что останется за гусеницами...
Кречет посматривал насмешливо:
- Не любите?
- Очень, - признался я. - Грубая сила, знаете ли, всегда противна
интеллигенту.
- Интеллигенция бывает разная, - возразил он. - Есть и такая, что
воспевает мощь наших вооруженных сил так, что тошно становится. К примеру,
этот Терпуш...
- Которого в Госдуме проталкивают в министры культуры?
Кречет быстро взглянул на меня:
- И это знаете?.. Черт, какой дырявый у меня кабинет... Успокойтесь,
Коломийцу ничего не грозит. Услужливый дурак опаснее врага, как сказал
народ, а повторил один басенник.
Я усмехнулся:
- Разве Терпуш такой уж дурак?
- Дурак, - серьезно ответил Кречет. - По большому счету, дурак. Хоть
и ультра-патриот... Но врет настолько, что стыдно и за него, и за Россию,
которую превозносит так усердно, что блевать хочется. Он не понимает, что
достигает обратного результата, когда непомерно восхваляет победы, скажем,
на Куликовом поле или Бородино... Это можно было при Сталине, когда
историю переписывали как угодно, а иностранные передачи глушили, но сейчас
любой грамотный резонно скажет: прости, дядя, но при Бородино русская
армия потерпела сокрушительное поражение! Заслуга ее только в том, что
впервые сражалась с Наполеоном доблестно. Все остальные битвы, а их было
много еще до вторжения в Россию, проиграла с позорнейшим результатом. А
Наполеон всякий раз возвращал нам из плена русскую армию, одев ее заново
за свой счет!.. На поле Куликовом мы победили не Орду, как Терпуш вопит на
всех сходках патриотов, а один крохотный отряд. Причем, положив почти все
русское войско. На следующий год пришел другой отрядик, взял Москву, сжег,
а Дмитрий Донской при виде подходящих татар позорно сбежал в леса... Но об
этом помалкивают. Вообще-то для Орды наша Русь была крохотным пятнышком
где-то на окраине мира, она больше обращала внимание на богатейшие уже
захваченные страны всего Востока, Китая, Юга... Брехня даже с памятником!
Донского изобразили худощавым красавцем, а все летописи говорят, что он с
детства был зело тяжел, грузен и толст, на коня садился с помощью двух
мужиков. Каково чистой душе, что верит всему, а потом наткнется на эту,
предположим, строчку в летописи? Перестанет верить и правде!
Я покачал головой:
- Про вас могут подумать, что Россию не любите...
- Идиоты! Я как раз ее люблю больше, чем они. И жизнь готов отдать. И
страдаю, что не было у нее тех победоносных войн... Ну, Суворов, хотя к
нему отношение двоякое. Все-таки бил турок, а в ту эпохи турки были хуже,
чем мы в Крымскую... И вообще все войны Суворов вел, если честно,
несправедливые... Как бы теперь сказали, захватнические. Спасал царей!
Боролся против прогресса в мире, даже в армии. Чего стоит его идиотское:
пуля - дура, штык - молодец!.. Нет, я люблю Россию, но если у нее не было
тех великих побед, то они будут!..
Пол слегка наклонился, я ухватился за спинку сидения. Земля встала
под углом, приближалась пугающе быстро. Крохотные коробки танков
вырастали, а игрушечные дома превратились в склады, ангары, приземистые
укрепления. От горизонта до горизонта земля выглядела пугающе мертвой,
изрытой, словно по ней палили из космических кораблей или же сюда
высыпался рой тунгусских метеоритов.
Мои плечи сами по себе передернулись:
- Как на Луне!
- Велика Россия, - согласился Кречет. - В ней отыщутся не только
лунные поля, но и черт знает что, а то и того больше... От полного
безмолвия Заполярья до бамбуковых зарослей Приморья... И везде наши
танковые армии ржавеют. Жаль, не успеваем продать к черту! Все-таки танки
у нас самые мощные в мире. Танки - это танки...
Я сказал с горечью:
- Танки, танкисты... А для меня это слово значит совсем другое... И
не только для меня.
- Что же? - полюбопытствовал Кречет.
- В городе Братске так называют... по крайней мере, в 80-х называли,
солдат, что убегали из армии и прятались в канализационных трубах под
городом. Даже в лютые зимы там можно некоторое время выжить... Часто можно
было видеть, как тот или иной горожанин, покупает в булочной две буханки
хлеба, одну по дороге бросает в люк, а другую несет домой. Так делал почти
весь город. Для них слово "танкист" - это несчастный исхудалый солдатик с
отчаянными глазами, который прячется под железной крышкой городской
канализации. Иные прятались годами... Почти все постепенно умирали от
холода и болезней.
Кречет нахмурился:
- Это что-то вовсе из легенд... Это какая же из газет придумала?
- Как раз газеты об этом и молчат. Это мой сын в армии попал под
Братск. Солдаты рубили лес и пасли офицерских свиней. Когда в тайге
удавалось изловить жука или кузнечика, их съедали с жадностью. Мой сын,
который до армии весил восемьдесят, он в меня, крупный, там исхудал до
пятидесяти. Когда не выдержал и сбежал... да-да, сбежал!.. его сняла с
поезда железнодорожная милиция на станции Тайшет. И тут та проклятая
милиция, которую не любим и которой не доверяем, срочно дозвонилась ко мне
в Москву, рассказала в чем дело и посоветовала спешно приехать. Они, мол,
обязаны передать военной комендатуре, но лучше бы в присутствии
родителей... Моя жена срочно вылетела в Тайшет. Там уже сидел из военной
комендатуры один и требовал беглеца. В милиции облегченно вздохнули,
передали в присутствии матери беглеца, а ей отдали заключение врача, в
каком состоянии солдат: переломан нос, ребра, истощен, в кровоподтеках...
и шепотом посоветовали ни в коем случае не отдавать бумаги военным. Она
позвонила мне, я побежал здесь в военную прокуратуру... Словом, был суд,
часть расформировали. Офицеры плакали кровавыми слезами, ибо у них
отбирали помещичьи угодья и крепостных!..
Кречет хмуро кивнул:
- Мерзавцы. Но, как видите, даже в то время правда торжествовала.
- Да, но на суд ушло девять месяцев. За это время я получил инфаркт,
спустил на содержание в гостинице жены все деньги и влез в долги, а потом
вдруг начал слепнуть. Врачи с удивлением сказали: рановато в вашем
возрасте... Не было ли какого-нибудь продолжительного нервного напряжения?
Кречет старательно скрутил двойную фигу и поднес мне под нос:
- Как, видно?
- Мне сделали две операции, - сообщил я. - У Федорова. Я не только
вашу фигу вижу, но и то, что за фигой.
- Что же?
- То, что вас ждет внизу.
Мы приземлились прямо посреди поля, так мне показалось, но едва
охрана повыпрыгивала из вертолета, на полной скорости подкатили два джипа.
Из одного быстро выскочил, не дожидаясь, пока тот остановится, высокий и
моложавый, но явно очень немолодой генерал.
Кречет выпрыгнул, генерал резко бросил руку к виску:
- Господин президент, во вверенной мне части...
Кречет рывком остановил, слегка обнял, сдавил ручищами плечи,
посмотрел в глаза:
- Отставить. Я знаю, что у генерала Пивнева всегда все в порядке...
Только, что у вас с головным убором?
Генерал с неудовольствием пожал плечами:
- Все в порядке. Чист. Кокарда на месте.
- Да нет, - проговорил Кречет, он впервые за дорогу улыбнулся. - Я
привык, что размер фуражек зависит от уровня интеллекта. Чем меньше
извилин, тем шире фуражка. Иные носят на головах целые сомбреро... А у вас
прямо кепочка. Небось, уговаривали на нечто эдакое с футбольное поле?
- Было, - ответил генерал, он тоже улыбнулся, глаза чуть потеплели. -
Спасибо, что замечаете и такие мелочи. Надеюсь, что и крупные наши беды не
останутся без вашего высокого внимания.
- Ну, Николай Иванович, зачем так официально! Мы все-таки знакомы по
службе давно.
Генерал ответил суховато:
- Я знал генерала Кречета, помню даже полковника Кречета. Хорошие
были офицеры. Если бы не страшился быть заподозрены в лести, сказал бы
даже, что очень хорошие. Но президента Кречета пока не знаю.
Кречет развел руками:
- Буду стараться, чтобы и президента вы могли назвать неплохим...
даже в разговоре на кухне с приятелями. На ваше несчастье я еще и
верховный главнокомандующий. А вы - командуете войсками "синих", если не
ошибаюсь.
- Все-то вы замечаете, - повторил Пивнев. - Ровно в двенадцать?
- Да, по плану.
- Ну, верховный сможет все переменить в последний час.
- Да бросьте... Что это вы все морщитесь? Зубы болят?
Генерал сказал, морщась, глаза были как у затравленного зайца, хотя
странно видеть заячьи глаза на крупном теле медведя:
- Я ни о чем не могу думать, кроме как об Афганистане, Чечне,
Таджикистане... Мы так унижены, оплеваны, чувствуем себя по уши в дерьме,
а эти чернозадые ликуют! Трубят о победе! А наша сволочная пресса, что так
любит унижать свой народ, сама ползает на брюхе перед всем нерусским...
пусть даже чеченским, только бы не русским... что она сделала, что она
сотворила! Как оплевала все наше!
Кречет кивнул:
- Есть решение.
Пивнев сказал зло:
- Я о них уже наслышан.
- Настоящее решение, - сказал Кречет.
Что-то в его голосе заставило генерала поднять голову. Всмотрелся,
голос его дрогнул:
- Если и оно окажется... липой, то я застрелюсь.
Я увидел, как в глазах Кречета промелькнуло одобрение. Давно не
слышал, чтобы кто-то готов был застрелиться.
- Решение, которое многое даст России, - сказал Кречет. - Очень
много! А заодно позволит иных противников просто стереть с земли.
Пивнев вскинул голову. В лице ясно читались страх и надежда.
- Что значит... стереть?
Кречет сказал жестко:
- Чечня это или какой еще регион, но если там избивают русских,
уничтожают, изгоняют из домов, то мы просто обязаны ввести туда войска. И
дать приказ стрелять в каждого, кто заподозрен... только заподозрен, что
вооружен! Стрелять за косой взгляд, за дерзкий вид, стрелять в каждого,
кто покажется потенциально опасным. Журналистов допускать лишь потом,
когда пройдет такая... очистительная война. А какой продажный крикун
гавкнет что-то о нарушении прав, то пристрелите и его на месте. На войне
не без несчастных случаев! Послать только те войска, что уже озлобились,
кто будет сперва стрелять, а потом спрашивать... Мы должны расквитаться за
позор. И мы это сделаем.
Пивнев смотрел счастливо, лицо порозовело, он весь помолодел, грудь
раздалась, а спина выпрямилась, но когда Кречет оборвал речь, глаза
генерала начали гаснуть.
- Я не представляю, - сказал он протрезвевшим голосом, - как это
можно сделать.
- Я скажу, - пообещал Кречет. - Но если я это гарантирую, то...
Генерал встал, вытянулся:
- Любое ваше приказание будет выполнено! Любое. Если это позволит мне
дать такой ответ Чечне или кому-то еще, то я готов... не знаю даже на что
готов. Хоть сделать обрезание и стать иудеем!
Кречет скупо улыбнулся:
- Ну, до этого не дойдет. Однако нечто подобное предстоит. И еще...
Что за черт?
Поморщился, к нам тащилась целая колонна разноцветных машин: от
роскошного кадиллака до джипа, правда, даже джип роскошен до безобразия:
блестит как солнце, нашпигован компьютерами, во все стороны торчат теле и
кинокамеры, а народ настолько пестрый, горластый и наглый, что за версту
видно - пресса.
Кречет дернулся:
- А этот сброд зачем?
- Пресса освещает все, - ответил Пивнев медленно, и нельзя было
определить по голосу, одобряет приезд прессы или осуждает.
- Черт, тут одни шпионы!
- Наверное, есть и просто газетчики, - успокоил Пивень, в голосе
звучала прежняя насмешка. - А вы их к стенке! Здесь чисто поле, никто и
знать не будет.
- Хорошо бы, - вздохнул Кречет.
- А кто мешает? Сопляки, недоумки с микрофонами!
- А где набрать умников на всю страну, - сказал Кречет тоскливо. -
Так не бывает, чтобы вся страна - умники... Или хотя бы половина. Этих
побьешь, другие возьмут в руки микрофоны да телекамеры... Надо терпеть,
пока эти подрастут, поумнеют. Или хотя бы повзрослеют... Ладно, раз уж
приехали, пусть расставляют свои микрофоны. Я сейчас поговорю с
захваченным шпионом... не смейтесь, в самом деле нечто подобное
изловилось, но через полчаса вернусь.
Странно, подумал я, Кречет - первый из президентов, которого пресса
не любит, предыдущих она лизала в зад в любом случае, а оппозицию
оплевывала с рвением чисто русских холуев, подлейших и бесстыжих. То ли
так уж верят, что Кречет их не тронет, то ли спешат свалить Кречета до
того как тронет...
Глава 46
Одетый в пятнистую форму десантника, в чем многие усмотрели зловещий
смысл, далеко идущие намеки, Кречет встал на фоне колонны танков. Пусть с
холостыми зарядами для учения, но за спиной маячили генералы, которые
смотрели на телевизионщиков с неприкрытой неприязнью.
Корреспондент ОРТ, сытый и наглый, что привык показывать себя,
любимого, на экранах чаще, чем президентов и политиков, поинтересовался
жирным голосом:
- Господин президент, что означают эти маневры? В чем их скрытый
смысл?
Кречет ответил сдержанно:
- Две недели войска НАТО проводили маневры, где боевой техники было
задействовано больше, чем у нас. И что же? Вы их не спрашивали, им можно.
Войска США три дня назад закончили совместные маневры с южными союзниками
в Японском море, это близ наших берегов... Опять же, это в порядке вещей.
А совместные учения Украины и НАТО? Но вы ищете скрытый смысл только в
наших маневрах.
- Но все же...
- Смысл в том, что Россия выходит из болезни. И заново осматривает
себя, что у нее в порядке, а что нужно подтянуть. Вам, как увильнувшему от
армии и уже отмазавшему от армии своего сына... Возражаете? Василь
Павлович, после этой пресс-конференции раздай господам из прессы
заключения врачей... да-да, как фальшивое, так и истинное... Так вот, вам,
повторяю, как увильнувшему от армии и отмазавшему от нее своего сына,
хотелось бы, чтобы наша армия перестала существовать! Что ж, благое дело.
Но сперва пусть уничтожат свои армии те, на чьих землях не побывали
захватчики, на чьих землях не горели дома, не строили концлагерей, не
истребляли население... Но что-то ни ваша хваленая Америка, ни Австралия,
ни Мексика своих армий не сокращают! Почему?
- Господин президент, - задал вопрос корреспондент четвертого канала,
- а что вы скажете о... скажем так, о исламизации России? Правда ли то,
что вы намерены превратить Россию в исламское государство?
По рядам пронесся взволнованный шумок. Блицы заполыхали чаще,
стремясь запечатлеть каждый миг, когда президент произнесет роковые слова.
Кречет широко и чистосердечно улыбнулся:
- Что за чушь? Я ведь не князь Владимир!
- Но только в Москве сейчас начата постройка десяти крупных
мечетей...
Кречет развел руками:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг