- Отвори ворота. И до приезда людей из охраны президента никому не
отворяй.
Он судорожно закивал, еще не веря, что остался жив, а десантник
погрозил ему пистолетом, явно стараясь услужить:
- И чтоб никаких шуточек! Ты меня знаешь.
Ворота открылись с такой скоростью, словно их отстрелили, как крышки
над стратегическими ракетами в шахтах. Десантник уверенно гнал машину,
молчал, лишь когда впереди показалась широкая автострада, вдруг сказал:
- Это я виноват.
- Что?
- Не надо было, говорю, отстреливаться. Вы ж не хотели, чтобы и этих
всех... И так всю нашу команду положили. Я ж вижу по вам, что врукопашную!
Да и стрельбы не слышал.
- Гм, - сказал я.
- Хотя не понимаю, - продолжал он с озадаченностью профессионала, -
как вы атомную затащили!.. Вас же привезли связанным, а на объекте
взрывчатки не было...
Я буркнул угрюмо:
- Забудь. Они знали, на что шли.
Он кивнул, соглашаясь. Я внимательно осматривал панель, снял одну
штуку, надеясь, что это вычурный телефон, кнопки подходят, только их
побольше. Потыкал пальцем, из мембраны донеслось хрипловатое:
- Алло?
- Это Никольский, - сказал я торопливо. - Срочно Чеканова!
Через несколько долгих мгновений послышался торопливый голос:
- Чеканов у телефона. Где вы, Виктор Александрович?
Я покосился на десантника, и вместо того, чтобы заорать в истерике,
сказал как можно хладнокровнее:
- Пошлите людей на объект... на дачу генерала Покальчука.
По звукам из мембраны слышал, что несколько человек уже сорвалось с
места, а какие-то машины, что в нашем районе, сейчас круто разворачиваются
и с воем мигалок несутся в нашу сторону.
- Сделано, - сообщил он торопливо. - Где вы?
- Сейчас буду, - буркнул я.
- Что с вами? - крикнул он чуть тише. - А, вы не можете говорить?
- Приготовьте два кофе из запасов президента, - сказал я. У моего
десантника ухо вытянулось в мою сторону на полметра, и я добавил. - И пару
больших бутербродов... Нет, лучше дюжину.
- Сделаем! Что-то еще?..
- Да. И две ложки сахара.
- Две... ложки?
- Ложечки, - поправил я. - Чайные! Ладно, размешаю сам.
Голос в трубке был торопливый, услужливый. То ли Чеканов думал, что я
помешался, то ли был уверен, что я несу какую-то чушь под дулом пистолета.
- Все сделаем.
- Я сейчас прибуду, - добавил я. - Если нужны подробности, то пусть
Марина кофейник не выключает.
Десантник покосился на коробочку сотового телефона, я небрежно сунул
ее в бардачок, спросил уважительно:
- Канцелярия самого президента?
- Она самая.
- Ого... А вы в самом деле начальник охраны?
- Бери выше, - сказал я с неудовольствием. - Я футуролог.
- Футуролог? - переспросил он. - А это ниже черного пояса или... как?
Я посмотрел на него с отвращением:
- Конечно, "или как". Ты, сынок, весь ниже пояса. Я профессор!
- А-а-а-а, - сказал тот с превеликим уважением. Машина неслась как
стрела, я не сразу вспомнил, что все мастера рукопашного боя, перешедшие
на преподавание, именуют себя профессорами, но поправлять уже не стал,
надо было следить за дорогой. Судя по уважительным взглядам, что бросал на
меня этот айкидошник или кунфуист, непонятная степень ставила меня выше
любого черного пояса или супермастера по ай-мать ее-до. - Тогда да,
конечно... Что прикажете делать, сэнсэй?
- Гони прямо в Кремль.
Парня увели, меня заверили, что к нему репрессий не будет, а меня
сразу же отправили в малый зал к Кречету, где он работал сам. Я
чувствовал, как с каждой минутой в расшибленном месте расплывается
огромный безобразный кровоподтек, и когда я переступил порог, Кречет даже
отшатнулся:
- Виктор Александрович!..
- Господин президент, - сказал я недружелюбно, - я как-то работу
футуролога представлял иначе...
Он быстро обогнул стол, взял меня за плечи, всмотрелся, в глазах было
сочувствие, но заверил меня бодро:
- Вы как никогда похожи на ученого с мировым именем!
- Как вы на президента, - согласился я злобно.
- Пожалуй, это повод увеличить вам оклад, - предположил он с
преувеличенной деловитостью. - Попробуем провести это через Думу. Ну,
чтобы не обвиняли в растранжиривании государственных средств! Конечно,
придется рассказать перед двумя-тремя подкомитетами некоторые
подробности... Как, говорите, добывали сведения у княгини?
- К такой правде страна еще не готова, - ответил я мрачно. - Лучше
оформить прибавку как полевые, таежные, сверхурочные. Будто не знаете, как
это делается!
Он сказал задумчиво:
- Так делается, да? Гм... Надо в Академию Наук послать налоговую
инспекцию... Марина, где же кофе?
Марина вошла раньше, чем оборвался его вопль. На подносе было четыре
чашки, а бутербродов горка высотой с минитауэр. Кречет вскинул брови, я
пояснил:
- Это я заказывал. На себя и на того парня.
Марина сказала сочувствующе:
- Может быть вам укол сделать?
- От столбняка? - я почувствовал, что в самом деле начинаю злиться. -
Или, чтобы не взбесился? С вами взбесишься! Оставьте, пусть заживает.
Платон Тарасович, я спер ноут-бук, пусть хорошенько покопаются. Пусть
особых секретов там не будет, но многое можно понять и по косвенным
данным.
- Расскажите, - попросил Кречет, - как все было.
После моего рассказа, на диво короткого и серого, он долго смотрел на
меня задумчивым, совсем не генеральским взглядом:
- Не могу поверить, Виктор Александрович!
Я развел руками:
- Я тоже.
- Но вы... истребили всю охрану Покальчука!
- Ну, Платон Тарасович, это было частью удачей. Но страшновато
другое.
Он насторожился:
- Что?
- Никаких угрызений совести, - ответил я медленно. Перед глазами
встали картины схватки. По спине пробежал озноб, но не потому, что я
стрелял в живых людей, а что меня самого могли убить или ранить. - И
сейчас не чувствую. Помню, умер котенок... Я плакал, когда закапывал в
саду. А сегодня пульс участился только из-за этого чертова автомата, что
весит как гранатомет.
- Он и бьет как гранатомет, - утешил Кречет. - Только потому вы живы.
На этих ребятах такие бронежилеты!.. Мы как-нибудь поговорим на такие
умные темы, Виктор Александрович, но сейчас давайте работать. Одно скажу:
мы стремимся вернуть те кодексы, когда человеку будет совестно не то, что
выстрелить в другого человека, но даже сказать обидное слово.
- Тогда меня совесть загрызет.
Он развел руками, сомневался, что меня она даже укусит, еще раз с
видимым удовольствием оглядел мой заплывший глаз, разбитую скулу:
- Вас еще не видели Яузов и Коган?
- Нет.
- Покажитесь, - посоветовал он.
- С чего ради?
- У них был трудный день. Я сорвался, наорал... Пусть хоть что-то
будет радостное за день.
Остаток дня я доработал, а в лихорадке и суматохе нашей работы почти
забыл про разбитую скулу. Тем более, что личный лекарь президента все-таки
вколол мне какую-то гадость, жжение прекратилось, я ощутил себя бодрее, а
заживление, как меня заверили, пойдет как на собаке. Да не породистой, те
изнеженные, а на простом двортерьере.
Только когда поздно вечером я, почти ничего не соображая, выходил из
здания к поджидавшей меня машине, меня догнал Чеканов:
- Вы уж простите, Виктор Александрович, что так случилось!
- Да ладно, - отмахнулся я. - Я же сам виноват, обязан был вам
позвонить. Вы предупреждали.
- Но все же, - не сдавался он. - Я должен был предусмотреть все. И
даже вашу ученую недисциплинированность, рассеянность... Но, честно
говоря, вы нас всех повергли в шок, Виктор Александрович!.. Я слышал, что
вы что-то вроде современного Ломоносова! Или Пифа... Пифагора, вот. Раз -
и любая проблема у вас уже без одежки. Бери и пользуй.
- Мне далеко до Ломоносова, - сказал я скромно, - тот ломал по две
подковы разом. А Пифагор так и вовсе трехкратный чемпион Олимпийских игр в
кулачном бою!
Я чувствовал, как он смотрит вслед с открытым ртом. Похоже, этот
бывший чемпион мира по боксу в самом деле великих деятелей науки и
культуры представляет такими, какие те на школьных портретах! Зря я
брякнул непотребную правду. Народ, как говорится, до нее не созрел.
Часть 3
Глава 39
Кречет сказал очень серьезно:
- Виктор Александрович, я не могу вам приказывать, так как вам
удалось отвертеться от армии... Много дали в лапу?.. А то бы призвал
сейчас, одел бы погоны: встать-лечь, упал-отжался... Даже не могу просить
какое-то время не выходить из дома. Понимаю, собачке надо гулять, вызывая
справедливый гнев соседей своими кучками под их окнами... Но на некоторое
время я пересажу вашего шофера за руль своего автомобиля. Черт, надо будет
заказать еще хотя бы один...
- А в чем будете ездить вы? - удивился я.
- На танке.
- По Москве? - удивился я. - Прорвалось все-таки генеральское!
Он засмеялся:
- Здорово бы! Но пока только по танкодрому, затем - по ровному такому
полю. Маневры! Надо посмотреть наши мускулы, сможем ли показать зубы
НАТО... Пока только лаем, но пусть видят, что можем и куснуть, если
загонят нас в угол. А они уже почти загнали... Нам нечего терять, как
прозорливо сказал по этому поводу великий Блок.
- Надолго?
- Дней пять, не больше. А то и два-три. За это время, надеюсь, ничего
не случится. Хотя, конечно, пахнет порохом... Не от границ, а из-под двери
любого кабинета.
Я пытливо посмотрел ему в лицо:
- Вы полагаете, что мне настолько опасно оставаться? Тогда, быть
может, отправиться с вами?
Он подумал, отрицательно качнул головой:
- Так будут учебные танковые бои... Правда, стреляют только
холостыми, но грохота и дыма как на Везувии. Даже у меня потом с неделю в
ушах как в Елоховской, а моя голова чугунная, хоть лоб и медный... Да и
Мирошник пусть не сидит. А то оклад о-го-го, а неделю жить на халяву? Нет,
пусть он и возит, а ваш Володя... у него оклад поменьше, пусть пока
пошабашит к зарплате. Они все шабашат.
Глаза его оставались серьезными.
Кленовичичевский примостился на стульчике возле двери, терпеливо ждал
Кречета. Марина принесла и ему чашечку кофе, он рассыпался в извинениях,
не хотел мешать, просил не обращать на него ни малейшего внимания.
Команда трудилась за круглым столом, но небольшие столы появились и
по углам зала. Кабинет преобразился, компьютеры появились во множестве,
даже Коломиец умел попадать пальцем по клавишам, а Коган и Мирошниченко не
расставались вовсе. Сейчас Мирошниченко сидел за самым дальним столом,
загораживая спиной экран, что-то высматривал секретное, подсчитывал. На
столе Когана два компьютера, он переводил взор с одного экрана на другой,
сличал, хватался за голову, нервно колотил по клавиатуре.
Сказбуш писал, писал, наконец с отвращением отшвырнул листок:
- Черт... Нам так хочется победы русским, что черт знает за что
цепляемся! Кулибин наш - всем Архимедам архимед - ладно, русские слоны -
самые толстые на свете - пусть, русские часы - самые быстрые в мире -
стерпим, но уже с восторгом говорим, что наша русская мафия заполонила
Америку, Европу, что она самая крутая и жестокая, что теснит других
подонков... Тьфу!
Краснохарев поднял голову от своих расчетов, затуманенные глаза
медленно сходились в фокусе:
- Святая правда, Илья Парфенович!.. Раз приехал из России, значит -
русский? Знаем, какие русские понаехали! Разрешение на выезд брали в
Израиль, мол, на родину, а все как один оказались в Бруклине, там ослиной
мочой бензин разбавляют, да мацу без сертификатов продают!
Коломиец услышал смешок, с недоумением поднял голову, понял, сказал с
пафосом:
- Как вы правы, Илья Парфенович! Я, со стороны работника культуры
скажу, что порнозвезды уже заседают в парламенте, дочери профессоров
мечтают о работе проституток, гомосеки уже не просто тоже люди, а чуть ли
не лучшая часть человечества, ибо ломают старую мораль общества... В кино
миллионеры женятся на профессионалках-проститутках, наемные убийцы
оказываются лучше и порядочнее, чем добропорядочные граждане... Бог мой,
до чего же евреи довели мир!
Они посмотрел на Когана, но тот упорно игнорировал окружение. Перед
ним на экране компьютера высвечивались колонки цифр, пальцы Когана бегали
по клавишам калькулятора. Я ревниво покосился на заставку, так и есть,
министр финансов по Интернету влез в свежие документы Международного
Фонда, копается, сличает со своими записями. Ничего секретного, но
протоколы еще не получены, а он спешит увидеть первым. Еще вчера просил
программистов связать его то с той программой, то с другой, а сегодня уже
сам... То-то морда сонная, глаза красные, явно днем работает как министр,
а по ночам учится на хакера.
Сказбуш шумно вздохнул, хотел было углубиться в расчеты, но разминка
показалась короткой, да и что за разминка, если не получил ответный пас,
подумал, сказал глубокомысленно:
- Любой мусульманин принадлежит всему исламскому миру. Что-то вроде
советского человека, который дома как в Белоруссии, так в Армении или
Чувашии. Потому страны ислама так помогают друг другу, потому в Чечне и
Таджикистане сражаются люди разных стран лишь потому, что помогают своим
единоверцам... Когда русский Иван Петров, мусульманин, приезжает в Иран,
Кувейт или Арабские Эмираты, он приезжает к себе домой, на родину, это его
страны тоже! Родины даже. А вот в России все еще чужак, хотя за Россию
проливал кровь.
- Вроде евреев, - согласился Коломиец понимающе. - Те везде дома!
Либо их Христу кланяются да молят бога Израиля их помиловать... либо
президент еврей... надо бы к Кречету присмотреться...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг