- Христа распяли, ладно - их внутреннее дело. Но язычники...
- А теперь хотят и его учение искоренить, - предположил тихий Усачев.
- Странный какой-то сионистский заговор.
Я боялся, что головы повернутся в мою сторону. Так и случилось, и от
ожидания скорых неприятностей мороз пошел по коже. Стараясь выглядеть тоже
беспечным и веселым, я развел руками:
- Почему нет?.. Христианская церковь - враг иудаизма. Православие
попортило крови иудеям больше, чем все цари и генсеки вместе взятые. Но,
полагаю, дело не в этом.
- А в чем?
- Никто не собрал древних русских былин и сказаний больше, чем еврей
Гильфердинг. Годами скитался по самых удаленным селам Севера, записывал
все, что еще оставалось в памяти древнейших стариков, публиковал, снова
отправлялся в экспедиции, спасая древнее русское наследие. Так и замерз
где-то в лютую метель. Полагаю, что и этот... Казанов вполне искренен.
- Но почему? - не понял Краснохарев. - Почему?
- Сионистский заговор, - объяснил Кречет серьезно.
Я покосился на Когана, тот молчал, отводил глаза. Кречет тоже бросил
быстрый взгляд на министра финансов, взял Краснохарева за плечи и вытолкал
в двери:
- Казанов так Казанов, язычники так язычники... Пока ни моей головы,
ни моей задницы не требуют - черт с ними. Лишь бы налоги платили.
Когда я вставлял ключ в замочную скважину, телефон подпрыгивал от
истошных звонков. С той стороны в дверь знакомо бухнуло. Хрюка скреблась и
верещала, когда я приоткрыл дверь, бросилась на грудь, как мелкая прыгучая
болонка.
- Не понимаю, - сказал я, - чего к тебе цепляются? Толстая,
мордастая... Во-первых, ты не толстая, а аппетитно полненькая. Во-вторых,
Анна Каренина тоже была полной, как и Гамлет, но дураки постановщики
обязательно выбирают на их роли тощих и заморенных манекенщиц и... э-э...
манекенщиков. А ты - настоящая!
Она повиляла хвостиком, преданно глядя в глаза. Мол, ты тоже
настоящий, дай фролик.
Телефон зазвонил снова. Снова выждал до третьего звонка:
- Алло?
Из трубки донеслось:
- Виктор Александрович?..
- Вы забыли назваться, - ответил я сухо. На табло пробежали прочерки
вместо номера звонящего. Либо кто-то звонит из автомата, либо не желает,
чтобы его номер высветился на моем определителе.
На том конце мужской голос сказал поспешно:
- О, простите великодушно!.. Наша, знаете ли, национальная черта.
Особенно обидно для нас, кто стоит на возрождении нравственности,
порядочности, что обязательно включает в себя правила поведения,
этикета... Вас беспокоят из Высшего Дворянского Собрания. Меня зовут
Аркадий Аркадьевич, я ответственный секретарь нашего общества, мы бдим и
радеем о возрождении нравственности...
Хрюка подбежала к двери, поскреблась снова прибежала, глядя в мои
глаза очень настойчиво.
- Аркадий Аркадьевич, - сказал я, - не говорите так красиво.
На том конце провода дробно рассеялись:
- О, слова Базарова! А нынешнее поколение уже и не знает Тургенева...
- Аркадий Аркадьевич, - сказал я уже суше, - чем могу быть полезен?
На том конце провода уловили мое нетерпеливое желание отделаться,
голос заторопился:
- Понимаете, многие видные члены нашего общества высоко оценили ваш
труд на благо Отчизны. В частности, князь Голицын, князь Вяземский, князь
Тьмутараканов, ряд баронов... Группа видных членов выступила с
предложением принять вас в Высшее Дворянское Собрание.
Хрюка снова настойчиво показала на дверь, напоминая, что раньше
гуляли три, а то и четыре раза в сутки, а сегодня были на улице только
раз, сейчас уже почти ночь...
Я удивился:
- Но я же, к счастью, не князь и не граф!
Голос сказал с мягкой укоризной хорошо воспитанного человека:
- Никто сразу князем не становится. Как и графом. Но вас хотят
принять в дворяне в знак признания ваших заслуг перед Отечеством. Пока
лишь пожалованное дворянство, но потом, если не сойдете с вашего
благородного пути, то пожалованное может стать потомственным... для ваших
детей. А вы сами можете быть удостоены графского звания или, скажем,
баронского...
Хрюка взвизгнула, глаза были отчаянные. Не скрывая разочарования, она
ушла на кухню, кокетливо виляя толстым задом. Я с облегчением вздохнул,
плюхнулся на диван. От меня пахло, как от коня после суточной скачки.
Наискось дразнила слегка приоткрытая дверь в ванную. Оттуда тянуло
прохладой, я посоветовал благодушно, но с понятным нетерпением:
- Ребята, не смешите. В стране немало дураков, что и деньги заплатят,
и в зад вас поцелуют, только бы их зачислили в бла-а-агародные! Новые
русские, старые идиоты - мало ли? Я из другого теста. Прощайте.
Когда нес трубку от уха к рычажкам, оттуда неслось писклявое:
- Вы не понимаете! Лучшие люди...
Я скомандовал:
- Хрюка! На выход.
Никто не отзывался, в комнате было тихо. Удивленный и встревоженный,
я сделал шаг в сторону кухни, в лицо пахнуло такой мерзкой вонью, что я
сперва отшатнулся, а потом заторопился еще больше, пока смрадом не
пропиталось все в комнате.
Хрюка сидела под столом. Сгорбилась, уши виновато прижала, вид был
такой несчастный, что я только сказал:
- Ладно... Не страдай. Это я виноват.
Кучу убрал в три приема, кормлю чересчур, но с другой стороны, собака
у меня для радости, не для дурацких выставок, пусть лопает, так жить
проще.
Лужа подтекла под холодильник. Хрюка чувствовала себя такой
виноватой, что я бросил в утешение пару фроликов, потом лишь запоздало
подумал, что фролики - это поощрение, а что поощрил, по мнению Хрюки,
сейчас?
- Не страдай, - сказал я еще раз. - Раз уж так получилось, то потерпи
еще чуть. Потом гулять будем долго...
Воду пустил ледяную, заорал, раскаленная кожа едва не зашипела, но
заставил себя стоять под жесткими, как прутья, струями. Хаотичные мысли
начали упорядочиваться, словно их тоже промыло холодной струей. Что-то
здесь не то... С какой стати вдруг предлагать мне дворянство? Или как-то
связано со звонком Рыбаковского? Ладно, это всего лишь безобидные ущербные
люди. С комплексом неполноценности, но с повышенными амбициями. Группа
калек, что объявили себя лучше по тому же признаку, что и собак, звонок
значит лишь, что информация о моем членстве в команде президента уже
просочилась за двери кабинета и пугающе быстро пошла вширь...
Продрогнув, я выскочил, растерся докрасна, но и когда вышли с Хрюкой,
внутри оставался неприятный холод.
Хрюка носилась по кустам, норовила подобрать какую-нибудь гадость и
сожрать втихаря. Инстинкт охотницы берет верх: даже накорми жареной
печенкой так, что пузо будет волочиться по полу, все равно подхватит
заплесневелый сухарь и сожрет с такой жадностью, будто мрет с голоду.
Собачница из дома напротив, в подобном случае, с краской стыда всякий раз
начинает уверять всех, что собаку свою кормит хорошо...
Черт, все-таки у Кречета отношения с массмедия паршивые. Конечно,
вместо власти партии наступила власть хама с микрофоном, но массмедики -
одна из самых массовых профессий, а где взять миллион умных людей? Но даже
наберись столько в России, то надо же и в академики, музыканты, писатели и
художники... для журнализма останутся лишь те, у кого вместо мозгов совсем
другое.
Кречет не видит, что каждое поколение людей о подвигах и сражениях
знает не так, как было, а как подано в массмедии... Сколько в битве под
Москвой советские и германские войска понесли потерь, намного больше, чем
все потери союзников за всю войну! То же самое в Сталинградской битве, на
Курской дуге, при взятии Берлина... Но мир больше знает пустяковые по
масштабам операции на Арденнах, высадку в Нормандии... Да ладно, многие ли
знают какие подвиги и какие силы были брошены в Липецкую битву?.. А кто
вообще помнит это страшное побоище во времена Древней Руси! А вот весь мир
знает, в том числе и Россия, что один швейцарский охотник подстрелил
ненароком забредшего в лес австрийского наместника. Об этом написаны
книги, поставлены оперы, балеты, написаны симфонии... "Вильгельм Телль"! И
мы, мол, пахали. То есть, принимали участие в национально освободительной
борьбе. Изничтожали прогнившую австро-венгерскую империю.
- Хрюка, домой, - скомандовал я. - Похоже, сегодня поиграть не
придется...
Да что поиграть, напомнил себе хмуро. Самый мощный в мире ноут-бук,
сконструированный по индивидуальному заказу, еще даже не неисследован как
следует!
- А другие играют... - сказал себе с колебанием. - Играют... Но
что-то здесь не так...
Напротив нашего дома институт, там вечно торчат автомашины, а
некоторые в поисках свободного пятачка залезают на газоны, тротуары,
теснятся возле мусорных ящиков. Это впечатляет, когда вплотную с
безобразнейшими грязными облезлыми ящиками стоят дорогие мерсы, кадиллаки,
форды.
Сегодня уже воскресенье, но пара машин как прибыли вчера вечером, так
и остались. Ничего удивительного, там часто оставались после работы, а
сердобольные старушки жалеют бедных инженериков, что работают так
каторжно, дотемна, а то и остаются на ночь, работают в выходные. Но я,
прогуливаясь с собакой под стенами института, слишком хорошо знаю мелодии,
что слышатся из открытых окон: вот эта из "Warcraft"а, а эта из
"Diablo-2"... Понятно, не у каждого дома стоит мощный компьютер, к тому же
здесь можно по Интернету за государственный счет...
В одном мерсе смутно разглядел за рулем скучающего шофера, во втором
окна так затемнены, что не разглядеть, есть ли кто там вообще.
Я прошелся через сквер, пообщался с собачниками, Хрюка попыталась
насесть на смирного ротвейлера, тот терпел, очень современный и
воспитанный, я постыдил чересчур эмансипированную Хрюку, на обратном пути
обошел институт с другой стороны, прислушался.
Окна закрыты наглухо, горит лампочка сигнализации. В институте тихо,
пусто. Никто сегодня не играет. Если бы машины стояли в рабочие дни, никто
бы на них и внимания не обратил. А может быть, они и стоят там со
вчерашнего дня...
Чувствуя холодок между лопаток, словно лезвием кинжала провели по
спине, я подозвал Хрюку и ушел в дом. Консьержка вежливо улыбалась, но
глаза были любопытные. За мной приезжают на машине, хотя раньше вообще
выходил только с собакой да в ближайшую булочную...
Чувствуя себя глупо, я все же позвонил в милицию:
- Алло?.. Напротив моего дома стоят две очень подозрительные
машины... Что?.. Да потому подозрительные, что вроде бы приехали в
институт, но тот закрыт, горит сигнальная лампа. Похоже, собираются
ограбить... Адрес? Записывайте...
Чуть отодвинув занавеску, я наблюдал, как через пару минут примчалась
машина с синими полосками на борту. Ребята выскочили крутые, в
бронежилетах, с автоматами. Я ощутил смутное удовлетворение, хотя раньше
по-обывательски милицию не любил: грубияны, тупые, пьянь...
В черных машинах явно не спорили под дулами автоматов. Я видел, как
появилась рука, парень в пятнистом комбинезоне, не опуская автомата, взял
документы, долго просматривал, передал другому. Все это время стволы
автоматов смотрели в салоны роскошных машин, и я представляю, как
осторожно там двигались, чтобы не спровоцировать автоматную очередь.
А затем случилось то, чего я ожидал и побаивался. Милиционеры
почтительно откозыряли, вернули бумаги и уехали. Черные машины остались.
Сердце мое колотилось учащенно. Похоже, за мной ведут слежку.
Собирают данные, так как я ничем не интересен, и досье на меня явно никто
не составлял. Ребята спешат восполнить упущенное, а сейчас, возможно,
записывают сквозь двойные стекла с помощью лазерных усилителей даже
шуршание бумаги в туалете.
И следят за мной не простые бандиты, не простые.
Глава 19
Кречет звонил дважды. Предупредил, что линия защищена, ни одна собака
не подслушает, но я перебил невежливо, пока он ничего не брякнул,
рассказал о машинах. Они стояли всю ночь, я ложусь поздно, видел. К утру,
правда, исчезли, но при современных техсредствах разговор можно записывать
хоть с Луны. Не только стекла, даже бетонные стены уже не защита.
Кречет посерьезнел, спросил о моей старой работе по Македонии, но по
голосу чувствовалась озабоченность вовсе не балканскими странами.
Утром я отгулял возле дома, в ближайшем скверике. Хрюка как
чувствовала, быстренько пустила одну большую лужу и несколько маленьких,
утверждая свое "я" поверх других собачьих автографов, и мы вернулись к
подъезду. Когда поднимались на крыльцо, во двор въехала черная волга.
Володя опустил стекло и помахал рукой.
Когда я вошел, в приемной чинно сидели люди, чьи лица я вроде бы
видел на телеэкранах и в газетах... или же просто очень похожи, чиновники
все как манекены, а телевизор включал, честно говоря, только чтобы
послушать погоду, и уж совсем редко - новости.
Я заметил несколько сдержанно завистливых взглядов. Особенно, на мои
джинсы и рубашку с закатанными рукавами. Понятно, уже знают, что я в
команде. А о своем будущем пока ничего сказать не могут. То ли в министры,
то ли в лагерь. От Кречета можно ждать всего.
А селекторе послышался властный голос. Марина ответила поспешно:
- Будет сделано, господин президент!
Она встала, министры начали вставать тоже, словно невидимый оркестр
заиграл гимн. Это было комично, я фыркнул, а Марина, покосившись на меня
хитрым глазом, объявила:
- Господин президент просит вас в большой кабинет... Нет-нет, Виктор
Александрович, вы были в малом. Позвольте вот сюда...
Мы пошли за ней как гуси, все такие же тяжелые, толстые,
неповоротливые, хотя многие подтягивали животики, помня что Кречет
отжимается от пола тридцать раз, брюхо не распускает, словно генерал
старой царской армии, а не современной русской.
Это был не кабинет, а зал, в нем бы балы крутить, одних только люстр
четыре, каждая, как в Большом театре, столы составлены в затейливую
фигуру, что-то вроде подковы с крестьянского коня. На столах скромные
вазочки с цветами, бутылки с минеральной водой, соками, даже широкие блюда
с виноградом. Гроздья крупные, ягоды блестят, словно каждую отмывали по
отдельности.
Кречет ухитрился похудеть за воскресенье. Глаза ввалились, отчего его
и без того грубое лицо выглядело как у средневекового монаха, перешедшего
в инквизиторы. Серая кожа стала землистого цвета.
- Наотдыхались? - сказал он сварливым голосом вместо приветствия. -
Теперь посмотрим, насколько вас хватит... Сегодня мы в несколько
расширенном составе. У каждого свой кабинет, но некоторые задачи проще
решать сообща. Я тут пока что набросал перечень неотложных, пожарных мер.
Ну, борьба с коррупцией, больше свободы милиции и группам по борьбе с
бандитизмом... народ одобрит, если отпетых пристрелят еще при аресте. Есть
и еще кое-какие радикальные меры, которые народ, увы, не одобрит. Более
того, завопит на митингах...
Коган воскликнул возмущенно и одновременно обрадовано:
- Увеличение налогов?.. Хорошо бы, но опасно...
- Нет, - ответил Кречет, колеблясь, и все уставились на него с таким
удивлением, словно заколебалась сама кремлевская стена. - Есть меры, на
которые меня подтолкнули работы нашего уважаемого Виктора Александровича.
Даже с закрытыми глазами я ощутил бы эти взгляды как острые иголки в
полметра длиной. Меня рассматривали уже не как блажь президента, который
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг