор настоял, чтобы я находился в медотсеке на
карантинном режиме.
Я не скучал: почти все время около меня была Дэниз - на нее, понятно,
карантин не распространялся. Да и майору и судовому врачу было на руку,
чтобы одному зря не тратить время на здорового больного, а другому собрать
через Дэниз побольше сведений о странном визитере острова. Дэниз сведений из
меня не вытягивала, она без умолку щебетала сама, рассказывала мне о
городах, о странах, о людях, какие они бывают. Я был благодарным слушателем
и старался запоминать все, о чем она мне говорила.
Однажды, слушая внимательно Дэниз, глядя на ее живое лицо, время от
времени вспыхивающее улыбкой, я неожиданно почувствовал в себе какое-то
странное напряжение. Это напряжение возрастало. Что-то нужно было делать,
вообще, что-то мне нужно было, а я никак не мог понять, что именно. Впервые
после моего возрождения я ощутил такое. Было тревожно и как-то неуютно от
того, что мне не удавалось понять причину.
- Быстро же ты, малыш, взрослеешь,- сказала Дэниз, заметив мою
встревоженность. И я не понял: сказано это было в упрек или в одобрение.
Два раза заглядывал в медотсек сержант и все жаловался на свою судьбу,
называя меня почему-то сынком. От него я узнал, что на острове была
оставлена лишь взлетная полоса - для заблудившихся самолетов,- а все
остальные постройки вместе со всем добром, что в них было, смешали сейчас с
камнями. Еще сержант жаловался, что ему не разрешили взять на корабль пса, а
у него рука не поднялась пристрелить его. "Сколько пес протянет на одних
крабах-то?"- горевал сержант.
- Так и не вспомнил, как тебя зовут?- спросил у меня как-то майор. Я
ему сказал, что уже устал отвечать на такие вопросы.- Тогда слушай и
запоминай,- сказал он.- Тебя зовут Пит Уоттер. Родился ты в шестьдесят
пятом в провинциальном городишке Глендайв штата Монтана. Учился в Сиэтле,
там же завербовался в армию. Последнее место твоей службы - штат Даллас,
лейтенант-оператор Центра контроля. Исчез при невыясненных обстоятельствах с
боевого дежурства. Спустя три года семь месяцев найден в расположении базы
"Печальная вдова" в бессознательном состоянии. Запомнил?..
- Конечно,- сказал я.- Только вот зачем? Я не Пит Уоттер.
- Меня эти твои задвиги не касаются. По фотографиям и отпечаткам
пальцев и по твоим же воспоминаниям твоя личность идентифицирована. Отвечай,
где ты был три с половиной года?! Каким образом исчез из шахты Центра, как
перенесся за две тысячи миль от места службы?! Отвечай быстро!
Мне совершенно одинаково было - отвечать быстро или медленно: я пожал
плечами...
Неделю я пробыл на судне. Потом меня посадили в вертолет - я даже не
успел ни с кем попрощаться - и переправили на авианосец. Час полета на
перехватчике. Аэродром. Закрытая машина. Долгая дорога. Большое, казенного
типа здание, окруженное добротным забором и лесом с трех сторон.
Палата-камера - светлая, чистая, просторная, с решетками на окнах. Душ с
дороги. Сытный обед. Небольшой отдых... И потянулись вереницы людей в
военной форме, в белых халатах. И снова допросы, перемежающиеся с
медосмотрами: психодиагностика, тесты, очные ставки...
Тогда я и услышал, что во мне больше от робота, чем от человека.
Впрочем, я такого успел наслушаться о себе, что ничему уже не удивлялся.
Военные меня обвиняли в государственной измене в пользу враждебных
государств. Часто спрашивали, не был ли я похищен иноцивилизацией; искали во
мне чужеродную программу. Какая-то девица долго разглядывала меня
сумасшедшими глазами: оказывается, она могла распознавать инопланетян. Она
угомонилась только после того, как я назвал ее дурой, скрепив это красочными
эпитетами из лексикона сержанта. Детекторы лжи при мне не работали...
Гораздо занятнее и познавательнее мне было выслушивать людей в белых
халатах. Старые, моложавые и молодые, полные, нормальные и тощие - эти люди
с одинаково постным выражением на лоснящихся здоровьем и чахоточных, бритых
и бородатых, в очках и без них, лицах занудно выясняли при мне свои
отношения. На удивление единодушны они были только в одном: что моя память
до момента X - все называли время с моего исчезновения из Центра контроля и
до появления в расположении базы "Печальная вдова" моментом X - утеряна
полностью, а после момента X стала с необычайно высоким уровнем развития.
Будто амнезия, очистившая мозг от прошлых событий, дала ему новое уникальное
качество - гипермнезию: способность запоминать с фотографической точностью
- эйдетической - все увиденное, услышанное, прочувствованное. Людей в
белых халатах удивляло, что патология привела меня к такому чудесному
приобретению. Но вот разнотолки возникали, едва только речь заходила о моих
видениях: ведь я, обладатель эйдетической памяти, воспроизводил в деталях
то, чего на самом деле не было. По такому поводу я наслушался следующих
слов: криптомнезия, конфабуляция, псевдоремисценция. Этими терминами
означалось, что я, во-первых, воспринимаю чужие мысли, прочитаные или
услышанные, как собственные, во-вторых, провалы в моей памяти замещаются
вымыслами, которые я будто бы воспринимаю за достоверный материал, и,
в-третьих, память моя может обманываться, смещая события во времени, и тогда
я могу принимать выдуманное событие за уже свершенное и имевшее место в
прошлом. Какой-то толстощекий рыжебородый доктор с маленькими и глубоко
сидящими, словно бы потайными, глазками сказал, что у меня синдром
Мюнхаузена, а возможно, даже и Агасфена - психопатии в виде склонности к
псевдологической фантазии. Другой врач желчно возразил, что у больного
отсутствует страсть к лечению, которая является исходной для этих синдромов,
и добавил в свою очередь, что у меня, вероятнее всего, разновидность
синдрома "Алисы в стране чудес": будто бы именно при этом синдроме у
больного происходит раздвоение личности, деперсонализация, и у него
возникают иллюзии и псевдогаллюцинации, он извращенно воспринимает
пространство и время.
Люди в военной форме чаще всего называли меня дезертиром и симулянтом,
а врачи - больным, и только майор Кравски сказал: "А разве того, о чем
рассказывает Пит, не могло быть?.."
Кравски я узнал сразу, едва увидев его в приоткрывшейся двери в мою
палату-камеру. Меня не сбила с толку гражданская одежда, что была на нем -
серый с редкими блестками костюм, обычная рубашка с расстегнутым воротом, на
ногах - не армейские, но такие же грубоватые туфли на толстой платформе,-
я хорошо помнил его лицо: широкое, смуглое, маловыразительное; разве что
взгляд его слегка раскосых глаз, придававших лицу выражение усталости и
какой-то грусти, запоминался отчетливее, был своеобразной меткой памяти. Я
без труда вспомнил эти глаза, и уже по ним определил входящего ко мне
Кравски.
- Хэллоу, Пит! - Мне показалось, что я услышал в этом приветствии
радость от встречи.- Ты, оказывается, жив и невредим,- подойдя к кровати,
сказал Кравски,- а мне наговорили, что тебе совсем плохо.
Я сел на кровати. Кравски по-приятельски похлопал меня ладонью по
плечу, не церемонясь, плюхнулся на табурет и потребовал:
- Ну, давай рассказывай!
- Здравствуйте, майор,- сдержанно ответил я.- Вы тоже допрашивать
меня будете?
Лицо Кравски полыхнуло на мгновение гневом: дрогнули ноздри, резко
обозначились мышцы на скулах.
- А мы с тобой еще хотели повенчать наших детей,- с укоризной сказал
он.
- Я не помню этого, майор,- сказал я.- И разве у меня есть дети? Мне
об этом ничего не говорили.
Кравски внимательно посмотрел мне в глаза, и снова взгляд его был
усталым и печальным:
- Ты еще хотел, чтобы именно у тебя был сын, а я пытался выспорить это
право для себя...
- И этого я не помню, майор,- перебил я его.- Я даже не знаю вашего
имени.
Короткая усмешка тронула губы Кравски:
- А собирался своего сына назвать моим именем - Майкл.
Никогда бы не подумал, что наши отношения с Кравски могли быть такими
дружескими, чтобы вместе не только служить, работать, но и обдумывать судьбы
своих еще не родившихся детей, роднить их. И тут же в моем сознании
мелькнуло, что это были не мои отношения, что я-то видел майора всего раз в
жизни.
- Майор,- сказал я,- меня зовут Солнечный Ветер, я не тот, за кого
вы меня принимаете. Мы никогда с вами не были знакомы...
- Оставь, Пит. Нас всех тогда здорово контузило. Я с год еще потом
заикался, а Гении - он ближе всех был к тебе - оглох. Но всем нам повезло,
считали мы, хоть живы остались, а ты пропал, будто растворился...
- Как это было? - спросил я. Кравски немного оживился.
- Ну вот,- сказал он,- вспомнил?.. Мы с тобой работали на одном
терминале, контролировали информацию со спутника "Йорк-III". Все шло
нормально, как вдруг он выдал тревогу, обнаружив на контролируемой
территории серию вспышек в районах ракетных баз противника. И тут ты сделал
глупость: вместо того, чтобы запустить систему оповещения, ты ввел для
спутника режим профилактики и автодиагностики. Я даже поначалу опешил, когда
с моего дисплея вдруг вся информация исчезла, будто корова языком слизнула,
и собирался уже спросить, что с твоим дисплеем, но вовремя заметил
высветившуюся надпись "Регламентные работы". Я, помнится, еще выругался в
твой адрес: пошел счет на миллисекунды - противник уже выпустил серию
ракет, а у нас даже еще оповещение не прошло. И не успел я до клавиш
коснуться, чтобы исправить твою ошибку, как в модуле вдруг что-то лопнуло со
страшной силой. Не взрыв, не звук пушечного выстрела, а вот именно хлопок,
когда лопается что-то огромное, туго наполненное... Знаешь,- Кравски оперся
локтями о колени, немного подался ко мне,- я даже глаза закрыл, ожидая
действия взрыва. Мне вдруг так ясно представилось, как взрывная волна
выдирает меня из кресла, несет на стену, расплющивает о нее. Как все мое
разбрызгивается на плоскости, как струями стекает по сразу побуревшей стене
и в потоке крови белеет слизь - все, что осталось от моего мозга. Эта
жуткая картина заставила меня открыть глаза...
Майор замолчал, слепо уставившись в одну точку. Неожиданно правая бровь
его дернулась и выгнулась дугой: видимо, его снова настиг вопрос-"Что же
это было?"
- Взрыв был? - спросил я.
- Нет-нет, только звук,- торопливо проговорил он, будто
спохватившись.- Только звук,- повторил он, и бровь опустилась на место.-
Как бы гром, но не с небес, а вокруг тебя, внутри тебя... Слышал
когда-нибудь хлопок после того, как самолет протыкает звуковой барьер? - Я
отрицательно завертел головой.- Нет? - чему-то снова удивился он.- Так
вот, позади самолета остается хлесткий звук, как от удара гигантским бичом.
- Протыкает барьер,- неожиданно для себя повторил я слова Кравски.-
Барьер...
Что-то знакомое мне послышалось в этих словах, даже не в самих словах,
мне уже доводилось их слышать, и они проходили у меня под номерами в первой
тысяче, а в их сочетании. "Прокол барьера". У меня сразу застучало в висках,
я даже напрягся весь, силясь высвободить из своей памяти то, что было
связано, что тянулось за этим ключевым сочетанием.
- Вспомнил? - насторожился Кравски.- Хлопок. Бьет по перепонкам,
рвет их, изнутри взрывает голову. Кажется, что лопаешься ты сам... Все
забирает в себя туман: ты - слепнешь.
Майор хотел мне помочь. Он подсказывал, он требовал, чтобы я
обязательно вспомнил, нетерпеливо ждал пробуждения моей памяти. Похоже, ему
было крайне необходимо, чтобы я согласился с ним. Но сделал обратное:
спугнул то далекое, зыбкое, еще совсем неразличимое, зависшее на паутинке
ключевых слов, за которые ухватилось было сознание.
- Нет, не помню.
Он снова сник, обмяк, опустил плечи, монотонно забубнил:
- Не сразу я начал видеть. Сначала проступило белое, потом на белом
раскрылись пятна, стали насыщаться серым, темнеть, заполнять какие-то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг