-- В другой раз думай, что говоришь! А про боярские вольности забудь!
Я тебе не моя слабоумная бабка, при которой вы верховодили, и не отважный
дурак-отец, что бродил по чужим странам и не зрел, как страну разоряете...
Жена Пугача, всхлипывая и вытирая заплаканное лицо подолом, полезла в
повозку. Пугач, постанывая, спешно собирал разбросанную и порванную
дружинниками одежду. На жирном нежном теле вспухли красные полосы. В
глазах была бессильная ненависть, но молчал, морщился от боли.
Владимир вспрыгнул на коня, гикнул, и все галопом помчались к
княжескому терему.
Борис помогал Нессу при жертвоприношении, когда внезапно поймал на
себе внимательный взгляд верховного волхва. Глаза Несса были чуть
насмешливыми, а в голосе прозвучала слегка прикрытая издевка:
-- Что-то ты плохо выглядишь... Аль по девкам ночами ходишь?
Борис вздрогнул, в самом деле клевал носом, едва не выпустил голубя,
что отчаянно сопротивлялся и бил клювом аки кречет. И тяжел, будто не
птица, а теленок.
-- Да и руки трясутся, будто на обратной дороге еще и курей крал,--
продолжил Несс ядовито.
Борис пробормотал, пряча покрасневшие от ночных чтений глаза:
-- Да я что... Я стараюсь.
Несс кивнул, голос стал внезапно благожелательнее:
-- Я вижу, ты взялся со рвением. Хватаешь с лету, постигаешь то, до
чего другим карабкаться всю жизнь... Скоро тебе будет доступна и та
единственная Истина, которой владеем мы, волхвы...
Он замолчал, всматриваясь вдаль, поверх жертвенного камня. Борис
замер, боясь спугнуть мгновение. Сколько ему уже говорили о великой и
единственной Истине, и каждый утверждал, что лишь у него Истина, а у
других -- прошлогодние листья!
-- А истина в том,-- продолжил Несс странным голосом, он всматривался
все еще в незримые дали,-- что на белом свете нет ни родянства, ни
христианства, ни ислама, ни иудаизма... Есть только незримые ступеньки, по
которым человек карабкается к Солнцу, породившему его.
Борис не шевелился, весь превратился в слух. Несс медленно повернулся
к нему. Лицо престарелого волхва было мудрым и печальным.
-- Вера -- это одежка, которую человек меняет по мере роста. Во
младенчестве -- одна, в отрочестве -- другая, у мужа -- третья... Когда
человек был зверем, то и богов себе избрал звериных, а когда сам начал
охотиться на зверей, то и богов себе нашел охотничьих... Еще более
кровавой была смена богов, когда научились держать скот в загонах,
выпасать на бескрайних степях. Ведь те, кто остался верен старым богам,
новых назвали отступниками, а на прирученный скот охотились, как на
зверей! Не меньше потрясла мир смена богини Даны богиней Апией...
Борис чувствовал, что находится на волоске от гибели. Несс что-то
почуял или как-то доведался, пытается его поймать. Затаиться бы, но то
чувство в душе, что не позволило уклониться от схватки с тремя конными
хазарами, и здесь толкнуло спросить безрассудно:
-- Я слыхивал... от стариков, что много народу не смирилось. Ушли в
неведомые земли.
-- Не такие уж неведомые... Там тогда были болота после отступления
Великого Льда, теперь наросли дремучие леса. Ныне край тот кличется
Галлией, а острова -- Оловянными... Нет, уже Британией, а Галлия стала
Францией... Наши предки оставили там свои капища из каменных плит, а
бритты голову ломают: какая сила взгромоздила такие глыбы одна на другую?
Борис снова рискнул пройтись по лезвию меча:
-- Много крови лилось?
-- Когда ее льется мало? -- ответил Несс с равнодушием.-- Но богов
наши предки сменили на пользу себе... Распаханная земля кормит больше
народа, чем кочевье. И не надо убивать соседа за пастбище! Теперь это даже
печенеги поняли. А народ наш еще тогда начал обретать мирный нрав. А
мирность -- это мудрость. Ибо если не надо думать о погублении ближнего,
то человек может беседовать с душой своей, возвышаться, растить в себе
солнечные ростки... И тем самым подниматься к Солнцу, какими бы именами
его не называли: Родом, Христом, Яхве, Буддой... Подумай о этом на досуге!
Он ушел, и тем самым, как понял Борис с холодком в душе, спас от
жертвенного камня или плахи. Ибо на языке вертелись все более опасные
вопросы.
Владимир вернулся в терем злой и пристыженный. Почему-то на этот раз
ощущение полной власти не только не дало радости, но даже вызвало
раздражение. Раздражение и стыд. В самом деле, из грязи да в князи!
Дорвался до власти. И давай воплощать в жизнь все радости голодного раба!
Но если голодный раб мечтает, став богатым и толстым, жрать от пуза и
грести всех баб под себя, то о чем должен мечтать рожденный князем? Для
которого с детства хватало еды, нянек и девок для утех, красивой одежки и
обувки?
Когда в очередной раз Борис принес Сувору мешочек с зернами кавы,
Владимир услышал их голоса, крикнул:
-- Борис! Поднимись ко мне.
Волхв был все в той же одежде, подпоясанный лыковой веревкой, и
Владимир с тоской подумал, насколько волхву проще жить. И насколько проще,
когда нет ни жен, ни великого княжества, думать о чем-то одном,
допытываться, вдумываться, вгрызаться, вклевываться, выискивать Истину и
вообще суть жизни, для поиска которой боги сотворили человека!
-- Приветствую, княже.
-- И тебе поклон, говорящий с богами.
-- Почто звал?
-- Сядь, поговори со мной.
Борис осторожно присел, выставив деревянную культяшку. На суровом
лице, стянутом шрамами в зверскую гримасу, глаза были ясные, понимающие и
сочувствующие.
-- Княже, теперь в какой княжеский терем не зайди -- шуты да
скоморохи, гуделки да сопелки визжат и пиликают, уроды кувыркаются! Да что
там в княжеских! В каждом боярском тереме шуты наперебой хозяев тешат...
Владимир отмахнулся:
-- У меня их тоже хватает. Только я их в соседнем тереме держу. Я
этим уже наелся, Борис. Скажи, а что дальше?
Борис спросил осторожно:
-- Ты о чем?
-- О главном, наконец-то. Не пугайся, каждого теперь спрашиваю. Ну,
окромя тех, у кого на роже написано, что либо дурак, либо храбрый рубака.
Борис поерзал, устраивая культяшку, морщился, а когда заговорил,
голос стал неуверенный, словно он пытался что-то разглядеть сквозь пленку
бычьего пузыря, коими затягивали окна в бедных хатах:
-- Княже... и ты, и я, мы видели в детстве белого толстого хробака,
что роется в земле, подгрызает корни. Что он думает о мире? А его четыре
года в земле, не видя солнца, равны нашим сорока годам! Что думает хробак,
пока роется в земле, грызет корни? Что вот так и будет жить дальше, до
скончания жизни. А умрет либо от старости, либо обожрется сладкими корнями
клубники, либо на крота наткнется...
Владимир слушал внимательно. Борис часто говорил иносказательно,
стараясь растормошить мысль, дать ей простор и множество зацепок.
-- Но вот с хробаком что-то стряслось... Есть больше не хочется,
только бы полежать, отдохнуть, не двигаться... Лежит и думает: каким же
дураком я был! Рылся, грыз корни, а им тоже жить хочется, копошился,
вместо того, чтобы лежать без движения и подремывать сладко. Вон даже лапы
загребущие отпали за ненадобностью, пасть ненасытная постепенно
затянулась, омертвела, будто и не было ее вовсе...
-- И таким лежит целую зиму,-- закончил Владимир, давая понять, что
внимательно следит за мыслью волхва.
-- Целую зиму... А по-нашему, это лет десять! И думает хробак, что
так и будет всю оставшуюся жизнь... Ан нет, чувствует какое-то неудобство,
в земле уже кажется тесно и грязно, почему-то хочется прогрызать дорогу
наверх... В недоумении и страхе выползает, раздвигая землю, наверх, в
удивлении видит, что он уже совсем не тот белый хробак, что рылся в земле
четыре года, и не тот лежун, который лежал всю зиму!
-- Ну-ну.
-- А вверху странный непонятный свет! Ослепительный и яркий. Раньше
для хробака это была бы верная смерть, для лежуна -- тоже, но для того
существа, которым стал бывший хробак, жаркое солнце -- лишь ласковое лоно!
И расправляет наш хрущ отросшие в земле за время лежания крылья, взлетает
в воздух... Мог ли о таком мечтать хробак?
Владимир пристально смотрел в глаза волхва. Он чувствовал как сердце
начинает колотиться чаще.
-- Хочешь сказать, что так и люди?
-- Да,-- сказал Борис страстно.-- Только люди живут и умирают
хробаками. Где-то что-то мы потеряли. Или слишком мало живем. Ведь у иного
борода седая до земли свисает, а живет хробаком! Редко, очень редко
человек начинает понимать, что он -- хробак...
Владимир сказал медленно:
-- А волхвы? Они уже не хробаки?
Борис печально улыбнулся:
-- Если бы! Но волхвы хотя бы знают, что хробак превращается в хруща!
И что человек тоже мог бы...
-- Да помогут нам боги,-- сказал Владимир невесело.
Борис рассеянно допил каву, повертел железную чарку. Под его крепкими
пальцами края прогибались, и волхв, спохватившись, выправлял вмятины.
-- Боги не помогут.
-- Что? -- не поверил Владимир.
-- Боги не помогут,-- повторил Борис.
Владимир не поверил своим ушам:
-- Это говоришь мне ты, волхв?
-- Княже... Боги -- это боги. У них свои дела, а у нас, слабых и
сирых, свои. Их пути для нас неодолимы, их мед для нас сжигающ... Потому
между богами и людьми нужны посредники. Посредники, в которых есть
крупинка и от бога, и от человека. Посредники, которые уже на самом деле
знают великую волю богов и малые -- увы! -- возможности человека.
Владимир буркнул насмешливо:
-- Ты о волхвах? Ишь, богочеловеки...
-- Богочеловек способен понять человека, ибо сам еще человек, но уже
знает, как стать богом, ибо уже малость и бог... Это некоторые из волхвов,
они называют себя Тайными, эти волхвы знают, как пройти из хробака в
навозе до красивого крылатого жука.
Владимир ощутил, как от усилий разогревается череп. Хлебнул холодного
меду, Сувор принес прямо из погреба, спросил сумрачно:
-- И что хотят Тайные Волхвы?
-- Возвышения человека.
-- Как?
-- Приобщения к солнечной породе богов.
-- Как? -- повторил Владимир раздраженно.-- И я этого хочу. И Мешко
хочет, который собирает войска на нас. И германцы, что захватывают наши
земли. Но что надо делать на самом деле? Строить или сжигать города,
разделять или смешивать народы, изгонять соседей с их земель или отдать им
свои?
-- Это все дороги хробака.
-- Ого! Значит, искать внутри себя?
-- Только.
-- Старая вера?
Борис покачал головой:
-- Ты что-то знаешь о ней?
-- Поклонении Табити или Дане? Слыхивал, что где-то в лесах все еще
есть их тайные капища. Мир меняется медленно. Я умел слушать, Борис. Еще в
детстве мне один старый волхв нарассказывал всякого...
Борис поднял голову, Владимир удивился выражению боли и понимания в
обезображенном лице:
-- А я недавно узнал о Тайных Волхвах... И сперва решил было, что вся
правда только у них. Но, знаешь, у меня нет такого стада баб, как у тебя,
значит, есть время подумать, помыслить... Что поклоняться Дане, чья сила
уже ушла? Что поклоняться и Сварогу, чья сила когда-то уйдет? Боги
бессмертны, но и они уходят в небытие, когда им перестают поклоняться.
Народ пусть строит капища временным богам, как и строил, но умные люди
должны знать о другом боге...
Владимир зябко повел плечами. Внезапно показалось, что стены исчезли,
он словно завис в звездной ночи, когда под ногами нет опоры, а руки
хватаются за пустоту.
-- О ком ты?
-- Некоторые из нас на самом деле тайно поклоняются Великому
Незримому, имя которого неведомо. Это он дает нам временных богов:
Сварога, Даджь-бога и других, он же дает желтолицым Будду, арабам --
Аллаха, иудеям -- Яхве, христианам -- Иисуса, ибо эти временные боги...
да-да, временные! все же способны превратить хробаков в лежунов...
-- А лежунов в крылатых? -- спросил Владимир жадно.
Борис невесело усмехнулся:
-- Век богов долог. Один день бога -- тыща наших лет! Смирись, что ни
при твоей жизни, ни при жизни твоих внуков, люди еще не станут вровень с
богами... Но без нашей части работы и далекие потомки не обретут крылья.
Владимир вздохнул так тяжко, что в приоткрытую дверь заглянул
Кремень. Оглядел волхва подозрительно, он подозревал всех, кто ходил к
князю, неслышно попятился, но дверь оставил чуть-чуть приоткрытой.
-- Странные и печальные вещи говоришь,-- сказал Владимир наконец.--
Пей мед, на ста травах настаивали!
-- Княже, ты бы сказал это еще раньше, если бы сам... Но ты строишь
города, засечные линии, крепости. Ум твой занят делами насущными, а мой,
благодаря тому, что ты взял на себя черную работу править Русью, теперь
проникает в суть вещей и дел...
-- Твоя жизнь интереснее,-- сказал Владимир завистливо. Он засмеялся:
-- Хочешь, поменяю на твои знания всех своих баб и все винные подвалы?
Глава 35
О пирах великого князя уже пошла слава. К нему съезжались знатные
бояре и просто именитые, а также прославившиеся подвигами простые люди,
как-то Мальфред Сильный, Рогдай Удалой, Ян Усмошвец, Андрей Добрянко, Илья
Жидовин, Александр Попович...
Прославленных богатырей, каждый из которых коня со всадником поднимал
на плечи и носил по двору, у Владимира насчитывалось тридцать семь
человек, но за столом у князя редко собиралось больше полудюжины. Почти
все несли службу на казачьих заставах, в народе уже любовно именуемых
заставами богатырскими. Иные, вроде богатыря Добрыни, попрежнему стояли на
рубежах, но уже -- посадниками земель, воеводами, в Киев наезжали вовсе
редко.
Все чаще князь-витязь, как заметили богатыри, бывал на пирах
сумрачен, отвечал невпопад. Взгляд его темных глаз блуждал поверх голов.
Мальфред, как и надлежит простому, как камни его родины, человеку, спросил
в лоб:
-- Княже, никак заболел? Так два пальца в рот, только и делов! И
снова можно жрать и пить в три горла!
-- У него насчет баб трудности,-- предположил Рогдай. Поймал на себе
вопросительные взгляды, пояснил: -- В Киеве уже не осталось девок, на
которых можно было бы жениться! А за ворота ему выехать лень.
-- Не лень, а некогда,-- возразил Ян.-- Ты что ж, на князя такой
поклеп возводишь? Будто он только о своих женах думает? Как тебе не
совестно! У него ж еще около тыщи наложниц, он и про них не забывает! В
поте лица своего, как сказано в одном учении, добывает свое удовольствие!
За столом хохотали, Владимир вымученно улыбался. Здоровое воинское
братство, он здесь не князь, а витязь, которого чтут за отвагу и удаль.
Если в силе и уступит почти всем, то в умении владеть оружием -- вряд ли.
Но на самом деле он уже не витязь, а то существо, что пытается выбраться
из темной земли к свету и солнцу. Друзья-богатыри пока просто не поймут.
Скажут, переработался. А то и вовсе начнут прикидывать, сколько жен не
опасно завести одному человеку...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг