отмалчивался, слишком многие восхищались Кречетом за его былые подвиги в
борьбе с печенегами, но близкие знали, что князь злопамятен, герою
печенежских сражений когда-то икнется здорово.
Сейчас они вторглись в его земли не потому, что князь затаил злобу,
просто войску надо идти прямым путем. Но в первый же день примчались
верховые, закричали издали:
-- Княже!.. Беда!
-- Что там? -- выкрикнул Владимир.
Воины вокруг заволновались, сдвинулись, словно закрывая князя своими
телами. Старший верховой закричал:
-- Кречет велел в отместку подпалить наши села!.. И народ начал
избивать и зорить!.. Наших жен и детей велел вязать и продавать
рахдонитам, дабы сгинули в чужих странах...
Владимир привстал на стременах, вскричал бешено:
-- Ты с ума сошел? Кречет всегда был честным и отважным воином!.. Он
такое не мог...
Верховой закричал отчаянно, бесстрашно перебив самого князя:
-- Не мог?.. А он уже месяц как веру жидовскую принял!. Потому и
разоряет наш народ, детей наших уводит в чужеземный полон!
Воины зароптали, зазвенело железо. Всюду Владимир видел нахмуренные
лица, сверкающие в ярости глаза. Верховой заорал, срывая голос:
-- Ты князь или не князь?.. Какой из тебя защитник, когда такое
терпишь... Курица ты мокрая, а не князь...
Владимир привстал на стременах, вытянул длань. Голос его был тяжел и
мрачен:
-- Горько мне... Но там -- враг! Истребить его, и всю семью тоже. С
детьми, чтобы выполоть ядовитую траву с корнем.
Дружина ринулась вперед, как спущенные с поводка голодные псы. С
воем, свистом, визгом понеслись к огромной веси с невысокой оградой,
ворвались в раскрытые врата, вскоре запылали дома, сараи, конюшни.
Владимир ехал медленно, его окружали знатные бояре, Кремень держал
наготове дюжину отборных гридней, но оборона Кречета была растоптана
внезапностью и свирепостью, которую там явно не ожидали.
Когда он подъехал к терему Кречета, из окон выбрасывали подушки,
летели перья, отчаянно голосили бабы, но то у одной, то у другой плач
внезапно переходил в предсмертный хрип. Из распахнутой двери выбросали
окровавленного человека. Кровь хлестала из множества ран, он попытался
пристать, завалился навзничь, увидел неподвижного Владимира на коне,
захрипел в ярости, стал снова приподниматься:
-- Это я... жег села? Ты... подлец!...
-- Я политик, а не дурак с мечом,-- огрызнулся Владимир.-- Мне нужна
победа.
-- А... цена..,-- прохрипел Кречет,-- какой ценой... такую победу?
-- А за ценой не постоим,-- ответил Владимир, сам ощутил, что
получилось гордо и красиво, и пока никто не уловил всей жуткой глубины
подлости в таких словах, кивнул Кремню: -- Зарежь.
Кремень, понимая князя даже с полувзгляда, спрыгнул с коня, мигом
ухватил израненного героя за волосы на затылке, рванул, обнажая белое
горло. Нож блеснул на короткий миг, коричневое от солнца горло лопнуло как
спелый кавун, кровь брызнула горячей струей. Кремень отпихнул тело,
отпрыгнул, а кровь била горячей струей, сворачивалась коричневыми шариками
в пыли.
-- Добро,-- кивнул Владимир и добавил громко,-- это милосердно. Он не
слышал обвинений в своих страшных преступлениях.
-- Да.-- ответил Кремень тоже громко,-- он не успел даже испугаться.
Только Тавр смолчал, хотя в глазах боярина Владимир видел нечто вроде
восхищения. Все-таки сам придумал с поджогом своих же сел, а верховым
сразу же велел дать денег и услать на кордон с греками, чтобы здесь не
успели проболтаться.
Оказавшись рядом, Тавр шепнул:
-- Насчет веры здорово... Одним камнем двух зайцев.
-- Помалкивай.
-- Молчу-молчу.
У Перемышля встретили первое крупное войско ляхов. Те дрались храбро,
но их войско было собрано наспех, Владимир разбил без труда, погнал, на
плечах убегающих ворвался в город.
Отряды Войдана промчались через весь город к западным воротам. Надо
было успеть закрыть все ворота и сразу выставить крепкую стражу. Важно не
упустить знатных ляхов и русских перевертней. Владимир надеялся захватить
и Варяжко, тот, по слухам, подзуживал ляхов не только удерживать
червенские земли, но и пойти на братоубийцу, захватившего чужой престол.
Варяжко и раньше оказывался везде, где сопротивление было самое
ожесточенное. И не только здесь, в Червении. Побывал у вятичей, но успел
ускользнуть от мечей Волчьего Хвоста, сеял смуту среди печенегов, но те
предпочли заниматься новым делом: с упоением пахали землю и разбрасывали
по ней купленные у славян зерна.
Владимир во главе малой дружины сам спешил к западным воротам. Оттуда
больше всего раздавалось криков, а мечи там стучали по щитам как частый
град. Не дать Варяжко снова ускользнуть сквозь пальцы, как уже случалось!
Его конь опередил дружину. Распахнутые ворота уже показались в конце
широкой улицы, там была давка, народ бежал из города. Он все нахлестывал
коня, как вдруг толпа в воротах раздалась в стороны, послышались крики
ужаса и восторга. С той стороны через ворота вбежали огромные викинги!
Они бегом вливались в город своими нестройными рядами, уже
разъяренные запахом близкой крови, полураздетые, но с огромными мечами и
топорами, в рогатых железных шлемах -- яростные и неустрашимые.
-- Княже! -- услышал Владимир сзади отчаянный крик.
Этот страшный миг мог решить судьбу всей битвы. Владимир уже не
успевал остановить коня, тот внес прямо в боевые ряды, спереди и с боков
заблистали обнаженные мечи. Он рубился яростно, вертелся в седле как вьюн,
не увидел, а ощутил всеми чувствами, как мощно ударила налетевшая дружина.
Приди викинги чуть позже, они ворвались бы в город, где войско
русичей уже разбрелось бы, занимаясь грабежами да убийствами. Таких побить
легко, но теперь сеча завязалась на самом входе в город.
Владимир еще отбивался, но тут конь пал, пронзенный мечами. Все
видели, как князь скатился к ногам варягов, а Владимир успел подумать, что
на его счастье у северных воинов не в ходу копья, а то бы еще на коне
достали. Его топтали копытами, сапогами, трижды сбивали с ног, он
задыхался в тесноте. С трудом выполз из схватки к стене, оглушенный
конским ржанием и криками.
У стены лежали, сцепившись, русич и варяг, оба мертвые. Владимир
выхватил из рук мертвого дружинника меч.
Варяги напирали, в город втискивались новые отряды. Сеча шла лютая,
люди задыхались от тесноты. Дружинники старались удержать варягов на
месте, не дать им ввести в бой все силы. Лицо одного варяга, что рубился
во главе отряда, показалось Владимиру знакомым. Он вздрогнул: это был ярл
Рольд, что ни по одежде, ни по оружию не отличался от простого воина.
-- Вперед! -- заорал Владимир хрипло. Он бросился вперед, страшно
вскинув меч.-- Выдавить их как глину и закрыть ворота! А Рольда... вон
того с рогами, имать живьем!
Он врубился в ряды викингов, расталкивал своих. Сзади уперлись в
спину, вскоре он уже не мог орудовать мечом, оказавшись прижатым к
толстому крепкому воину. Тот свирепо перекашивал мясистое лицо, тщетно
пытался высвободить зажатый между телами меч.
Сзади напирали, спереди держались. Владимир невольно вскрикнул.
Доспехи трещали и сминались на нем как щепочки. В глазах потемнело. Он
вцепился в варяга, мелькнуло перед глазами его посиневшее лицо, изо рта
пахнуло гнилыми зубами. Владимир увидел свои руки на горле варяга.
Под пальцами хрустнуло, словно яичная скорлупа. Викинг стал оседать,
но толпа так плотно зажала обоих, что мертвый колыхался перед Владимиром,
пока кто-то с силой не боднул князя головой. В глазах потемнело, услышал
звон, все тело пронзила боль, словно по нему проехал тяжело груженый обоз.
Сбоку была грубая каменная стена. Слышались крики, гремело железо. Он
с трудом поднялся на четвереньки, отряхнулся как собака. В глазах
очистилось, увидел наседавших русичей, что вливались из двух соседних
улиц. Во главе отрядов страшно рубились Войдан и Панас. Часть пеших
вклинилась под стеной к воротам, сумели сдвинуть створки, закинули в петли
слеги. Передний отряд варягов, в том числе и забрызганный кровью Рольд,
оказались в ловушке. На них набросились с яростью, не желая даже брать в
полон, да те и не думали о позорном плене. Рольд дрался яростно, вертелся
как дикий кабан, окруженный псами. Щит он отшвырнул, меч вертел обеими
руками. Его сбили с ног брошенной издали гирей, навалились, связали.
С той стороны ворот слышались страшные крики, проклятия, ругань.
Попавшие в ловушку варяги пробовали пробиться обратно к воротам, даже
сумели снять слеги, но посекли в спины, а слеги набросили обратно.
Владимир поднялся, хватаясь за стену. Сильные руки помогли удержаться
на ногах. По частому дыханию узнал Тавра.
-- Что ты опять сам,-- сказал боярин с досадой.-- Сам говорил, вождь
должон смотреть сверху!
-- С вами посмотришь,-- огрызнулся Владимир.-- Не только Русь, портки
потеряешь.
-- Не сейчас, так чуть позже бы одолели...
-- Или они нас. Сколько их там?
Тавр поднял голову, помахал руками. С верхушки стены, откуда трое
дружинников уже переругивались с противником, один закричал:
-- Их около пяти тысяч! Все пешие, в пыли, ищут бревно для тарана!
-- Собрать все дружины,-- велел Владимир,-- изготовиться! А пока что
привести ко мне Рольда.
-- Куда привести?
Владимир огляделся. Внимание привлек аккуратный чистенький домик.
-- Вон туда. Я остановлюсь там.
Тавр кивнул дружинникам, те метнулись в дом. Вскоре там послышались
отчаянные крики, предсмертный хрип. Под веселые возгласы зарезанных хозяев
выбросили в окно, выволокли молодую спелую девку в разорванном платье и
воровато потащили на задний двор.
Когда в дом ввели пленного викинга, Владимир уже отошел от удара по
голове, жадно отпаивался холодным квасом. Путы с Рольда сняли, но
дружинники не отходили от пленника ни на шаг. Воеводы сели по углам
комнаты, чтобы не мешать великому князю.
Рольд стоял спокойно, потирал покрасневшие от веревок руки. Он
оставался в легком доспехе, хоть и без оружия. С той поры, как помогал
брать Киев, взматерел, раздался в плечах, глаза смотрят жестко, сурово.
-- Ну, здравствуй, ярл,-- сказал Владимир медленно.
-- Будь здоров и ты, конунг,-- ответил Рольд.
-- Великий конунг,-- поправил Владимир.-- Или каган, как называют
степные народы. Но вообще-то я великий князь.
-- Великий конунг,-- согласился Рольд равнодушно.
Владимир раздвинул губы в усмешке:
-- А почему бы тебе не напомнить мне, что великим конунгом я стал с
помощью твоего меча?
Рольд равнодушно сдвинул плечами:
-- Это было важно для тебя. Для нас же -- нет. Мы, викинги, ставим
королей и свергаем их по всей Европе. Берем города и завоевываем страны,
ходим в дальние походы, бываем за дальними морями... Запомним ли мы каждую
мелочь?
Владимир нахмурился:
-- Твоя речь полна гордыни. Или в тебе так громко говорит честь? Мол,
даже в полоне викинг не напомнит о своих прежних заслугах... Хотя от этого
зависит жизнь. Так что с тобой делать?
Панас подал голос:
-- Знамо дело, сказнить! Вон рожа какая татевая.
Владимир покосился на Тавра:
-- А ты, боярин?
Тот укоризненно покачал головой:
-- Ишь, сказнить... А о казне кто будет думать? Да его продать на
Восток -- цены не будет! Какие мускулы, какие плечи! А рост, а кулаки? Да
его с руками оторвут, любые деньги дадут. А с ним и других на невольничий
торг отправим. Как варягов, так и ляхов. Чем больше наловим, тем лучше.
Рахдониты уже идут за нашим войском следом, скупают все!
Рольд слушал молча. Суровое лицо было непроницаемо. Владимир спросил
усмешливо:
-- Что посоветуешь, ярл?
-- Воля твоя, конунг,-- ответил Рольд бесстрастно. Он смерил
Владимира холодным взглядом. Глаза его были голубые, как лед на солнце.--
Воинская судьба изменчива. Иначе я бы сейчас ломал голову, куда продать
тебя.
-- Гм... и что бы ты придумал?
Рольд чуть усмехнулся, в глазах промелькнула веселая искорка:
-- Я бы придумал.
А Тавр продолжал раздумчивым голосом:
-- А можно и еще лучше... Не в Царьград, а в Багдад. Приставят при
гареме баб ихних сторожить. Правда, сперва выхолостят, как у них
водится...
В лице Рольда впервые появилось беспокойство. Владимир наблюдал за
ним заинтересованно. Воеводы гоготали, начали строить предположения, как
могучий викинг будет справляться со своими новыми обязанностями.
Наконец Владимир с грохотом опустил медную чару на крышку стола:
-- Ладно, довольно глумиться. А ты, Рольд, почему выкупиться не
предлагаешь?
-- У меня нет ни злата, ни серебра.
-- Как? -- удивился Владимир.-- У такого удачливого ярла? Да ты
только от нас из Киева увез гору золота! А сколько у тебя было побед в
Царьграде, а сколько еще ляхи платили?
Рольд презрительно сощурил глаза:
-- Конунг, ты жил с нами, ел нашу еду, сражался с нами, а так до
конца и не познал нас. Мы не держим золота, не украшаем жилищ. Лучшее
украшение викинга -- его доблесть. Викинги зарывают добытое золото, ибо
так обессиливают врага и придают сил своей земле.
Войдан кивнул:
-- Да, это их древний обычай... Гиблое дело, княже! Потому-то
викинги, хоть и захватывают богатейшие страны, сами остаются бедными как
лесные мыши. Обреченный это народ, княже. Все из-за вот таких богов!
Владимир остро взглянул на воеводу:
-- Обреченный из-за веры?
-- Трудно поверить? Вера может спасти народ, может завести в тупик.
Владимир сказал с неудовольствием:
-- Чудной ты! Тебе нет равных с мечом, а ты уже в который раз все
сводишь к вере, будто какой-то... Миром правит меч, а не вера в богов! Что
могут тысячи волхвов против моих десяти мечей?
Войдан кивнул на улыбающегося Рольда:
-- Вот он согласен с тобой.
-- А что в этом плохого? -- спросил Владимир раздраженно.
-- Взгляни на него.
Владимир взглянул. Викинг был красив мужской статью, в нем жила
яростная мощь сильного здорового зверя.
-- Ну и что?
-- Я думал, ты уже умеешь больше.
Владимир раздраженно пожал плечами:
-- Не понимаю.
-- Он побежден, княже. А раз так, то присмотрись. Не ложен ли вообще
весь его путь.
Вместо князя ответил обидевшийся Панас:
-- Ну, ты загнул! Мы победили, потому что дрались лучше. Мы --
храбрее, сильнее, отважнее!
Войдан от него отмахнулся как от назойливой мухи:
-- Викинги сражаться умеют тоже. Как и ляхи. Но раз побеждаем мы, да
еще не единожды, то наши победы не случайны. И не мечами такие победы
добываются.
Панас вскинулся, оскорбленный:
-- А чем еще?
Войдан усмехнулся, смотрел сквозь него как сквозь пустое место.
Наступило молчание, все смотрели на плененного ярла. Владимир ощутил, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг