Антон Никитин.
ПОВЕСТЬ О НЕКОЕЙ БРАНИ
"Сочинена эта повесть о некоей войне,
случившейся за наши грехи в благочестивой России, и о явлении
некоего знамения в нынешнем последнем поколении нашем."
Евстратий(?).
Повесть о некоей брани.
"Вышли два больших змея, готовые драться друг с другом;
и велик был вой их, и по вою их все народы приготовились к войне."
Есфирь.
"...ажно царевич лежит во Спасе зарезан и царица сказала:
зарезали-де царевича Микита Качалов да Михайлов
сын Битяговского Данило да Осип Волохов."
свидетельство игумена Савватия.
С самого утра началось. Прохожий у метро остановился, пытался заку-
рить, был неосторожен. Ветер все время срывал огонек со спички, а - то
ли с перепою, то ли от нервов - прикрыть не догадывался долго. Потом
весь сжался, догадался наконец-то, и все так быстро произошло. Сгорел
он, только одежда осталась коробом стоять, а потом с грохотом рухнула.
"Был бы в сапогах - так бы и остался стоя, а тут ботинки - у брючин
сцепления никакого, вот и упал, как дерево," - подумал Петр, а из брючин
- пепел ручейками рассосался по снегу, по снегу и исчез; только и
пользы, что ходить по скользоте легче стало - зола все-таки. Стали про-
хожие собираться, смотрят - сгорел весь, даже пепла уже толком не соб-
рать, кто-то в милицию побежал звонить. Слева в толпе - про скрытую
энергетику, справа - про запой и водку, а Петя потрогал затвердевший ма-
терчатый кожух, сказал, что, мол, орехи, они завсегда так - скорлупа ес-
ли твердая, то внутри - почти точно - пусто, и думать начал, почему
одежда задубела. "Наверное, у них сначала кровь вся вытекает, засыхает
тут же, а что высохнуть не успело - морозом прихватило - и ага."
В ботинках, верно, осталось, что родственникам снести, их сразу нак-
рыли газеткой, кирпичом от ветра придавили, но Петр видел, что зола со-
чится еще, через шнурочные дырочки, что ли, а говорить - лень. Потом ми-
лиция приехала, взяли одежду, заломали рукава, чтобы влезло в воронок,
ботинки тоже взяли и уехали. Бабка охнула сбоку, заковыляла дальше; Петр
подумал, подумал, не понял, чего расстраиваться-то - так все хорошо и
чисто произошло; оглянулся вокруг - смотрит - пачка сигарет лежит в сто-
роне, синяя, раскрытая, как с желтыми зубами. "Точно, - подумал Петя, -
он ее как-то в руках ухитрялся держать, вот она и выпала, сам он, как
труха, рассыпался, пальцы тоже, и все." Подобрал пачку, пошел в метро -
вроде на работу опаздывает, первый день после отпуска. В переходе все
размышлял, зачем взял, не курит ведь, но не класть же обратно, не поме-
шает. Достал из кармана "единый", еще удивился, что по размеру на пачку
похож, показал мужику на входе, только потом опомнился, вернулся, спро-
сил про бабушку, бабушка все время тут стояла. Выяснилось, что ушла на
пенсию, Петр расстроился страшно, залез в поезд и стал вспоминать ее, и
как она ему головой кивала, и какая аккуратная была. "Вот надо же, при-
вык я к бабушке, она вроде мне как родная стала, может, я ее и полюбил
даже".
Классический дебют должен переходить в ничейную раскладку. Семен с
Кириллычем для начала схлестнулись на вечном вопросе о невинно убиенном
царевиче Дмитрии Углицком. Семен, ненавидящий царизм, раз за разом бро-
сал восьмилетнего отрока в приступ эпилепсии, да на ножичек, Кириллыч
противостоял, выстраивая милые его сердцу интриги до самой златоглавой
столицы, и при помощи Битяговских кромсал мальчишеское горло от уха до
уха.
Пили сидя на ящиках из-под яблок, молча, как всегда.Семен, более сво-
бодный, иногда ходил проверить давление в котлах, Кириллыч в это время
вплетал в затейливую аферу Марию Нагую, Бориса Годунова и строгого сле-
дователя Шуйского. Шуйcкий, правда, был ненадежен - сам не знал, чего
ему надо и в любой момент был готов поверить Семену с дурацким самоу-
бийством.
"Ну пойми же, - внушал Кириллыч через века, - Я сам видел, как они
его резали."
Возвращался Семен, и продолжали пить. Историю оставили нераспутанной,
уже совместно, как в особо сложных делах, напустив туману.
- Пар нормальный? - спрашивал Кириллыч, хотя мог просто повелеть ему
быть нормальным или, на худой конец, узнать, не спрашивая и не вставая с
места, но считал это делом презренным и мелким для себя.
- Нормальный, - отвечал Семен, соблюдая этикет и храня профессио-
нальное достоинство.
Заново прикладывались. В углу было еще много, потом можно отнести по-
суду.
Завязав на истории окончательно, даже чокнулись, звон стекла породил
в Семене очередную идею, и он сотворил из кучи песка клона, которого
отправил по городу с неясной еще целью, теплилось слабенькое ожидание,
что сюжет выйдет позже, но Кириллыч испепелил творение Семена, за что
пришлось немедленно принять. Потом украли у американцев (еще тогда, в
сорок пятом) атомную бомбу, подумали, что делать с ней опреде-ленно не-
чего, и вернули на место - случайно получилось единство по- мыслов, так
изредка происходило, но говорило о полном истощении.
Профессор Батогов сидел в архиве третий день и пытался понять.
С детства у Ивана Филипповича было отвращение к мудростям типа "рано
вставать - рано в кровать". Полная бессмыслица скрипящей доской распира-
ла его осушенные долгой работой мозги и мешала соображать. Сейчас в го-
лове сидело что-то хрестоматийное, вроде "Каждому воздашеся по делам
его", хоть и не совсем понятное, но столь же омерзительное по скрипу.
С самого утра профессору казалось, что он набрел на какое-то доказа-
тельство давно мучившей его проблемы, но поленился записать, теперь же,
перечитывая хронику на месте "...И в этой короткой жизни он устроил себе
потеху, а для своей будущей жизни знамение вечного своего жилища...", он
думал, что же могло ему придти в голову при чтении этой фразы. Но прош-
лое вновь закрылось туманом. "Ах, как бессмысленно все, как все бессмыс-
ленно и пошло!" - профессор ходил по комнате широкими шагами от полки к
полке. "Нет ничего хуже!" Отбросив какую-то рукопись шестнадцатого века,
Иван Филиппович пошел обедать.
Петр пришел, когда уже были хорошие. По крайней мере, две уже выжрали
и сидели на ящиках, пялясь друг другу в бессмысленные глаза.
Петр прогулялся по подвалу, проверил пар, как всегда нормальный -
привыкал к рабочему месту после долгой отлучки. Артерии центрального
отопления пронзали пространство подвала с тихим дрожанием и утробным
теплом, в дальнем углу асбестовым куском бился котел, как сердце велика-
на. Только сзади, у Семена и Кириллыча, было достаточнo светло, будто
они сидели в гигантском глазу, окошко под самым потолком и лампа дневно-
го света обливали их лучистыми потоками.
Семен без особого труда вскрыл черепную коробку Петра и отпил оттуда,
уступил Кириллычу. Острое наслаждение свежим током ударило в виски и
сняло усталость. Кириллыч пил долго, не отрываясь - уже старел, ему нуж-
но было все больше и больше. Семен даже отстранил его - иначе ничего не
осталось бы. Кириллыч утер губы, стряхнул с тыльной стороны ладони тепло
чужого мозга и успокоился, закрыв глаза.
Петр почесал в затылке, алкоголики не пошевельнулись, только Кириллыч
сидел теперь с закрытыми глазами. "Ну, друзья, меня-то возьмете?" Третий
ящик приполз из угла как-то сам собой. Петр сел, взял стакан и выпил.
Можно было играть дальше, без пробуксовок. Неназойливые рассуждения
Петра растворялись, распадаясь на разноименно заряженные ионы, и теряли
окраску, выделяя тепло и свет. Примитивная пища всегда усваивается лег-
че.
Для разминки Семен оживил одежду клона, которую ошалевшие милиционеры
свалили на пол посреди камеры в районном отделении милиции. Панцирь, до
сих пор лежавший на спине и смотревший пустым капюшоном в потолок, те-
перь бунтовал, бил рукавами и босыми брючинами в дверь, это было видно
через глазок. Майор, прибывший на место происшествия, не испугался (ну
просто не понял, что произошло) и, как настоящий рубака, принял решение
с ходу, по-суворовски внезапно. По его приказу дверь отперли, и майор
сам три раза стрельнул в спину уходящему призраку, одежда продырявилась
с грохотом кровельной жести, но даже не оглянулась посмотреть, не
вскрикнула, засияв тремя дырочками, удалилась навсегда.
Майор, ведомый неизвестной силой, сдвинул пистолетом фуражку на заты-
лок, задул дымок, слабо тянущийся из ствола, и незнакомым голосом ска-
зал: "Ушел, сволочь!"
"Красиво получилось!" - Семен расслабился, перемешивая в голове цвет-
ные пространства.
Стрелки курантов ножницами смыкались к полудню.
Царевич Дмитрий вышел на крыльцо.
Невдалеке шумела Волга.
* * *
"Как устал я от этой архивной каторги! - профессор Батогов вспомнил о
студенческих годах, когда элементарные средства (вроде выпитого сырого
яйца) возвращали его к жизни. - Но и годы уже не те, и силы уже на исхо-
де."
Подобрав случайно упавший следственный том, профессор углубился в
чтение.
В котельной выпили за нормальный пар, Кириллыч по-доброму взглянул на
Семена и подумал с ласковой издевкой: "Так как же насчет царевича?" Се-
мен улыбнулся и ответил: "Разберемся."
Дмитрий спустился с парадного крыльца, прикрикнул на мамку, непово-
ротливую дуру, и прошествовал по двору в надежде чем-нибудь заняться.
Позади дома четверо мальчишек играли в ножички.
Профессор оторвался от рукописи, почувствовав легкое движение. Он
очень увлекся чтением, и ему показалось, что вокруг - не полки хранили-
ща, а сруб великолепных дьяцких покоев. Батогов снова ухнул в чтение с
головой, не успев удивиться.
Петр понял, что гигантский водоворот сиреневых тонов захватил его уже
и тянет к сплющивающей точке своей середины. Там, в узком жерле водного
вулкана, бился белый земляной червь, скованный цепью судороги, и светлел
речной берег, искаженный переспективой. "Ах, как неохота!" - плавники не
слушались Петра, пошевелив хвостом, он ощутил ужасный приступ тошноты
(или отвращения к собственному телу). Пройдя за секунды всю эволюцию,
Петр осознал себя за столом, уставленным деревянной посудой, вспомнил
свое новое имя - Данило - и спросил у мужчины во главе стола: "Что, ба-
тя, помолились, пора и каши отведать?"
Царица только села обедать, когда во дворе истерически закричали:
"Царевича зарезали!!!"
Кириллыч глубоко вдохнул свежий воздух и ощутил в себе пульс давно
ушедшей молодости. Раскланявшись со звонарем, поднимавшимся на коло-
кольню, подошел к пацану в роскошной царской одежде: "Ну, здравствуй,
государь!" Дмитрий гордо посмотрел на малознакомого Никиту Качалова и
приветствовал его наклоном головы. "Какой красивый ты нынче, государь!"
Дмитрий улыбнулся. "Похвастал бы ожерельицем!" Дмитрий неспешно расстег-
нул пуговку на вороте и запрокинул голову, тряхнув светлыми кудрями. Ки-
риллыч выхватил из кармана ногайский нож.
К ним через двор бежал Осип Волохов. Кириллыч встретил его взгляд,
безумный взгляд Семена.
"О-о-па!!! Перестарались." Семен понял, что игра перехлестнула через
край, когда увидел себя в царском дворе Углицкого кремля. Царевич невда-
леке играл в ножички. Мягкая земля хозяйственного двора была истыкана
сталью и напоминала Семену чудовищный нарыв. "Ну сейчас, сейчас у него
припадок случится, а мама моя недоглядит." Василиса Волохова, неповорот-
ливая мамка, судачила с какими-то бабами, тоже, верно, мамками. Царевич
побледнел, и его кинуло на нож. Земля пропиталась нежданной влагой.
Кириллыч резанул по доверчиво открытому горлу мальчишки повыше бусин,
рука неожиданно дрогнула, и открывшаяся хрипящая рана показалась недос-
таточно широкой. "Надо же, сколько раз все это прокручивал... Чужими-то
руками жар загребать, а сам-то, сам!.." Мамка кинулась на тело царевича,
закрывая его и мешая вновь поднятой, кровавой уже, руке, закричала. "А
Осип-то где? С ним мы вроде?"
"Ну, правильно, - профессор оторвался от еды, посмотрел на жену, на
сына. - Сам он напоролся. Играл и напоролся. Я же не подбивал Микиту, я
же дома сижу, обедаю." Рукопись захватила его с головой. "Хотя бес меня
знает. Что Борис прикажет, то и сделаю. Хоть и дьяк, а подневольный че-
ловек." Жирная пища быстро насыщала.
Петр не совсем еще отошел от прожитого переживания, в голове его шу-
мело веретено, складывая пушистые нити отвращения. Молча ждал, пока батя
возьмет первый кусок, надлежащий главе семьи, и можно будет начинать
трапезу.
Мария вскочила, схваченная страшным сознанием потери, кинулась вниз
по лестнице, отбрасывая ее пролеты назад руками. На хозяйственном дворе
мамка в голос песенно причитала над телом Дмитрия, срываясь на верхних
тонах. Мария закричала, бросилась на мамку,схватив по дороге полено. По-
ленница покачнулась и осыпалась, дробясь на чурбачки. "В набат бейте, в
набат!!! Государя вашего убили!"
Звонарь, не выглядывая из колокольни, услышал крик царицы и намотал
веревку на руку.
Над Угличем забилось оханье набата.
Стайка воробьев сорвалась с крыши и улетела в сторону реки.
Ритмичные удары сбивали к кремлю толпу.
Профессор, не поняв вначале смысла происходящего, решил было дообе-
дать, но, поразмыслив, выбежал во двор, вскочил на коня и ринулся к
дворцу. Набат усиливался под цокот копыт.
Петр выглянул в окно, убедился, что батя ускакал, и набросился на
еду. Мать только головой покачала.
На площади собрался почти весь город. Василиса Волохова лежала, прик-
рывая руками голову, от нее по земле растекалась кровь, смешиваясь с
мертвой кровью царевича.
Мария, не догадавшаяся пока бросить окровавленное полено, стояла над
ней и кричала:"Это все выблядок твой, Осип, царевича зарезал!"
"Истеричка, - подумал Семен, - Как же это - я?! Его Кириллыч убивал,
и потом, он же сам, эпилептик, сам, больной сынок-то у тебя, сам он,
сам!!!"
"Ну я же говорил им - сам!" Профессора трясло над рукописью, как в
седле, крупной дрожью. "А у матери просто чердак поехал от потрясения.
Любимый сын-то!"
Битяговский ворвался в кремль, соскочил с коня и заметался по площа-
ди, пытаясь унять холопов.
Пьяный брат Марии Михаил заорал: "Да что там думать-то! Мужики, решай
их!"
"Нет, так не пойдет! Что это они на Осипа? Это же я его! И потом еще
не факт, что не несчастный случай! Ну ничего, дядя поможет. Дядя у меня
дьяк," - Кириллыч взглянул на профессора и, набравшись духу, выпалил в
лицо царице, что негоже людей мутить супротив невинного Осипа, да в час
скорбный. Царица побагровела, зашлась в крике от неслыханной дерзости,
оклики Битяговского не помогли, Качалова ударили по голове, вмяли в зем-
лю ногами, прошлись в азарте по запрокинутому лицу. Кириллыч ахнул,
взмахнул лимонными чешуйчатыми крылышками, и его отбросило на теплую
стену котельной.
"Что вытворяют-то, племяша задавили!" - профессор в ужасе отпрянул от
рукописи. "Дикость какая! Качалов тоже хорош - детей резать, но не нога-
ми же его топтать!" Битяговского толкнули, он чуть не упал.
Михайло пьяно ревел, забывшись в расправе.
"Ты, Михайла, уйни шум и дурна, которого не зделал," - произнес по-
луграмотно, по-старорусски, профессор.
Осип заметил, что Битяговский отвлек на себя внимание толпы, и бро-
сился бежать. "Зарезали - так зарезали. Я тут ни при чем. Маму только
жалко, да не поможешь ей. Расхлебывайте теперь сами."
"Зарезали его - зарезали определенно," - рукопись теснила воображение
профессора, по старой памяти свертываясь в свиток.
Царица, желающая крови за сына, опомнилась, когда Волохов уже улиз-
нул.
Василиса Волохова поднялась с сырой темно-красной земли и сквозь боль
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг