И вот вечером, за два дня до катастрофы, Янис сказал, что хочет со мной
поговорить. Мы пошли к озеру. По дороге он предложил не тянуть с поисками,
а при следующем же появлении звука искать источник в воде при помощи
пеленгатора и с аквалангом. Только пеленгатор надо отделить от треноги и
прибора ночного видения, чтобы просто держать в руках. Он был убежден, что
озеро является резонатором, в центре которого находится небольшой и,
видимо, нетяжелый источник звука, и попросил меня помочь ему проверить в
нескольких сечениях профиль дна озера. Я согласилась, мы не откладывая
сели на плот и медленно поплыли от одного берега к другому. Я чуть-чуть
гребла, Янис при помощи грузила и капроновой веревки следил за изменением
глубины. Таким образом мы исследовали озеро по трем направлениям - дно
озера представляло собой почти идеальную чашу.
Утром, накануне катастрофы, пока все спали, мы ушли на озеро и
договорились, как будем действовать в случае появления звука. Днем он
притворится больным, чтобы не вязался Виталий, и перед самым заходом
солнца перенесет акваланг и веревку поближе к плоту. А когда стемнеет,
демонтирует один пеленгатор. Я должна была прийти на "пристань" и
подтянуть к берегу плот, который Виталий еще днем установит на середине
озера для наводки приборов ночного видения. После этого я, чтобы не
вызывать подозрений, должна буду вернуться к костру и после захода солнца
пойти с Виталием на дежурство к ближнему пеленгатору. Если звук появится,
я должна буду мчаться со всех ног к "пристани" и страховать Яниса на
случай, если что-нибудь случится с аквалангом. Все было расписано как по
нотам - единственной нерешенной проблемой оставалась ледяная вода озера:
температура стабильно удерживалась в пределах семи-восьми градусов. Ясно,
что в такой среде даже тренированные "моржи" более десяти-пятнадцати минут
находиться не могут. Тут я увидела воробья, обычного пестренького
маленького воробья, и меня осенило: ведь птицы плавают в ледяной воде и не
мерзнут, потому что их перья смазаны жиром! Я сказала Янису про
подсолнечное масло: перед купанием надо обильно намочить нижнее белье в
масле и одеться - жировая прослойка будет прекрасной теплоизоляцией! Он
благодарно пожал мне руку. После завтрака, улучив минутку, я стащила все
масло, какое у нас было, и спрятала на берегу.
Приближался вечер. Янис великолепно изображал больного - думаю, что
если ему не повезет в науке, он сможет многого добиться на подмостках
театра. Когда стемнело, я подтянула плот к берегу. Потом мы с Виталием
пошли к пеленгаторам. Это была еще та прогулка! С Виталием творилось
что-то странное: чем дальше мы отходили от костра, тем напряженнее и, я бы
даже сказала, пугливее он становился. Шел осторожно, приседая и вздрагивая
при каждом шорохе. Я включила и направила на него фонарик - он чуть не
закричал, ужас отразился на его перекошенном лице. Но вот что не менее
странно: я совершенно не испытывала страха - наоборот, было как-то забавно
и любопытно, хотелось подразнить его, даже, более того, надавать ему
тумаков, потаскать за мохнатые уши. Когда мы подошли к первому
пеленгатору, Виталий пробормотал что-то бессвязное и, переваливаясь с боку
на бок, пошел дальше. Я осталась одна. Передо мной в белесой мути лежало
озеро. Небо, горы - все было затянуто туманом. И стояла такая тишина, что
слышно было, как возле костра покашливал Василий Харитонович. Я ждала не
шелохнувшись, пронизанная каким-то странным острым ощущением, будто вокруг
меня, через меня от земли идут какие-то мощные токи, какие-то необъяснимые
силовые поля, которые все более и более плотной завесой отделяют меня от
всего мира. Еще, казалось, миг, и эти поля растворят меня в себе, и я
исчезну, разойдусь туманом, дымкой, как эти тонкие прозрачные слои,
колышущиеся над озером. Мне стало страшно. Я бросилась бежать, и мне
казалось, будто эти поля пытаются удержать меня. Опомнилась я возле
"пристани", - Янис был уже на плоту и беззвучно греб к середине озера. Он
был едва виден сквозь туман. Я включила фонарик и стала размахивать им,
как мы уславливались. Он ответил мне вспышками. Я нащупала на берегу две
веревки, села между ними и стала следить, как они стравливаются по мере
движения плота. Вдруг рядом с собой я услышала прерывистое дыхание, и
что-то холодное и мокрое ткнулось мне в лицо. Я вскрикнула, но в тот же
момент догадалась, что это Хара. Он стал тереться о мое плечо и жалобно
скулить. Я шикнула на него, и он куда-то исчез. Тут раздалось цоканье
копыт, и вскоре возле меня остановился Василий Харитонович, держащий под
уздцы своего коня. Молча, жестами он показал мне, что надо сделать, и тут
же сам связал веревку, тянувшуюся к Янису, с ремнями, в которые была
запряжена лошадь. Я поняла его затею: в случае чего лошадь быстро вытащит
Яниса на берег. Я стала благодарить старика, - он помотал головой и,
присвистнув Харе, торопливо ушел. Теперь все мое внимание сосредоточилось
на Янисе. Он доплыл уже до середины озера, я почувствовала, как натянулась
правая веревка. Левая обвисла было, но вскоре поползла снова - это Янис
перетягивал ее к себе, на плот. Одним глазом я поглядывала за конем, - он
стоял неспокойно, пофыркивал, переставлял ноги. Вдруг с противоположного
берега донесся крик - то ли вопль о помощи, то ли яростное рычание. Горное
эхо принесло многократно отраженное "Ир-ри-ир-ри!" Это ревел Виталий -
господи, никогда не подумала бы, что он может так орать! Что-то
бултыхнулось в воду, и в тот же момент раздался звук. Мне показалось,
будто все озеро чуть приподнялось из тумана и, как серебряное блюдо,
сияющее под луной, задрожало, завибрировало, отчего и возник этот
стремительно нарастающий по громкости звук. Янис, стоя на плоту, торопливо
надевал акваланг. От волнения он путался, что-то у него не получалось, но
вот наконец он нырнул и скрылся под водой, началось землетрясение...
9. РАССКАЗЫВАЕТ ВИТАЛИЙ КРУГЛИКОВ
Я разрыл под собой листья и достал последний припрятанный кусок мяса.
Он был свалявшийся, почти без сока, но я с жадностью набросился на него.
Все вокруг зашевелились, зачмокали губами, заскулили. Я рыкнул, и они
затихли. Завтра, если не поймаем кабана, прикончу Дохлятину. Она уже ни на
что другое не пригодна: не рожает, валяется в пещере и даром жрет. Один
Умник возится с ней как с молодой. Если не повезет и дальше, начнем есть
Старика, приручившего раненого волка и хромую кобылу. Где он ее прячет?
Я рвал мясо зубами и руками, добираясь до середины, где должен быть
сок. Совсем засохшие пленки и жилы я кидал Большой Женщине. Она хватала их
на лету и проглатывала не жуя. У меня так: я подкармливаю тех, кто мне
нужен. Остальные пусть добывают себе сами или подыхают с голоду...
Вдруг раздался грохот, свист. Задрожала земля, стало светло, как в
начале дня, и на дальнем берегу озера, на ровной площадке, где мы убивали
загнанных лосей, спустился с неба большой белый камень. Он блестел и сиял,
этот высокий камень, и качался, словно на него дуло сильным ветром. Мы
сидели, онемев, с раскрытыми ртами. Я забыл про голод и ощущал только
злобу на Умника - своей тощей спиной он то и дело загораживал дыру и мешал
смотреть. Я встал и дал ему пинка, - он с визгом вывалился наружу и больше
не показывался.
Камень между тем перестал раскачиваться и замер, как огромный белый
суслик возле своей норы. Я долго ждал, что будет дальше, но прошло светлое
время, а ничего не изменилось: камень стоял неподвижно и никто к нему не
подходил. Я доел мясо, сухожилия швырнул Большой Женщине. Другие в темноте
зарычали, требуя доли, но я приподнял дубину, и они смолкли. Большая
Женщина - моя и должна есть больше других. Она быстро съела остатки и
легла возле меня. Тут у входа в пещеру появился Умник. В зубах он держал
крысу, руки его были заняты корнями. Всю добычу он сложил у моих ног. Я
приподнялся, крысу отбросил сразу - он ее тотчас схватил и отнес своей
Дохлятине. Корни оказались горькими, и я швырнул их в угол. На них с
рычанием накинулись другие. Умник снова исчез, но вскоре снаружи раздался
его голос: он кричал так, словно увидел стадо кабанов. Я выглянул. Он
приплясывал, размахивая руками: далеко на той стороне вдоль берега,
покачиваясь, двигались яркие огни. Я схватил Умника за горло и кинул в
пещеру, чтобы он не видел, как я боюсь. Меня называют Верзилой, но я, как
и все они, боюсь темноты и медведей. Один Умник не боится темноты, у него
глаза, как у шакала, - ночью ловит крыс и роет корни. Он пришел к нам
из-за гор, в сытное время, поэтому мы его не съели.
Я пинками поднял других, чтобы помогли задвинуть вход тяжелой плитой.
Ленивые твари, пока не дашь тумака, не двинутся с места. Наконец мы
надежно укрыты. Сквозь щель видно, что происходит снаружи. Я и Умник
смотрим. Огни движутся туда-сюда, поднимаются над озером, порхают, как
бабочки, но к нам не приближаются. Все спокойно. Я засыпаю рядом с Большой
Женщиной.
Утром я и Умник осторожно выглядываем наружу - никаких перемен: белый
камень стоит, как прежде, кругом тихо, никаких огней. Я выгоняю других на
охоту. Мы бежим к яме, в которую сваливаются кабаны. Бежим по узкой тропе,
пригнувшись, держа в руках дубинки. Вот и яма - пусто. Бежим обратно.
Ужасно хочу мяса. Впереди бежит Умник, за мной - Старик, приручивший
раненого волка и хромую кобылу. Где она? Я останавливаюсь и прижимаю
Старика к скале. "Где хромая кобыла, которую ты приручил?" - спрашиваю
его. Он падает на колени и трясется, как пойманный кролик. Умник опять
что-то увидел и кричит, показывая на озеро. Я бросаю Старика и бегу к
нему. Он показывает на белый камень, спустившийся с неба. На верху камня,
в узкой части, появляется черная дыра. Из дыры высунулось что-то
блестящее, и до нас долетел звук: так бы выл большой голодный волк. Мы все
упали и долго лежали, спрятав головы. Звук продолжался, но никто нас не
трогал. Вдруг звук стал другим: так бы кричала раненая сова. Я осмелел и
поднял голову. Поднял голову и Умник. Другие лежали, обмерев со страху.
Звук снова изменился: теперь нас звал маленький ребенок. Я ждал, что будет
дальше. Умник вдруг поднялся и, пригнувшись, быстро побежал к озеру.
Своевольная тварь! Я вскочил и бросился за ним. Не хватало, чтобы другие
подумали, что он Вожак. Умник был уже в воде, когда из черной дыры белого
камня вылетело Что-то и упало на середину озера. Звук не переставал. Умник
поплыл к тому, что упало из белого камня. У меня стучали зубы, я не мог
бежать вперед и не мог бежать назад. Сзади, крадучись, ко мне подошли
другие. Они держали наготове свои дубинки. Тогда я бросился в воду и
поплыл вслед за Умником. Я догнал его, когда он был уже на середине. Перед
ним плавало Что-то, по виду белое, блестящее и гладкое, как большое
сплющенное яйцо. Умник дотянулся до него, но тут я ударил его по руке, и
Что-то ушло под воду. Он нырнул, пытаясь поймать Что-то. Когда он
вынырнул, я схватил его за горло и стал душить. У него уже вывалился язык
и вылезли глаза, но меня вдруг дернуло за голову и потащило к берегу.
Умник выскользнул из рук, словно рыба. Я увидел, как на берегу
заколыхались высокие травы и показались уши скачущей хромоногой кобылы. На
спине ее, как волк, вцепившись в загривок, лежал Старик. Я зарычал от
ярости, но петля так сильно сдавила мне шею, что я ослеп и оглох...
10. РАССКАЗЫВАЕТ ИРИНА КРУГЛИКОВА
Снаружи дул холодный ветер, и я сидела в пещере, ожидая, когда Верзила
принесет мяса. Сквозь дыру видны были заросли травы, озеро и белая скала
на том берегу, спустившаяся с неба. Вдруг от скалы донесся вой волка,
потом зарыдала раненая сова, вслед за ней громко и жалобно заплакал
маленький ребенок. В глубине пещеры заворочалась, захныкала Дохлятина. Я
подползла к ней. Она стала показывать на дыру и просить меня, чтобы я
взяла для нее маленького ребенка. Я завернулась в шкуры и вылезла из
пещеры. Ветер дул со стороны белой скалы, но не приносил ни запаха волка,
ни запаха совы, ни запаха ребенка. Пахло чем-то другим - странным и совсем
незнакомым, но приятным. Я внюхивалась в новый запах и прямо захлебывалась
от слюны. Все внутри трепетало, тянулось к этому запаху, и я пошла на
него, сначала медленно, потом все быстрее, смелее, нетерпеливее. Когда я
подбежала к белой скале, то просто дрожала, у меня темнело в глазах от
предвкушения какой-то очень вкусной пищи. Я обошла круглое основание скалы
и с той стороны увидела дыру, сильный и терпкий запах шел изнутри. Я
осторожно заглянула туда и чуть не закричала от ужаса: передо мной был
ОГОНЬ! Жар его ударил в лицо, дым сдавил горло, оранжевые языки кинулись
ко мне, как змеи. Я с воплем бросилась к выходу, но он оказался закрытым,
кругом была стена. Я упала на твердую как камень землю и закрыла голову
руками. И тут сверху мелко и часто закапала вода - это был дождь. Он шел
все сильнее. Я подняла голову. Дождь падал и на огонь, и огонь уже не
казался таким страшным, каким был только что. Огонь сник, языки опали, и
уже было не так жарко. Я встала и осторожно приблизилась, стараясь
рассмотреть его. Ведь я видела его всего второй раз за всю жизнь. Первый
раз это было давным-давно, когда на темном склоне горел лес. Тогда огонь
был страшен, как стая голодных медведей. Теперь же он был маленький и
слабый. Дождь утих. Я подошла еще ближе к огню и стала смотреть. Теперь я
увидела, что это горят обломки деревьев. Одни обломки прогорали,
превращаясь в черные камни, другие сваливались откуда-то сверху, куда
улетал дым, и огонь снова усиливался, охватывая эти новые обломки. Дождь
падал в огонь, я слышала, как что-то шипело и потрескивало там, внутри
огня. И вдруг из стены появилась пустая раковина, а передо мной на тонком
пруте свесился насаженный на него кусок мяса. Мне боязно было протянуть
руку. А мясо, как бы поддразнивая, медленно поворачивалось над огнем,
становясь коричневым и сочным. Наконец я не вытерпела, схватила кусок, но,
тотчас отшвырнув, закричала. Я каталась и выла от боли, и когда
опомнилась, то увидела, что над огнем крутится новый кусок мяса. К тому
куску, который меня обжег, я боялась приближаться, но и этот тоже был мне
страшен. Я стала ждать. И вот прут вдруг отодвинулся от огня, наклонился,
и мясо упало в раковину. Я кинулась было к нему, но вовремя спохватилась
и, осторожно притронувшись, попробовала, так ли, как прежнее, жжется это
мясо. Нет, оно уже не было таким горячим, и я его съела. Еще, еще
появлялось мясо на кончике прутика, и я ждала, когда оно сделается
коричневым и как следует остынет. Потом я научилась сама насаживать на
прут красное мясо и держать его над огнем. Обломки деревьев стали падать
не на огонь, а возле меня, и мне пришлось перекладывать их в огонь. От
усталости и тепла меня разморило, и я уснула. Проснулась от холода.
Обломки деревьев грудой лежали возле меня, но огня не было. Сквозь дыру в
стене сильно дуло. Раковины и прутья были пустые. Я надавила на стенку в
том месте, откуда появлялось коричневое мясо, но ничего не получила. Вдруг
откуда-то сверху раздался непонятный и страшный звук, как будто взревел
леопард, но еще страшнее. Я выскочила из пещеры. Недалеко от скалы, на
каменной площадке, был огонь. Не очень большой и не очень сильный - такой,
что не страшно было подойти. Возле огня тут и там валялись обломки
деревьев. Такие же обломки, как бы образуя тропинку, вели в сторону леса,
который рос на пологом склоне. Я хотела было пойти посмотреть, далеко ли
они тянутся, но меня остановил запах. Я принюхалась и нашла несколько
кусков красного мяса - оно было завернуто в листья лопуха и лежало возле
целого пучка ивовых прутьев, на каких крутилось мясо в белой пещере. Я
насадила кусок на прут, свесила его над огнем и стала поворачивать его так
же, как оно поворачивалось там. Когда я его съела, я подумала о Верзиле и
других: ведь теперь не только Верзила, но каждый другой, приносящий с
охоты мясо, будет отдавать мне долю за то, что я буду превращать его в
коричневое. От радости я стала вскрикивать, хлопать себя по бедрам и
приседать, притопывая ногами. Никогда в жизни я не испытывала такого. Еще
я сообразила, что надо зорко следить за огнем и вовремя подбрасывать
обломки деревьев, иначе огонь потухнет. Я собрала валявшиеся кругом
обломки в одну кучу и стала кидать их в огонь. Надвигалась ночь, но мне
было тепло и совсем не страшно. Я уснула, но спала недолго - из страха за
огонь. И действительно, огня осталось совсем мало, и я подбросила целую
охапку обломков. Теперь я уснула гораздо спокойнее...
11. РАССКАЗЫВАЕТ ВАСИЛИЙ ХАРИТОНОВИЧ МУНКОНОВ
Сижу я это у костра, чай пью. Слышу, Лоб-Саган зафыркал, рядом, над
ухом. Э, думаю, однако, пора нам с тобой на озеро, на помощь маленькому
Янису и большой Ирине. Пошли мы с Лоб-Саганом на озеро, а Хара уже там.
Ох, собака какая любопытная, все видит, все знает. Он же и пещеру мне
показал, продукты. Ну, привязал я Лоб-Сагана, пусть, думаю, поможет
маленькому Янису. Я хоть и не понимаю, чего они там ищут, чего
спорят-ругаются, но, думаю, раз ты пинаешь доброго пса Хару и много хочешь
командовать там, где не надо, нехороший ты человек. И собака будет тебя
кусать, и лошадь будет тебя лягать, и птица будет тебя клевать. И Василий
Харитонов, сын Мунконовых, будет одним ухом слушать, другим забывать, о
чем ты кричишь. И двумя ушами будет Василий Харитонов слушать маленького
доброго Яниса и маленькую Зою. Много думай - мало говори. То, что надумал,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг