- В каком квадрате?
- Двадцать два, тридцать...
- Понятно, - прервал полковник с другого конца зала, - это они.
Минута в минуту, что значит - европейцы. Наверное, у них немцы за
летчиков.
Один из молодых офицеров за пультом протянул:
- Ух ты... Сбивать?
- Ты что, дурак! Что за шуточки? Похоже, они вошли в зону.
- Да, на запрос "свой-чужой" не отвечают. Может, шарахнуть? Все-таки
американцы... А если еще и немцы...
Кравец скрипнул зубами. Эти реформы совсем развалили дисциплину.
Сказал, сдерживая ярость:
- Когда-то погоним и американцев. Но сейчас у нас вся надежда на них.
- Дожили, - сказал офицер, его глаза не отрывались от экрана. -
Что-то они запаниковали...
- Пошли им сигнал, - поторопил Кравец. - Все в порядке, мол. Все под
контролем, теперь их очередь действовать. Сажаем на втором аэродроме,
оттуда одним броском накроют Кречета с его командой.
- Не слишком заметно?
- Никому ни до чего нет дела, - отмахнулся полковник горько. - Они
уже половину перебьют, половину повяжут, а уцелевшие еще будут ругаться,
что "синим" по привычной славянской дури вместо холостых зарядов боевые
выдали!
Глава 49
Компьютер ответил на пароль "свой-чужой", самолет получил добро.
Рэмбок облегченно вздохнул, повернулся к десантникам и показал большой
палец. Прошли последний рубеж, противоракетная оборона сочла их за своих,
осталось только приземлиться прямо на голову Кречета.
Точнее, приземляться будут самолеты с тяжелыми танками, их выставило
министерство обороны, а они, войска быстрого реагирования, посыплются, как
стальной горох, на головы этим растяпам, повяжут раньше, чем танки
генерала Смитсонсона скатятся с пандусов.
Русский бортинженер, покачиваясь как от рези в желудке, бормотал:
- Пока надеждою горим... пока надеждою горим... пока сердца для чести
живы, мой друг... мой друг... черт, как же дальше?.. учил же в школе...
мой друг... только и помню, что мой друг...
Пилот недовольно буркнул:
- Да что ты так вцепился в эти строки?
- Не знаю... Вдруг показалось, что это очень важно.
- Мой друг, - проговорил второй пилот с пафосом. - Отчизне отдадим
души прекрасные порывы!
Бортинженер обрадовался:
- Вот-вот! Фу, что за память...
Он ликовал, лицо просветлело, глаза счастливо блестели. Рэмбок
повернулся на голоса, спросил подозрительно:
- Что случилось?
- Пушкина начинаю забывать, - прошептал бортинженер смятенно. -
Пушкина...
- Пушкина забыть - последнее дело, - согласился второй пилот. - Кого
угодно можно забыть, даже как зовут президента и всю его челядь, но
Пушкина... Пушкин - это... это наша совесть.
Он покосился в сторону салона. Американские коммандос сидели ровными
рядами, словно вбитые в пол чугунные статуи. Рослые, налитые мускулами,
нерастраченной силой, все в зеленом, даже зеленые шлемы надвинуты на
глаза, странные и непонятные: с множеством приспособлений - наушниками,
усилителями, ночным видением, лазерной наводкой, поляроидными щитками, так
же как и уродливые комбинезоны уродливы из-за бронежилетов, одетых один на
другой, множество приспособлений, сохраняющих жизнь, даже сохраняющих
здоровье, позволяющих и с такой грудой полезного хлама бегать, прыгать и
кувыркаться под огнем, одновременно выпуская сотни прицельных пуль в
сторону противника...
Савельевский вел самолет лично. Краем глаза видел как эти дюжие
парни, не прилагая усилий и даже не поворачивая головы, переговариваются с
самыми дальними из своей команды, стоит только шевельнуть губами, как
микрофон уловит слабый звук, усилит и передаст именно тому, кому
предназначено. Особые наушники, приглушат грохот взрыва, зато голос
командира донесут ясно и четко даже за сотню километров!
Зеленые комбинезоны топорщатся, ибо два бронежилета: один
предохраняет от пуль, другой против пуль не спасает, зато надежно
выдерживает любые осколки.
Один из коммандос подошел к Рэмбоку, что-то шепнул. Пилоты
посматривали на них зло и униженно. Сильные и крепкие мужики, но тут
ощутили насколько беспомощны перед этой машиной для убийства,
молниеносной, неуязвимой.
А чернокожий солдат, словно чуя униженную злость русских, поглядел в
их сторону и демонстративно раздвинул широкие плечи, напряг мышцы. Это
было чудовище, Минотавр. Савельевский ощутил, что свяжи гиганту руки, а
ему дай в руки дубину, и то не сумел бы одолеть этого зверя, натасканного
долгими годами только убивать и убивать.
А Рэмбок все чаще поглядывал на командира экипажа. У того было
странное лицо. Настолько странное, словно позабыл о своих двух чемоданах,
рюкзаках и двух ломающихся сумках. Более того, словно услышал неслышимый
другими глас о производстве его в полковники, а то и вовсе о получении
богатого наследства.
На всякий случай Рэмбок подсел ближе. У русских нет богатых
родственников, так что одухотворенный лик командира корабля может быть
вызван тем, что понюхал тайком кокаина, вколол себе героина или ЛСД, а то
и какую другую гадость, неспроста же глаза блестят...
Внезапно русский пилот сцепил зубы, сказал что-то вроде: "привет
Гастелло" и потянул руль на себя. Самолет вздрогнул, словно не веря, затем
Рэмбок ощутил, как пол медленно начал наклоняться. Еще не встревожившись,
летят все-таки на хреновом русском самолете, он лишь цепко держал взглядом
лицо командира. Тот просветлел, словно уже добрался до чина генерала и
вдобавок получил орден Пурпурного Сердца. Пальцы штурвал держали крепко,
даже костяшки побелели как у мертвеца.
Как у мертвеца, мелькнуло в голове у Рэмбока. Он вскочил, дрожь
пробежала по нервам, волосы встали дыбом.
- Ты что творишь? - вскрикнул он в страхе. - Джон, Айвен, Майкл - ко
мне!
По салону прогрохотали сапоги. Трое огромных коммандос ворвались в
рубку. От их громадных тел сразу стало тесно. Майкл с порога бросил
быстрый взгляд на панель управления, вздрогнул. Глаза стали круглые, он
посмотрел на Рэмбока, медленно белея на глазах.
- Что? - рявкнул Рэмбок.
- Он... этот сумасшедший... пустил самолет вниз! - проговорил Майкл
осевшим, как глыба снега в марте, голосом. - В пике...
- Что?
- Он решил... он явно решил разбить самолет о землю!
Рэмбок схватил автомат, черное дуло уперлось в голову командира:
- Ты знаешь, что это?
- Знаю, - ответил командир странно весело, - и знаю, кто ты.
- Кто? - спросил Рэмбок ошарашенно.
- Дурак, который скоро умрет.
Рэмбок другой рукой выдернул его из кресла, зашвырнул в угол с такой
силой, что едва не пробил стальную обшивку. Там послышался глухой удар,
хруст костей, стон. Командир сполз на пол, голова его свесилась на грудь.
Майкл прыгнул в кресло, упал на панель, ибо самолет накренился почти
вертикально, уже не просто падал, а несся к земле, все набирая и набирая
скорость. Майкл хватался за рычаги, едва не плакал от бессилия, у этих
русских все не так, их в школе учили на современных самолетах, этот тоже
современный, даже мощнее американского, но дома все на электронике, а
здесь...
- Быстрее, - шептал Рэмбок, его глаза впились в альтиметр, высота
стремительно уменьшалась, они падали быстрее камня. - Ох, быстрее...
За их спинами начали возникать массивные фигуры коммандос.
Встревоженные, они без команды пробирались к рубке, старались по обрывкам
слов понять, что стряслось.
- Здесь все не так!
- Так сделай же что-то!!! - заорал Рэмбок. Он схватил из кресла
второго пилота, заорал бешено в лицо: - Я убью тебя! Вы что задумали? Мы
разобьемся!
Тот внезапно засмеялся, хотя лицо было белое:
- Убьешь? Ха-ха!.
- Я разорву!.. Я... выровняю самолет!.. Что этот идиот задумал?
Второй пилот оглянулся на командира корабля, тот так и не пришел в
себя, лежал безжизненной грудой.
- Мерзавцы, - сказал он крепнущим голосом, - Россию захватить
возмечтали? Хрен вам, а не Россия...
Рэмбок заорал, голос неожиданно сорвался на визг:
- Какая Россия? На хрена нам нищие? Нас послали, чтобы помочь вам и
тут же убраться!!! Мы никогда не остаемся в странах, где побывали!
Пилот кивнул, на лбу выступили крупные капли пота:
- Еще бы... А то еще думать начнете! Совесть проснется хоть у одного
на тыщу... Нет, грохнетесь все вы тут, и костей не отыщут...
Коммандос грозно загудели, Рэмбок завизжал:
- Но погибнешь и ты!
Пилот сказал как-то нараспев, словно читал по старой книге:
- Нам жизнь не дорога, а вражьей милостью мы гнушаемся...
- Связать его, - распорядился Рэмбок, - связать так, чтобы и пальцем
не шелохнул! Посадим без него. Господи, помоги нам... Мы посадим самолет.
Мы посадим...
В Государственной Думе с утра скапливался народ, к депутатской работе
вроде бы отношения не имеющий. Прибыли телевизионщики всех каналов Москвы
и России, но они растворились в толпе массмедиков крупнейших телестудий
Европы и мира. Фотокорреспонденты торопливо щелкали затворами дорогих
фотоаппаратов, запечатлевали напряженную обстановку.
Депутаты начали прибывать раньше обычного, еще за полчала до начала
заседания стало ясно, что кворум будет. А, судя по лицам и репликам
депутатов, смещения Кречету не миновать. Кто-то открыл тотализатор:
застрелится Кречет или нет, а если застрелится, то в первый же день, или
попробует малость поспорить?
Когда зал заполнился, а председательствующий Гоголев объявлял
повестку дня, бочком-бочком в зал вошел Коган, министр финансов, занял
место в части зала, отведенного для исполнительной власти. Гоголев начал
объявлять процедуру отрешения, как вдруг Коган вскочил, начал требовать
слова. Ему включили микрофон, пусть говорит с места, все знали, что Коган
категорически против политики сильной руки, за свободные экономические
отношения, за рынок, и что с Кречетом ему не сладко.
Коган откашлялся, непривычно насупленный, раздраженный, словно не мог
понять, почему он здесь.
- Сперва должен сообщить, - сказал он колеблющимся голосом, - об
одном предложении...
Гоголев прервал нетерпеливо:
- Должен напомнить, что на повестке стоит очень важное дело. Которое
касается судьбы всей страны.
Коган повысил голос:
- Но это как раз и касается! Я имел беседу с американским послом...
По всему залу морщились, переглядывались. Гоголев сказал раздраженно:
- Представляю! Надо сообщить им, что как только сместим этого
зарвавшегося солдафона, то сразу же вся Россия с ее богатствами будет к
услугам американцем. Пусть придут и нам помогут... Так и отвечайте пока.
Яузов слушал, приложив трубку плотно к уху и поглядывая на Кречета.
Президент в сопровождении двух десантников и этого долбанного футуролога
пошел к джипу.
- Поторопись, - велел он в трубку. - Президент намеревается поехать в
часть к Лещенко.
Из трубки донесся смешок:
- От моих танков не уйдет. А уж от элитных американских... тем более.
- Где они?
- Уже прошли третью линию.
Яузов поморщился, Кречета бы арестовать и низложить, но в таких делах
без крови не обходится. Впрочем, когда шли на военную службу, их
предупреждали, что сытая и привольная жизнь офицеров: поди туда - принеси
то, а не то мордой в грязь и никуда не денешься, может смениться службой в
горячей точке, где стреляют настоящими пулями. И, если разобраться, чем
Кречет лучше, чем те ребята, что охраняли станцию слежения?
Он отключил связь, вздохнул и пошел к своему бронетранспортеру.
Американские военные транспортники красиво и точно заходили на
посадку. Из окон диспетчерской угрюмо смотрели, как исполинские машины с
кажущейся неспешностью опускаются на бетонную полосу, затем короткая
пробежка, останавливаются почти на середине полосы, словно на ходу бросают
якоря.
Огромные люки были распахнуты в тот миг, когда самолеты только-только
останавливались, а колеса еще не перестали вращаться. По пандусам быстро
начали скатываться огромные тяжелые танки, сразу из всех пяти самолетов,
выкатывались и выкатывались, огромные приземистые чудовища, над которыми
десятки лет работали лучшие конструкторы, сглаживая броню так, чтобы
снаряды отскакивали, зато собственную огневую мощь довели до предела. Это
были не танки, а стальные чудища, извергающие разом из всех щелей десятки
снарядов, ракет, пуль из крупнокалиберных пулеметов.
За танками катились бронетранспортеры. Над бортами виднелись округлые
головы коммандос, все настолько упакованные в сверхпрочные панцири, что
иголку не просунуть.
- Да, это армия, - вздохнул один.
- Профессионалы!
- У них конкурс, чтобы попасть в части. А у нас и офицерам по три
месяца жалованье не выдают...
Кто-то сказал подбадривающе:
- Ничего! Вот американцы помогут вернуть дерьмократию, деньжат
одолжат, а там с их помощью и оживем.
- Да? А чем расплачиваться?
- Ну, Курилы какие-нибудь отдадим, как когда-то отдали Аляску. Черт с
ними! Мне-то что до той Аляски? И без Сахалина проживу. Пусть японцы
заберут себе, только заплатят...
Но голос был слишком веселым, чтобы поверили, и говоривший сам
поперхнулся, умолк. В гробовом молчании смотрели, как танки быстро
помчались за кромку поля, там выстроились в три рядя, огромные и пугающие,
прижатые к земле, как стальные звери перед прыжком.
Даже бронетранспортеры выглядели чудовищами: спаренные
крупнокалиберные пулеметы спереди, сзади, с боков, портативные ракетные
установки, ПТУРСы, и все с компьютерной системой наведения, лазерными
прицелами... Черт, да им только вышагивать следом за своей техникой,
цветочки собирать!
Глава 50
Кравец ехал на своем джипе, с ним был только полковник Джон Сильвер,
он командовал отрядом коммандос, сотней самых отборных элитных. У танков
своя задача, у них своя. Похоже, чувствовал себя неуютно в открытом всем
ветрам джипе, поглядывал на идущий бок-о-бок бронетранспортер. Коммандос
следят за ними сквозь прозрачные щитки, закрывающие лица от пуль и
осколков.
Танки, грохоча гусеницами и вздымая удушливую пыль, неслись справа и
слева, остальные грохотали сзади.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг