сильно хромая.
Опять новгродец подъехал, сказал что-то сочувствующе, сам поймал коня
и подвел к ушибленному. Тот подобрал отлетевший далеко меч, кое-как влез в
седло и понуро потащился к своим рядам.
На холме за спиной Волчьего Хвоста слышалось восхищенное:
-- Что делает, негодяй, что делает!
-- Да, в батьку пошел...
-- Ишь, потеху воинскую ему подавай! Не добыча ему, видать по всему,
важна, а удаль и слава... Даже коня и зброю не отобрал!
Дурни вы, хотелось крикнул Волчьему Хвосту. Если бы вы знали его как
я, этого змея подколодного, хитрого и холодного, у которого в душе нет
отцовского огня и никогда не было!
-- Неужто еще вызовет? Тогда ему несдобровать! Кто-то да найдется
удалее... Да и устал, поди...
Как бы в подтверждение его слов с поля донесся голос новгородского
князя:
-- Эй, кияне! Давайте еще одного, последнего! Меня обедать ждут!
Снова среди киян был взрыв веселья. Десятники и сотники, что раньше
бегали по рядам, утихомиривали, теперь тоже стояли раскрыв рты, смотрели
на удалого воина с обожанием. Он был именно такой, о которых поют кощюны,
о каких любят рассказывать длинными зимними вечерами. Молодой, красивый,
отважный, веселый и добрый. Мог не только убить, но хотя бы забрать по
праву победителя коней и оружие, но и этого не сделал! Ему достаточно
потешить сердце удалой схваткой, когда кровь кипит, сердце поет, а душа
трепещет от счастья!
Волчий Хвост ощутил движение сзади. На коня садился отважный Аламбек,
сын печенежского хана Кури. Чуть раскосые глаза блестели от возбуждения,
смуглое лицо покрылось мелкими капельками пота.
-- Ты что задумал? -- спросил Волчий Хвост строго.
-- Теперь его очередь упасть с коня, хватая пригоршнями землю,--
засмеялся Аламбек.-- Я знаю его лучше вас всех! Мы играли вместе, часто
дрались еще на деревянных мечах... Теперь я сшибу его и тоже отпущу, не
причинив вреда. Пусть и новгородцы видят, что мы -- воины, а не мужичье с
кольями!
-- Аламбек,-- сказал Волчий Хвост предостерегающе,-- он тебя убьет.
-- Меня? -- засмеялся Аламбек.-- Который ему однажды жизнь спас?
Он ударил коня пятками в бока, вихрем унесся с холма. Огибая один
отряд, он так повернул коня, что тот десяток саженей несся, выбрасывая
копыта в сторону и едва не царапая стременем по земле.
Кияне встретили нового поединщика вялыми возгласами. Аламбек стиснул
зубы, напрягся, изготовился к короткому и красивому бою. И так все сердца
уже отданы новгородцу, а тут еще вышел он, печенег, чьими руками киевские
князья любят загребать жар, но их самих не любят и боятся... Надо победить
красиво и убедительно.
Владимир, увидев печенега, вернулся к своим рядам, бросил на землю
щит. Ему подавали оружие, он выбирал, отбрасывал, а когда наконец пустил
коня вскачь на середину поля, у Аламбека дрогнуло сердце. Новгородский
князь ехал с двумя мечами в обеих руках. Это даже были не мечи: в правой
руке он держал односторонний меч со слегка скошенным концом, на Руси их
зовут хазарскими, а в левой руке недобро поблескивала настоящая
печенежская сабля, разве что чуть длиннее. Расчет на то, что неуклюжий меч
новгородца уступит легкой и быстрой сабле, провалился в самом начале.
Владимир наконец узнал всадника, крикнул с тревогой в голосе:
-- Аламбек, тебя не узнать! Что привело тебя сюда?
-- Поединок! -- воскликнул Аламбек.-- Попытай счастья еще и со мной!
Лицо Владимира помрачнело. Конь под Аламбеком горячился и грыз удила,
косил огненным глазом. Сам Аламбек улыбался чисто и отважно, искал чести и
славы в глазах войска. Он был чист как рыбка в горном ручье.
-- Аламбек,-- сказал Владимир негромко, чтобы не слышали войска,--
лучше поверни коня. Если мы вступим в поединок, я должен буду тебя убить.
Аламбек удивленно вскинул брови. На юношеском лице появилось
непонимающее выражение:
-- Почему?
-- Я сейчас не воин,-- сказал Владимир, тяжело ворочая языком.-- Я
политик.
-- Ну и что?
-- Ты бьешься лишь за славу... а я -- за жизнь... Свою и жизни этих
лапотников, что пошли за мной. Цена слишком велика. Я должен делать то,
что должен, а не то, что хочется...
Аламбек посерел лицом. Он не понял, но ощутил сердцем, что перед ним
уже не друг детства. И не человек, который слушается зова сердца. А то
благородство, которое выказывает перед рядами воинов, своих и чужих, в его
руках лишь оружие, что прибавляет сил новгородцам и с каждым мгновением
обессиливает киян.
-- Да,-- сказал Аламбек сдавленным голосом,-- я понял, что лучше
повернуть коня... Как для себя, так и... вообще. Но я -- человек! Человек,
а не политик. А человека ведут по жизни честь, слава, любовь, но не подлый
расчет!
Он вытащил саблю, их глаза встретились. И оба сказали взглядами, что
только один покинет это поле живым.
Они разъехались в стороны, поворотили разом коней и бросили друг на
друга. На холмах, откуда следили воеводы, и в обеих ратях затаили дыхание.
Оберуких бойцов видывали не часто, гораздо больше ценился богатырский
замах да молодецкий удар. Рассказывали о богатырях, что дерутся
двухпудовыми булавами, хотя рассказчик понимал, что даже подросток успеет
трижды ткнуть такого богатыря саблей, пока тот широко размахивается своей
тяжелой булавой, сам шатаясь от своих богатырских замахов.
Но здесь был печенег с легкой сабелькой, и свой русич с двумя мечами,
малость похожими на сабли. И дрались они уже без улыбок, с перекошенными
лицами. Звон и лязг стояли по всему полю. Вскоре обломки щита брызнули во
все стороны, но, прежде чем печенег успел стряхнуть его с руки, новгородец
привстал на стременах, и каждый в обоих ратях задержал дыхание.
Страшно блеснуло железо. Аламбек подпрыгнул в седле, свет вспыхнул
перед глазами. Он успел ощутить резкую боль, затем наступила чернота.
Владимир дал ему упасть на землю. Чуткий конь остановился, дрожа,
свежая кровь залила седло. Владимир вскинул оба меча, вскрикнул изо всех
сил:
-- Водан!!! Перун!!! Узрите славу Святослава!!!
Троекратный крик страшно прокатился над полем. Даже новгородская и
варяжские рати хранили благоговейное молчание. Воин с двумя окровавленными
мечами был похож на молодого бога войны. Он был страшен и прекрасен.
Владимир подхватил с земли сраженного, бросил его поперек седла,
ухватил чужого коня за повод и вскачь вернулся к своим.
На холме, где следили за войсками воеводы Ярополка, Волчий Хвост в
бессилии сжимал кулаки. Воеводы гомонили оживленно, всяк хвалил и
восторгался подвигами новгородского князя. Теперь уже видно, кто из троих
сыновей Святослава унаследовал неукротимый дух отца, отвагу и воинскую
честь, кто великодушен и добр...
Добр, подумал Волчий Хвост люто. Попадетесь ему, он вам покажет свою
доброту. А вслух рявкнул:
-- Начинать сечу!
С обнаженным мечом в руке понесся с холма, дал знак сотникам, чтобы
двинули всю рать навстречу новгородской. Подумал с неохотой, что у
северного войска дух взыграл после побед их князя, а воинский дух
удваивает силы. У киян же к унынию добавилось еще и восхищение удалью
этого сына Святослава. Уже всяк знает о его рабской доле, о гонениях на
него знатных братьев, о трудной судьбе... Всяк примеряет к себе, среди
киян днем с огнем не отыскать тех, кто не сочувствовал бы молодому князю,
который пришел сюда всего лишь взять свое... А это значит, что ежели
каждый новгородец будет биться за двоих, то каждый киянин будет драться
нехотя, вполсилы...
Только и надежды, подумал Волчий Хвост угрюмо, что народу в киевском
войске вдесятеро больше!
Глава 8
Волхвы застучали в бубны, хрипло и протяжно завыли, горяча кровь,
боевые трубы. Их делали из деревьев, разбитых громом, потому трубный рев
был страшен, лют, грозен, в нем звучали угрозы и обещание смерти. У
каждого дрогнуло сердце, пошло стучать сильно и часто, а горячая кровь
ударила тяжелой волной в голову.
Лучники с обеих сторон выпустили тучи стрел. Потемнело, когда со
злобным свистом пошли рассекать воздух длинные прутья с тяжелыми
наконечниками. Они падали как град, звонко и страшно стучали по
подставленным щитам. Иные находили щели, слышались сдавленные проклятия и
стоны. Кое-кто уже падал, через них переступали и шагали дальше.
Сошлись чуть ближе, пращники метнули камни. Снова завыл и загудел
воздух. Камни били по щитам и шлемах гулко и звонко. Когда между
новгородской и киевскими ратями осталось не больше десятка шагов, они
бросились друг на друга бегом, разжигая себя криками и руганью. Ударили
копьями, затем застучали о щиты мечи, топоры, клевцы, палицы, булавы,
пошли в ход рогатины с обугленными для крепости рогами.
Трубы ревели, гнали вперед уже не на противника -- на врага. На
врага, в которого нужно всаживать копье, рубить топором, вспарывать живот
ножом, топтать упавшего, добивать, пока тот не убил тебя.
Новгородская рать теснила киян, те таяли как лед в теплой воде.
Наконец новгородцы дошли до холма. Воевода Волчий Хвост надел шлем и
поскакал навстречу во главе отборной дружины. Ударили с такой мощью, что
новгородцы остановились, попятились, но дружинников было мало, а удаль --
еще не сила. Новгородцы сперва остановились, затем начали медленно теснить
киян. Те отступали, оставляя сотни убитых и раненых, отступали все
быстрее. Еще чуть, отступление будет уже называться иначе...
Волчий Хвост ругался, гнал в бой, на нем уже был помят шлем, на
панцирном доспехе сорвало две плашки, лицо было перекошено яростью. Он
сменил уже двух коней, новгородцы наловчились подрезать сухожилия, затем
рубили упавших топорами. Двое гридней держались рядом, закрывали воеводу
щитами, даже своими телами.
-- Позор! -- ревел Волчий Хвост.-- Стыдоба! Их впятеро меньше!
-- Они лапотники! -- вторили ему другие воеводы.-- Укрепимся духом!
Внезапно раздались ликующие крики. Со стороны новгородцев в самую
гущу боя несся небольшой отряд на свежих конях. Впереди летел с поднятым
мечом непобедимый молодой князь! Он был прекрасен на белом коне и с
поднятым мечом в оголенной по плечо руке. Старые воины киян ахали, вслух
заговорили, что это сам неистовый Святослав ведет северные войска.
За князем в грохоте копыт мчались его воеводы -- в чешуйчатых
доспехах, блестящих шлемах, все как один с радостными лицами, смеющиеся. В
их руках блистали мечи и топоры.
По киевской рати прокатился стон. Теперь уже не только старые воины,
прошедшие войну с хазарами, бои в Болгарии, но и земское войско увидели не
новгородца: на них мчался всегда молодой Святослав -- огненный, неистовый,
гремящий веселой удалью и бесшабашием. В нем было столько красоты и
веселой удали, что он выглядел бессмертным богом. С ним летит Правда, он
непобедим, с ним все боги!
И кияне дрогнули, подались назад, не отрывая от него взоров. Многие
бросали оружие и стремглав бежали вдоль берега, ныряли в лесную чащу, где
отыщутся тропинки, ведущие обратно к Киеву.
Волчий Хвост охрип от крика, но когда бежала и старшая дружина, он
повернул коня. Сражение было проиграно, проиграно позорно. Даже дружинники
бежали в лес, однако новгородцы их преследовать не стали.
-- В отца,-- заметил на бегу один из старых дружинников.-- Тот
запрещал нам бить убегающих!
-- А мы, дурачье, еще бурчали...
-- Сокола видно по полету,-- согласился третий.
Они отдышались, привели себя в порядок и пошли в сторону Киева. По
крайней мере хоть оружие не бросили, как земское войско!
Но почему огромная печенежская орда так и простояла в бездействии?
Владимир остановил взмыленного коня на вершинке холма. Киев был как
на ладони. Огромный, раскинувшийся на полмира, огороженный высокой
каменной стеной. Одних резных теремов в три-четыре поверха не счесть, вон
как блещут крыши, а уж домов, хижин и землянок смердов видимо-невидимо,
муравьев и то на свете меньше. Как воевать с такой мощью?
Сердце похолодело. Владимир ощутил тень смерти. Недавно покинул Киев,
а тот разросся еще больше, украсился. Здесь, среди этой мурашвы, живут и
самые опытные в битвах военачальники, воеводы, тысяцкие. Они водили полки
под стены Царьграда, победно воевали с хазарами, знают все воинские
уловки. Их не просто одолеть, даже будь силы равны!
-- Тавр,-- позвал он.-- Среча тонко прядет, к тому ж у Несречи острые
ножницы... Сейчас наши звезды еще светят нам, а к вечеру могут покатиться
на землю. Здесь сердце Руси, здесь мощь, на которую нам только лаять да и
то издали. Кончай баб таскать в шатер, думай!
-- Боги за нас,-- ответил Тавр с усмешкой.-- Полоцк мы взяли?
-- Киев стоит десяти Полоцков. А боги помогают лишь тем, кто помощи у
них не просит. На богов надейся, но к берегу греби...
-- Может ударить с ходу, пока не опомнились?
-- Дурень ты.
-- Я ж не сын Святослава,-- ответил Тавр, не обидевшись.-- Мне дурнем
быть можно.
-- А мне нельзя даже прикидываться, как вот ты сейчас дурня валяешь.
Весь Новгород смотрит... Зови на сбор бояр и воевод!
Тавр исчез, Владимир спешился, бросил повод отроку. Его личные
дружинники уже ставили шатер, рубили хворост для костра.
С шумом, гамом, радостными лицами стягивались на холм к Владимиру
воеводы, тиуны, мужи знатные и нарочитые. Владимир вышел из шатра, опрятно
одетый, чистый. Лик его был светел, но заговорил он глухо, голос был
тяжелым, как холм, на котором стоял:
-- Скорбью мое сердце исполнилось... Русские люди пошли на русских
людей. Давно такого не было в земле Русской! Как жить дальше? Не лучше ли
замириться с Ярополком, признать его старшим братом и принять уготованную
участь? Позорное примирение все же лучше победной, но очень уж кровавой
войны...
Воеводы смотрели сумрачно. Радостное выражение на лицах сменилось
недовольством. Вперед выступил Стойгнев.
-- Княже,-- заговорил он с великим достоинством.-- Ты молод, сердце
твое чистое, справедливое... Будь такие сердца и у других -- не было бы
краше нашей земли, не было бы выше народа русского! Но мы, старые и
бывалые, видели свет, видали люд. Жизнь не такая страшная, княже, как тебе
кажется! Она много страшнее, гаже и неправеднее. Ярополк -- убивец!
Родного брата не пожалел. С убийцами его отца дружбу водит! Тебя что ли
пожалеет или нас? Это волк.
На шаг выдвинулся старейшина новгородских купцов, он блюл интересы
торговых людей. Заговорил с великой обидой:
-- Не гневайся, княже, но ежели ты, по своему доброму сердцу, готов
стерпеть поношения, то мы, новгородцы, сумеем постоять за себя и за тебя!
Лапотниками нас кличут, плотниками. Так мы покажем, как умеет воевать
плотники!
Ничего ты не покажешь, лапотник, подумал Владимир брезгливо. Хоть ты
и в сафьяновых сапогах, но все равно -- лапотник, не воин. А вслух молвил:
-- Все же скорблю о великой крови...
-- Жизнь без крови не бывает,-- вмешался Стойгнев.-- Человек
рождается весь в крови! А я еще не видел князя, который не проливал бы
целые реки. За правое дело бей смело! Жизни без войны нет, так хоть воюй
за добро.
Прибыл с небольшим отрядом Войдан. Владимир обнял воеводу, сразу
оценив усталый, но довольный вид, увел в свой шатер. Сувор, с которым
Владимир не разлучался даже в походе, перекосил рожу в улыбке, подал каву
и велел отрокам приготовить еды для бывшего царьградца.
-- Где варяжские дружины? -- спросил Владимир.-- Не вижу их.
Войдан с наслаждением отхлебнул горячей кавы:
-- Перенимают земские отряды Ярополка. Ты мудро поступил, князь. Аки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг