изо рта. Он сделал шаг, ноги дрожали и пытались согнуться. Вот я...
потомок Рюрика!.. Прими жертву...
Мир качался, ноги подкашивались. В ушах стоял шум, но сквозь
рев крови в черепе внезапно услышал победный рев боевых труб, что
звучали сверху. Он шагнул в страшный жар, ноги подкосились, рухнул
на раскаленный твердый камень. Последней гордой мыслью было, что
сумел даже упасть на жертвенную плиту, сумел, смог, он герой, он
умер, зато Киев будет жить...
Солнце поднялось из-за края земли, но костры по необъятному
печенежскому стану еще горели. С крепостной стены они выглядели как
опрокинутое на землю звездное небо. Владимир с самой высокой
сторожевой башни молча прикидывал, сколько там воинов, всякий раз
сбивался со счета, а потом и вовсе махнул рукой. В любом случае
придется отсиживаться за стенами. Хотя первая стычка далась очень
легко. Даже очень.
Внизу у ворот толпился вооруженный люд. Волчий Хвост орал,
размахивал мечом, выстраивал и подравнивал. Владимир хмурился, затея
еще раз попытать счастья не очень нравилась, печенегов все больше,
второй раз уже так не попадутся...
Волчий Хвост проорал, выпячивая грудь:
Запомнили, сукины дети?.. Ни шагу от стен! Кто ослушается хоть
на шаг, я не только наплюю на его кости, но и дом его разорю, дабы
не смел подводить боевых другов!
Врата заскрипели, масса поспешно хлынула на простор. На этот
раз Волчий Хвост решил испытать в бою пеших, все молодые да зеленые,
настоящего врага не нюхавшие.
Владимир видел сверху, как без нужды суетятся, перебегают с
места на место, выстраиваются хоть и быстро, но с немужской
поспешностью. Правда, выстроились быстро, подровняли ряды.
Печенеги, завидев противника уже по эту сторону стен, заорали и
ринулись нестройной лавой. Напрасно умелые военачальники кричали и
пытались наладить атаку. Киян горстка, к тому же пешие, по виду
молодые, здоровые, таких рабов можно дорого продать в земли
Востока...
Волчий Хвост заорал, выпучив глаза. Разом поднялись луки,
воздух задрожал, завыл, сотрясаемый множеством тяжелых стрел. У
пеших луки еще длиннее, а стрелы убойнее. С земли стрелять
сподручнее, туча тяжелых как дротики стрел пошла вверх по очень
длинной дуге.
Печенежская лава еще не набрала скорость, как стрелы обрушились
железным градом. Раненые кони ржали, поднимались на дыбки, мешая
другим, падали, о них спотыкались, падали, ломая ноги и сбрасывая
всадников. Стрелы все летели и летели, тяжелые и с острыми как
бритва кончиками, над конской лавиной стоял неумолчный крик страха и
боли. Однако лава еще неслась, хоть и сильно замедлила бег, а стрелы
все били и били, бросая под ноги коней скачущих сильных молодых
батыров...
Волчий Хвост уже раскрыл рот, готовясь приказать спрятать луки
и хватать приготовленные копья, но печенеги совсем замедлили ход,
начали огибать киевских воинов, в их руках тоже стали появляться
луки.
Он с напряженным вниманием смотрел, как огромная лава не
решилась с ходу ударить в пеших, догадались, проклятые, пошли на
рысях мимо. Луки уже у всех, видно что натянуты тоже почти разом,
стрелы коротенькие, легкие...
Послышался долгий змеиный свист. Сердце трепыхнулось и застыло,
словно брошенное с размаху на лед. Разом потемнело, словно солнце
закрыла туча, а затем весь мир накрыли странные сумерки.
Печенежские всадники, разом выпустив тучу стрел, поспешно
доставали из колчанов стрелы, бросали на тетивы, быстро оттягивали
до уха и посылали одну за другой в сторону киевского войска.
Плотная темная туча стрел взбиралась по длинной дуге как гора,
она и весила как гора, а когда стрелы достигли верхней точки и пошли
по той же дуге вниз, на войско киян, Волчий Хвост чувствовал, как
все тело застыло в смертном страхе, поспешно встряхнулся, напомнил
себе, что видел подобное уже сотни раз, и ничего, не только жив, но
и стал воеводой. Совсем не зазря.
Кияне разом присели и закрылись щитами. Поле перед крепостными
вратами покраснело, словно внезапно зацвело маками. Послышался
дробный частый стук, будто с неба обрушился ливень, перешел в
грохот. Красные щиты потемнели, став похожими на спины рассерженных
ежей.
Некоторые воины, укрывшись за щитами соседей, торопливо били
щитами оземь. Стрелы с хрустом обламывались, но падающие с неба тут
же находили цель, в рядах вскрикивали, падали, толкая соседей,
подставляя их тоже под железный град.
Остальные выжидали терпеливо. Стрелы щелкали и по шлемам, что
торчали над щитами. В третьем ряду молодой Веселун, один из внуков
Претича, рискнул чуть-чуть приподнять голову, сделав себе щелочку
для глаз над краем щита, десяток стрел простучали по шлему. Щит все
еще вздрагивал от частых щелчков, а две стрелы вонзились в узкую
щель, попав в глаз и в переносицу.
Не дожидаясь, когда стрелы истощатся, печенежская конница пошла
быстрым шагом, все время набирая скорость. Лучники прекратили
стрельбу, иначе стрелы поразят незащищенные спины своих удальцов,
вот-вот врубятся в эти коленопреклоненные ряды...
Разом, словно вздохнула земля, войско киян качнулось,
поднялось. Кое-кто спешно сбивал торчащие стрелы, другие пренебрегли
такой мелочью, выставили копья и уперли в землю.
Копья! заорал Волчий Хвост слегка запоздало. Ровней ряд!
Ровней!
Не высовываться, прокатилось по рядам. Держать ряд...
Доскакав на расстояние броска дротика, всадники завизжали,
нагоняя страх, у каждого из руки вылетело короткое метательное
копье, и, выставив пики, ринулись на пешие ряды воинов. Дротики,
вонзившись в щиты, пригибали их к земле, кияне с проклятиями
поспешно срубали, обламывали, а конница уже налетела, ее встретил
лес длинных копий с длинными заточенными остриями.
Послышался новый зловещий свист. Кровь застыла в жилах. На этот
раз свист шел со стороны стен города. Там было черно от народа, у
каждого в руках дергается лук, сотни рук одновременно хватают из
колчанов стрелы, оттягивают тетивы, стреляют почти не целясь...
Яростный бой шел в первых двух линиях. Копейщики выбивали
длинными копьями всадников, те стремились успеть срубить
наконечники. А туча тяжелых стрел сыпалась на задние ряды печенегов.
Волчий Хвост рубился в переднем ряду. По нему стучало как по
крыше дождь, но сам он глыба камня, да еще в кольчуге, а поверх
кольчуги плотные булатные доспехи. Так что, кроме пары
кровоподтеков, пока не отыщешь на теле отметин, а его длинная сабля
вышибла из седла уже с десяток удалых да горячих.
Держать ряд! порявкивал он время от времени. Дер-р-р-ржать!
По шлему щелкнуло с такой силой, что будь у него хвастливый
ромейский шлем с их гребнями да выдавленными орлами, уже сорвало бы
с головы. И подбородочный ремень не удержал бы, но конический шлем,
гладкий как зеркало, не дал зацепиться острию.
Ряды печенегов таяли как грязный весенний снег под лучами
жаркого солнца. Со стен стрелы летели все так же часто, а Волчий
Хвост, уловив растущее замешательство степняков, заорал:
Два шага вперед!.. Бей!.. Еще шаг!..
На стенах тоже заорали, видя, как ряды пеших качнулись и
двинулись по телам печенегов. Волчий Хвост шагал впереди, рубил,
командовал, успевал замечать, кто как бьется, кого похвалить, кого
обругать. По нему били как по мишени, стреляли из луков, бросали
дротики, тыкали копьями, секли саблями. Но массивный воевода,
неумолимо двигался вперед, и хотя в руке не меч, а сабля, зато почти
вдвое длиннее печенежской, да и рубил с такой силой, что порой
рассекал всадника вместе в конем.
Остатки печенегов попятились, а потом, не выдержав, повернулись
и в панике ринулись обратно.
Волчий Хвост тут же заорал:
Строго стоять!.. Поворот кругом!.. Быстрее, равлики бесовы!.. К
воротам быстро но не бегом! Кто побежит удавлю своими руками!
Он махнул людям, что висели сверху на воротах. Пара голов
исчезла, а створки ворот начали отворяться.
Волчий Хвост отступал последним, пятясь и прикрывая собой
молодняк, что с этого дня уже будет считаться умелыми бойцами.
Глава 37
Владимир следил за боем с высокой башни. Лицо великого князя
оставалось мрачным. По лицу пробегала судорога, а желваки вздули
кожу так, что побелела как мертвая. Он все чаще оглядывался на
днепровские кручи. В ночи там однажды блеснул огонь, чересчур белый
для сотворенного руками людскими, но сейчас тихо. Даже не
поднимаются стаей галки, как всегда, если через чащу ломится стадо
диких свиней или бредут на водопой лоси.
Когда на башню поднялся Белоян, Владимир спросил глухо:
Ну?
Да вот гну, буркнул Белоян. Авось дуга будет. Ты о чем?
Знаешь, о чем. Что зрит твое кудесничество? Где тот древний
бог, которого призвала та сволочь?
Белоян долго всматривался в днепровские кручи:
Не ведаю.
Из горла Владимира вызвался злобный рык:
Да какой же ты... Эх! Если его вызвали нам на погибель, то где
он?
Короткий мохнатый палец Белояна подвигался в пространстве,
затем в нерешительности застыл, указывая на днепровскую горку.
Там. Чую.
Ага, сказал Владимир сдавленно. Там. И что же?
Не ведаю, буркнул Белоян.
Когда он двинется на нас?
Не ведаю.
Но он же... вошел в силу?
Еще как, ответил Белоян несчастливо. Еще как.
Так что же его держит? спросил Владимир напряженно. Если тот
чародей сумел вызвать нещадного бога... мстительного и свирепого...
то что?
Не ведаю, ответил Белоян в третий раз. Что может удержать бога?
Перед полуднем степняки ринулись на первый приступ. Владимир
хмуро смотрел, как коренастые, приземистые люди соскакивают с коней
и, размахивая саблями, бегут вверх по склону. Зимой его полили бы
водой, дабы застыл, по льду не взобраться, но сейчас на стенах едва
удерживаются тяжелые валуны...
Слева послышался тяжелый выдох. Двое воинов подкатили огромную
округлую глыбу, напряглись. Та качнулась, беззвучно рухнула за
стену. Через пару мгновений донесся тяжелый удар. Валун понесся по
земляному валу, твердая как камень земля гудела, даже блистали
короткие искорки: в вал при насыпке вбили немало таких глыб. Справа
и слева со стен спихивали такие же камни, те неслись страшной цепью.
Степняки с легкостью уворачивались, но глыбы несло потоком, они
давили, размазывали по земле, оставляя раздавленные тела в красных
лужах.
Владимир довольно рыкнул, когда один из степняков, в редком для
них ромейском доспехе, с дорогой саблей, отпрыгнул от камня, но тут
же попал под другой. Тот отшвырнул его с дороги, а когда уже
бездыханное тело упало на землю, по нему прокатился третий, размером
с крупного барана.
Почудилось даже, что слышит хруст костей, но какой хруст:
воздух дрожит от леденящего душу визга степняков и грозного
медвежьего рева защитников крепостных стен!
Большая группа самых отважных и нетерпеливых притащила огромное
бревно. Торец блестит железом, значит, готовили заранее. Начали
мерно бить в ворота, сверху тут же полетели булыжники. Другие
удальцы закрывали таран и его людей широкими щитами. Булыжники в
деревянные щиты били со стуком, в окованные металлом со звоном,
кого-то валили наземь, таких оттаскивали, павших спешно заменяли, а
бревном без передыху грохали в створки ворот. И хотя с этой стороны
врата подперты целой стеной мешков с песком, все же на душе скребут
кошки...
Печенежские лучники, не слезая с коней, стреляли в защитников
на стенах, но лишь немногие стрелы долетали, зато лучники со стен
били всадников на выбор.
Все городские врата, кроме Берендейских, уже были подперты
бревнами и завалены каменными глыбами, заложены мешками с песком.
Возле Берендейских тоже сложили гору мешков, набитых тяжелым речным
песком, но одни ворота защищать легче, да и кровь молодых богатырей
играет, целыми группками исчезают в ночи, а возвращаются с мешками
отрезанных ушей.
А если ночью выскальзывал целый отряд, то со стен вскоре
видели, как пожар охватывает печенежский стан, там мечутся
обезумевшие кони, бегают человеческие фигурки, а их бьют и режут
какие-то демоны.
Сегодня утром к воротам прибыли еще две подводы, привезли
песок, а также заодно и целиком зажаренного лося для защитников
врат. Дружинники с веселым гомоном отрезали сладко пахнущие куски,
даже черный люд, таскающий мешки, взялся за ножи и пошел срезать
мясо с толстых костей.
Со стороны центра города послышался тяжелый конский топот.
Показался скачущий по узкой улочке огромный всадник на громадном
коне. Копыта звенели громко, иск-ры вылетали целыми снопами, но сам
был как вырубленное из скалы подобие человека, и конь тоже выглядел
каменным и цельным, даже грива не развевалась при скачке.
А Дюсен в самом деле чувствовал себя единым целым с конем, в
железе с головы до ног, тяжелый и мрачный, как поросшая мхом скала.
Он мчался по улицам Киева с тяжелым грохотом, почти ничего не видя
перед собой, в глазах кипели злые слезы.
По эту сторону ворот толпы черного люда таскали, как муравьи,
мешки с песком, но укладывали в сторонке, врата должны быть свободны
для своих, это уже опосля, когда уже и носа не высунуть, когда
вот-вот ворота падут, тогда быстро заложить с этой стороны...
Двое воевод, Волчий Хвост и вечно хмурый Макаш, и трое из
дружинников распоряжались народом. Со стены к ним спустился человек
в красном плаще. Только князь носит красный плащ, дабы вои зрели,
что князь с ними. Дюсен вспыхнул от злой радости, заскрежетал зубами
и грубо направил коня прямо на воевод.
Макаш и Волчий Хвост несколько отступили, а Владимир сверкнул
своей открытой белозубой улыбкой, что так красила его хищное лицо:
А, Дюсен... Что ты верхом? Вроде бы все сейчас на стенах...
Я не все! ответил Дюсен грубо. Я не твой народ!..
Воеводы зароптали, а Владимир посерьезнел, голос стал тверже:
Дюсен, ворота заперты. С той стороны могут набежать, а тут не
готовы...
Тогда я полезу через стену! заявился Дюсен вызывающе. Но я не
останусь с твоим вшивым народом!
Он с наслаждением бросил ладонь на рукоять тяжелой сабли.
Сейчас будут крики, звон железа, он нырнет в сладкий горячечный бой,
будет блеск железа. Его тело будет принимать и наносить удары, потом
боль, надо ее принять достойно, а когда падет на землю, надо
сохранить лицо героя, не дать исказиться в гримасе труса, что
страшится смерти...
Но воеводы стояли молча и только смотрели, а Владимир вздохнул
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг