Оглушенный ударом кулака казак застонал, начал подниматься с пола. Он
еще стоял на четвереньках, когда сапог Засядько с силой ударил его в
высок. Оле показалось, что хрустнули кости. Она ощутила тошноту, но
поспешно начала думать о Васильеве, об есауле, что остался на крыльце.
Засядько перевернул второго убитого, кровь от его ножа залила одежду.
На поясе были пороховница, баклажка с вином. Трофеи неплохие: три сабли,
два ружья, ножи. Ружья заряжены, это два выстрела...
-- Сядь,-- сказал он быстро.
Оля села, и он удивился с какой готовностью она сразу же приняла вид
испуганный и угнетенный. Скрипнуло, отворилась дверь. Взгляд есаула сперва
упал на Оля, потом глаза расширились, когда увидел три распростертые тела.
Он нащупал рукоять сабли, рот открылся для вопля, но тут же могучая рука
схватила сзади за горло, злой голос прошептал в ухо:
-- Хочешь умереть -- только пикни.
Есаул замер. Засядько грубо повернул его лицом к стене. Оля вскочила
и рыбацкой веревкой так туго стянула ему руки, что есаул прошипел:
-- Зверюка... У меня руки отвалятся.
-- Это ненадолго,-- утешила его Оля. Голос ее звучал хрипло,
возбужденно, но страха в нем не было.
Засядько быстро сделал кляп, забил есаулу рот. Но и тогда во взгляде
казачьего офицера было уважение, с которым тот смотрел на нежную женщину,
ставшую вдруг сильной и решительной.
Кроме есаула пришлось связать и казака, которого Оля оглушила медным
ковшом. Их уложили под стеной так, чтобы нельзя было увидеть от двери или
из окна.
Послышался конский топот. Засядько погасил свечу, а светильник
повернул так, чтобы свет падал в глаза вошедшим, а они с Олей оставались в
тени. Вскоре послышались голоса, а Оля впервые в страхе ухватилась за руку
Александра:
-- Васильев!
-- Ш-ш-ш-ш...
Сперва он хотел было чтобы Васильев увидел его сидящим на лавке,
голова склонена, во всей фигуре отчаяние. За Васильевым войдут и другие,
но тот увидит и залитый кровью пол, распростертые тела, связанных, успеет
податься назад, крикнет, а он не один...
Оля послушно села у стены напротив двери, гордо откинула голову.
Дверь отворилась, в комнату торопливо ввалилось сразу трое казаков, а за
ними показалось желтое в свете свечи лицо Васильева. Оля слышала как
Засядько выругался вполголоса, получилось не так, как хотелось, затем
раздался оглушительный выстрел.
Она вскочила, на лету подхватила отброшенное им ружье, грянул второй
выстрел, лишь затем раздались крики. Засядько прыгнул вперед с двумя
саблями, зазвенело железо. Через мгновение он исчез в сенях. Оля услышала
злой крик в ночи.
С ружьем в руках она выбежала на крыльцо. Холодный воздух охладил
лицо. Она слышала топот, ругань, затем прогремел конский топот.
-- Саша,-- позвала она дрожащим голосом.-- Саша!
Он вынырнул из темноты внезапно, раздраженный и злой. В руках была
сабля с темным лезвием.
-- Ушел,-- сказал он с раздражением.-- Как чуял, гад! Послал впереди
себя этих дураков... кто-нибудь из них уцелел?
Она покачала головой:
-- Вряд ли... Ты ж в упор... Все разворотил...
Ее щеки побледнели даже при слабом свете луны. Он сказал поспешно:
-- Ладно, теперь делать нечего. Уходим. Сейчас на выстрел сбегутся!
Рука об руку они побежали к берегу. Внезапно Засядько выпустил ее
хрупкие пальцы, ускорил бег, исчез в темноте. Впереди послышался
сдавленный крик, придушенный как у зайца, затем грозный голос Засядько:
-- Быстро на весла! Удавлю, паршивец!
Оля выбежала на берег, залитый лунным светом. Огромная фигура
Александра склонилась над распростертым телом, сердито трясла. Слышались
стоны. Наконец он вздернул за шиворот человека. Оля узнала молодого
казака, что сидел на веслах.
Испуганный, он полез в лодку. Александр протянул руку Оле, все еще не
сводя с казака ружейного дула. Оля перешагнула через борт лодки сама, она
знала, что ружье без заряда. Александр с такой силой разогнал лодку и
затем запрыгнул на ходу, что та вылетела едва ли не на середину Дуная.
Казак греб, Оля рассмотрела, что губы его распухли и стали вдвое
больше, на подбородок стекала темная струйка. Прошло несколько минут,
наконец казак, осмелел, пробурчал зло:
-- Все равно вас достанут! На том берегу остались наши.
-- Сколько их?
-- Семеро,-- ответил казак с вызовом.
-- Там их было тоже семеро,-- ответил Засядько, Оля уловила в его
голосе хвастливую нотку, хоть и тщательно спрятанную. Все еще мальчишка,
подумала она любовно. Впрочем, все мужчины в чем-то остаются вечными
детьми.-- Нет, сперва было трое... но мы с женой были без оружия, верно? А
потом, когда и мы кое-что прибрали к рукам, то четверка бежала, оставив
половину на поле боя.
-- Один Васильев ушел,-- напомнила Оля.-- Остальные остались все.
-- Им платили за такой риск,-- ответил Засядько несколько сухо.--
Этому -- тоже. Так что если не будешь грести быстрее, я отправлю тебя на
корм рыбам. Веслами я владею не хуже, чем ружьем и саблей.
Даже в ночи Оля видела сильнейшее недоверие в лице молодого казака. В
генерале видна мощь, особенно сейчас, когда не прикидывается раздавленным,
но чтобы безоружный справился с тремя вооруженными казаками? А потом,
завладев их оружием, еще с четырьмя?
Они ощутили берег раньше, чем лодка приблизилась к мелкому. Когда
челн заскрипел днищем, Засядько встал, сделал шаг, неожиданно коротко
дернул ружьем, и Оля в ужасе прижала ладонь ко рту: звук, с который
окованный железом приклад встретился с черепом парня, был отвратителен.
Она поспешно переступила через его неподвижное тело. Засядько помог
ступить на землю, с силой оттолкнул челн в темноту.
-- Пусть плывет по течению,-- сказал он негромко.-- Очнется, выгребет
к берегу. А нам его вопли ни к чему даже здесь, на своем берегу.
Луна спряталась за облачком, они карабкались на берег в полной
темноте. Оля вздрагивала, ночь была прохладная. Александр снял мундир,
набросил ей на плечи. Она кивнула благодарно, поинтересовалась ядовито:
-- И часто у тебя такие приключения?
-- Что ты, Олечка,-- ответил он чересчур искренним голосом.-- С тех
пор, как поженились, мои приключения кончились.
-- Так ли?
-- Точно,-- заверил он.-- Семейному человеку не пристало рисковать
головой.
-- А что было сегодня?
-- Да разве был риск? -- удивился он.-- Это так, будни.
Он поднялся на берег, подал ей руку. На фоне звездного неба вдали
чернели строения лагеря русских войск. Оля прижималась к нему, смотрела с
любовью и нежностью. Подумала внезапно, что ему, наверное, недостает таких
приключений, когда грудь в грудь, сабли звенят, сила на силу, отвага на
отвагу. Мужчины начинают терять к себе уважение, если закисают...
Внезапно из темноты раздалось негромкое:
-- Застыть! Вы под прицелом.
Засядько услышал щелчок взводимого курка. Луна светила прямо в лицо,
он ничего не мог рассмотреть в темноте. А чуть правее раздался другой
голос:
-- Вы под прицелом четырех ружей. И вряд ли кто-то промахнется...
Бросай ружье!
Засядько разжал пальцы. Ружье упало на землю. Оля слышала как он
выругался с бессильной яростью. Все прошло так здорово, что на родном
берегу совсем потерял осторожность, шел в полный рост, разговаривал
громко, а ведь вокруг каждого лагеря нередко снуют вражеские лазутчики.
-- И саблю,-- повторил тот же голос.
Засядько выронил и саблю. Голос велел отступить на два шага. Оля
осталась на месте, но человек, кто бы он не был, оказался не дурак, и учел
все, даже невозможное.
-- Женщина,-- велел он,-- отойди за мужем. И крепко держи его за
руку.
На освещенном луной месте появился человек, подобрал оружие.
Присвистнул удивленно:
-- Так это ж ружжо Нечипорука!.. А сабля Яцкова...
Из темноты выдвинулся другой казак. Засядько узнал в нем одного из
тех, кто захватил его в полон. Присмотрелся, провел пальцем по лезвию:
-- Кровь... Чья? И как ты здесь оказался?
Засядько пробормотал нехотя, изображая медленного и неповоротливого
человека, в то время как мозг работал с неслыханной скоростью:
-- Нечипоруку ружье больше не понадобится. Да и сабля тоже... Как и
Яцьку. Им разве что земли пару саженей на двоих?
Теперь он видел как из темноты в их сторону смотрели стволы ружей.
Угадывались темные фигуры. Казаки негромко переговаривались, кое-кто
приблизился на шаг, чтобы лучше слышать. Засядько сказал еще
неразборчивее:
-- Саблей тоже уметь надобно... Если кто считает, что он умеет, пусть
попробует со мной.
Старший из казаков сказал:
-- Похоже, черти тебе помогли как-то улизнуть. Но со мной так не
случится. Эй, Мыкола! Бабу отдаю вам на потеху, а этого угостите колом по
башке... Нет, а вдруг опять уйдет? За голову мертвого тоже награда, хоть и
чуть меньше. Зато места в мешке займет меньше... Нет, не стреляйте!
Чертовы москаляки проснутся, набегут как мурашва. Они ж только числом
могут... Саблями его!
Он отступил, Засядько услышал зловещий свист выдергиваемых из ножен
сабель. Сердце замерло, он никогда в жизни не чувствовал такого страха. Он
с голыми руками, а враги вооружены острым железом, их много... А с ним
Оля, мужественная Оля, которой страшно, но не падает духом, верит в
него...
-- Васильев,-- сказал он,-- служит туркам. От них получает деньги.
Неужели вы, славяне, готовы помогать туркам супротив нас, русских? Вы же
братья по крови, братья по вере! Мы же все -- православные.
Казак бросил резко:
-- Лучше турки, чем москали! Ребята, руби в капусту! Ежели баба
завизжит, руби и бабу!
Засядько увидел блеск на обнаженных лезвиях, спина уже покрылась
холодным потом, будто уже туда вонзились сабли, как вдруг из темноты
раздался хриплый голос:
-- Стойте! Кого поймали?
-- Опять енерала,-- ответил казак раздраженно.-- Теперь надо
прикончить, чтоб уж наверняка. А голову отвезем тому Васильеву, большие
деньги за нее дает.
В залитое лунным светом место вышел кряжистый запорожец. Чуб на
бритой голове выглядел как толстая черная змея, а рубин в ухе блестел
странно и зловеще.
Он усмехнулся неподвижному Засядько, неспешно вытащил из-за пазухи
пистолет, внезапно швырнул его Александру. Тот инстинктивно поймал и тут
же, соображая быстро, навел его на старшего казака. Запорожец уже держал
ружье, черное дуло смотрел прямо в грудь другого. Оля торопливо подхватила
ружье, с которым приплыли, прицелилась в кого-то в темноте.
Казак дернулся, вскрикнул неверяще:
-- Кондрат! Ты сдурел?
-- Ага,-- согласился запорожец.-- это дурость, конечно, но второй раз
не могу отдать вам земляка. Да еще добро бы туркам, а то проклятому
москалю! Все-таки мы из одного уезда... Наши села рядом.
Старший казак сказал со злостью:
-- Нас семеро!
Запорожец хмыкнул:
-- Вы знаете, что я возьму с собой в ад хотя бы двух. Женщина кого-то
подстрелит, по ней видно, что она -- казачка. И этот землячок тоже не
прост, как мне кажется. Если он в самом деле сын гармаша Дмитра.
Они посмотрели на Засядько, и тот увидел как лица вытянулись, кровь
отхлынула от щек. Они уже понимали, что он очень не прост. И если генерал
оказался львом, но генеральша у него -- львица. Взяла на прицел Семена, у
того зубы стучат, будто черт по коробке колотит.
-- Нам заплатили за его шкуру,-- сказал старший казак упрямо.
-- Тогда попробуйте ее взять,-- предложил Александр.-- Но когда наша
драчка кончится, ты уверен, что ее будет кому снимать?
Казаки в нерешительности смотрели на них, уже на троих. Запорожец
выглядит весь сплетенным из жил, суровая жизнь вытопила весь жир до капли,
иссушила плоть. А генерал был из того куска металла, из которого боги еще
раньше выковали его двоюродного деда Калнишевского. Да и ружье в руках
женщины не дрожит, черное дуло смотрит то прямо в грудь бледного как
смерть Семена, то рассматривает его переносицу, и Семен уже икает от
ужаса: представляет как расплескает его мозги на сажень, а то и на сажень
с четвертью.
-- Пусть ее снимают черти в аду,-- сказал хорунжий.-- Если сумеют!
Они попятились под прицелом трех ружей, а отойдя на дюжину шагов,
повернулись и скрылись в темных зарослях. Засядько, провожая из взглядом,
услышал уважительное от старого запорожца:
-- У тебя настоящая женщина!
-- Я всегда хотел в жену ту,-- ответил Засядько медленно,-- кто идет
не за мужем, а рядом.
Он повернулся, хотел поблагодарить, но старый запорожец уже скрылся в
темноте, ушел вместе с казаками.
Оля сказала шепотом:
-- Что теперь?
Он посмотрел на серпик, что приблизился к краю неба. На востоке
начала сереть полоска, но звезды еще горели ярко, непривычно крупные,
блистающие. Еще перекликались ночные птицы, но чувствовалось, что ночь уже
на исходе.
-- Надо соснуть пару часов,-- решил он.-- Утром выводим ракеты на
ударные позиции!
Она смотрела пристально. Наконец ее губы тронула понимающая усмешка.
Если это тишь да гладь, если это как раз дни, когда ничего не происходит,
то каковы же те, другие дни?
Глава 48
Утром Засядько придирчиво осматривал позиции, где Балабуха расставил
ракетчиков у шестиствольных установок. Он сам выбирал эти позиции,
Балабухе не так уж много осталось и сделать, но за всеми нужен глаз да
глаз. Сколько сражений было проиграно, когда слишком надеялись на
помощников? Судьба Наполеона под Ватерлоо тому примером.
За спиной остались неповоротливые осадные орудия, даже полевая
артиллерия, где вся ударная мощь состояла из пушек, отлитых по его
чертежам.
Похоже, Рагулину тоже не спалось. Засядько с неудовольствием увидел
как председатель военного совета с огромной свитой обходит позиции,
придирается к тому, как начищен кивер, как нафабрены усы гренадеров, и
гораздо меньше обращает внимание на расстановку орудий.
Завидев генерала-ракетчика, Рагулин величаво изменил маршрут, пошел в
его сторону. Засядько слышал как бурчал за его спиной Балабуха, уже и
младшие офицеры знали настоящую цену сиятельному князю.
-- Я велел начинать общий штурм через час,-- сообщил Рагулин.-- Но вы
не видите ничего странного?
Засядько посмотрел по сторонам:
-- В жизни много странного. Что вы имеете в виду?
Рагулин побагровел, но сдержался, за каждым словом и движением следят
десятки глаз, сказал саркастически:
-- А вам не кажется, что ваши орудия прекратили бомбардировку?
-- Верно,-- восхитился Засядько.-- Как вы хорошо все подмечаете, Иван
Сергеевич!
За спиной Рагулина послышались невольные смешки. Он повысил голос:
-- Прошу вас объяснить свои действия.
-- Я велел прекратить стрельбу.
-- Почему?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг