удивления уловил и одобрение. Звенько изумленно смотрел в лицо молодого
парня, с которым только что дрался:
-- Спасибо!.. Спасибо, добрый человек!.. Не знаю, как звать-величать
тебя...
Владимир молча отступил на шаг в сторону. Добрыня как чуял, медленно
выдвинулся на своем громадном как гора коне, проговорил голосом густым и
могучим, как довольный рев сытого медведя:
-- А победил тебя и подал руку... князь новгородский Владимир, сын
Святослава!
За спиной зашумели еще довольнее, ибо челюсти у новгородцев отвисли,
грязь скребут с земли. А Звенько как стоял, вытаращив глаза вроде глупого
сома, так и рухнул на колени. Новгородцы помялись, нехотя слезли с коней.
Владимир дружески хлопнул Звенько по плечу, отвернулся, как птица
взлетел в седло своего коня. Жеребец взыграл, готовый пуститься вскачь.
Владимир дал ему сделать два шага, потом рассчитано повернулся, бросил
небрежно:
-- Слушай, Звенько... Селиться тебе все одно негде... Или есть?
-- Нету...
-- Хочешь ко мне в дружину?
Звенько, который с мукой в лице смотрел вслед удаляющемуся молодому
князю, подбежал, припал к его сапогу:
-- Княже!.. Жизнь отдам!.. Кровь всю возьми до капли, люб ты мне!..
Никто со мною так... Други были, но покинули все...
-- Вот и ладно,-- произнес Владимир спокойно, хотя внутри все прыгало
и скакало.-- Дайте ему запасного коня. Оружие получишь потом. Ну,
тронулись!
Он пустил коня вперед, не дожидаясь когда Звенько взберется в седло.
Спину сверлил тяжелый взгляд, налитый угрюмой злобой. Управитель
новгородского тиуна Курбата выглядит опасным, надо узнать его имя. Еще не
войдя в Новгород, уже нажил себе врага! Да и другие новгородцы чувствуют
себя посрамленными. Это над ними откровенно скалят зубы чужаки, дружинники
киевского князя! Словом, нажил одного врага и пятерых недоброжелателей...
Конь пошел галопом, чувствуя неспокойствие всадника. Нарушены
новгородские законы, думал Владимир тоскливо. Нарушены права тиуна,
галопом поскачут жалобы великому князю. Слава Сварогу, тот уже выступил в
поход, догнать непросто. Да, он играет с огнем. Ведь ни Стойгнев, ни
Добрыня ему не опора. У каждого свои собственные цели. Его хотят
использовать только для себя. И для Стойгнева, и для Добрыни он только
имя, им будут пользоваться кто как лопатой, кто вместо веника, а кто и
заместо скамеечки для ног.
Да, хотят и будут, что он сможет делать? Сейчас -- ничего. Ему нужны
люди, что будут верны именно ему, юному новгородскому князю. Звенько
первый, здесь ему просто повезло. Впрочем, почему повезло? Он сам завоевал
сердце и душу этого холопа. Не так просто завоевал, голова до сих пор
кружится, а в ушах будто комар звенит! Теперь надо находить и завоевывать
умелых из холопов. У них нет ни земель, ни богатства -- это может по
крохам давать им он, новгородский князь. Только по крохам, у него самого
одни крохи, но они будут счастливы и тем, будут держаться за него. Только
за него, ибо другие их будут ненавидеть. И сразу все отнимут, ежели с ним,
их защитником, что стрясется...
Ладно, сказал себе сердито. Надо волю в кулак, а сопли и слезы -- в
тряпочку. У кого нет врагов, тот ничего не стоит! Тот вообще не человек.
Копыта стучали грозно, заставляя сердце биться чаще. Дорога бросалась
навстречу, исчезала под конским брюхом. Серая стена из неошкуренных бревен
приближалась, темным пятном выступили ворота. Сзади неслась молчаливая
дружина, в первых рядах Добрыня и Стойгнев. Позади неумело скакал Звенько
на огромном и черном, как ночь, жеребце, влюбленно и преданно глядя в
спину юного князя.
Глава 13
Добрыня очень умело, надо отдать должное, сразу по приезде взял
ничего не подозревающего посадника в клещи. Для того и гнали коней,
объяснил позже он Владимиру, чтобы тот не успел припрятать награбленное. И
не продал, а деньги сложил в калиту.
Терем был богат, хотя и не чета киевским, с подвалами с добром,
складами, амбарами, конюшнями, пристройками. Хороша была и зброярня, где
оружие висело на стенах, блестело начищенным железом в углах комнат,
лежало целыми связками на свободных лавках. Мечи особой закалки, что так
ценятся в западных странах и вызывают зависть у ромеев, висели так плотно,
что касались рукоятями. Харалужные шоломы блистали на лавке и на
подоконнике, выставленные рядком как на показ или продажу, а кольчуги
висят на бревенчатых стенах распятые, сразу видно все размеры, есть и с
нашитыми железными бляшками, есть с длинными рукавами, есть с воротниками
и без, грудами свалены в углах железными наплечники, нарукавники, поножи,
богатырские рукавицы из толстой кожи с железными шипами, возле кадки с
водой для умывания стоит связка длинных луков, над ними на стене висят
широкие пояса из двойного слоя кожи и с нашитыми булатными бляхами.
Владимир тут же поменял свое вшивое снаряжение на добротное, выбрал
для Звенько подходящий доспех, кольчугу, одел с головы до ног, вручил ему
настоящий меч, кованный пояс с кольцами для ножа и баклажки, шолом из
настоящего булата.
Разъяренного боярина всего на трех подводах отправили обратно в Киев.
Добрыня деятельно взялся изучать Новгород и новгородскую землю, окрестные
племена, с которыми то дружба, то вражда, а Владимир к удивлению Добрыни,
но и облегчению, окунулся в непривычный мир, когда можно есть и пить
вволю, задирать дворовым девкам подолы, выбирать себе любого коня на
посадской, а ныне княжьей конюшне.
Даже в разгар лета северный ветер проедал до костей. Терем посадника
был невелик, стоял на продуваемом со всех сторон месте. Первую ночь
Владимир зяб, укрывался на ночь теплыми шкурами. Челядь посмеивалась,
князь-де тонкокожий, неженка. Не приживется, а то и захворает от здешней
сырости да холода.
Владимир, стиснув зубы, начал приучать себя ходить одетым столь
легко, что даже привыкшие к холоду новгородцы уважительно покачивали
головами. А сам Владимир выяснил вскоре, что местные больше бахвалятся,
чем в самом деле столь уж привычны к холоду.
Звенько как верный пес ходил следом, смотрел влюбленно. Владимир
наконец ощутил неудобство:
-- Звенько... Ты сам видишь, у меня пока что ни земель, ни денег. Но
когда-нибудь ты получишь за свою верность сторицей.
Звенько вспыхнул до корней волос. Редкие веснушки утонули под волной
прилившей крови:
-- Княже!.. Да разве ж я за деньги? Не все деньгами меряется. Ты --
настоящий князь. От тебя пойдет правда и справедливость по всей земле
Русской. А я жизнь готов положить, только бы тебе все удалось.
-- Ну-ну,-- сказал Владимир в еще большем неудобстве.-- Спасибо... Но
все-таки я воздам всем, кто был со мной. Когда-то мы будем делить огромный
пирог, именуемый Русью!.. Звенько, ты знаешь Новгород и его людей.
Присматривай еще изгоев, недовольных своими хозяевами. Я назначаю тебя
своим старшим дружинником. Подбирай людей, коими будешь распоряжаться.
-- Княже! Я ж даже мечом не владею, как воин!
-- Мне нужен верный человек. А воинов на Руси и так хоть пруд пруди.
Глаза Звенько из умоляющих стали серьезными. Юному князю в самом деле
в этом городе опереться не на кого. Если подумать, то ему еще тяжелее!
-- Есть такие люди,-- сказал он, подумав.-- Если возьмешь под свою
руку, у тебя не будет более верных псов!..
Когда Добрыня, взяв с собой всю дружину, отбыл на границу
Новгородщины, что-то зашевелилась ижора, Владимир вовсе повел себя
непривычно. Звенько не понял, почему Владимир, воздержанный в еде и питье,
начал задавать в своей единственной комнате, а затем и во всем тереме,
пиры. А при доброй погоде столы выносили во двор, из подвалов выкатывались
бочки с вином, доставленные из заморских стран и накопленные посадником
для собственных нужд, выносили окорока, а на кухнях челядь сбивалась с
ног,
Радушный и довольный, он угощал лучших бояр, тысяцких, купцов,
старшин торговых рядов. Пригласил и старейшин иудейской общины, а также
знатных свеев, что ехали через Русь в южные страны. Вино лилось рекой, ели
за троих. Здесь он был не князем, а у равных: уважительно выслушивал
старших, лучшие блюда предлагал гостям, гридням велел сперва услуживать
степенным боярам, а потом уже ему, молодому. Это льстило старикам, о
молодом князе быстро пошла слава как о молодом да разумном, что чтит
старших и слушает их советов.
Он приблизил к себе Тавра, молодого сына боярского, худого телом,
сутулого, непригодного для жаркой схватки, но разумного и наблюдательного.
В его серых глазах светился ум, словно всю силу, не доставшуюся телу, боги
вложили ему в голову.
Они разговаривали всего трижды, но оба остались довольны, словно бы
скрещивали мечи в невидимом поединке, когда оба сумели показать свое
великое умение, незримое для других. Тавр льнул к юному князю, и Владимир
скоро убедился, что никакого расчета у того нет. Он князь только по
названию, тряпичная кукла на столе новгородском, его слово ничего не
значит, взять или выпросить у него ничего...
-- Ты тоже пей,-- велел Владимир однажды, когда они остались одни.--
Что глазами лупаешь? Пей, да ума не пропивай. Пей да слушай. Что у
трезвого на уме, у пьяного -- на языке. Здесь мне любой может резать
правду-матку, хоть вроде бы спьяну, хоть нарочито. Это не пиры, понял?
-- А... что?
-- Пир -- это для дураков. А мы с тобой и на пиру -- на поле бранном.
Это не пир, а военный совет. Я всех слушаю, и ты слушай. Здесь не только
языки развязываются, но и рыла их свинячьи по-другому смотрятся. Ты
заметил, что здесь спорят без опаски, свои резоны ставят поперек, дерзят?
Я не случайно прихожу сюда в простой рубахе!.. Здесь я не князь, а такой
же витязь, который с ними на равных обсуждает как жить дальше.
Тавр кивнул, глаза его странно блеснули. Знал ли юный князь
новгородский, что такие же пиры задавал римский Цезарь, где называл себя
первым среди равных, а потом и Артур британский, что даже стол велел
соорудить круглым, чтобы все рыцари, допущенные на пир, чувствовали себя
равными с королем? И тот и другой остро нуждались в поддержке, ибо Цезарь
захватил власть хитростью и силой, став величайшим императором, как и
король Артур, которому пришлось брать трон мечом, а затем отстаивать всю
жизнь? Правда, оба пали от острых ножей убийц, но пожить и оставить след в
песнях успели...
-- Спасибо, княже,-- сказал он, скаля зубы. В его серых глазах было
уважение.-- Теперь я понимаю, зачем был выструган Круглый Стол на самом
деле...
-- Какой стол?
-- Как-нибудь расскажу,-- пообещал Тавр.-- Если у нас будет свободное
время.
-- Свободное,-- засмеялся Владимир, но горечи в его словах не было,--
разве что в могиле... Да и зачем свободное время, если мы не дураки и не
лодыри?
Он огляделся по сторонам. Они были только вдвоем в горнице, гридни
унесли столы вниз. Тавр чувствовал напряжение, князь был словно стянут
тугими веревками.
-- Ладно,-- сказал Владимир вдруг.-- Чего ходить вокруг да около... Я
давно приметил тебя, сын боярский. Не прост, хотя простецким рядишься.
Пьешь мало, но пьяным прикидываешься... Больше слушаешь, чем говоришь.
Понравиться умеешь, влезть в душу могешь... Даже ворога окрутишь, тот и не
опомнится.
Тавр стоял, побледнев. Владимир с усмешкой рассматривал его. У Тавра
появилось ощущение, что князь, хоть много моложе, видит его насквозь, как
видел в свое время дед, бывший в бытность волхвом.
-- Ну... -- только и сказал он в растерянности.
-- Вот что, Тавр,-- сказал Владимир медленно, давая словам падать как
удары молота на наковальню,-- согласен служить мне?
-- Я и так служу тебе, княже!
Владимир отмахнулся:
-- Тавр, теперь понимай меня с полуслова, как умеешь понимать других.
Если говорю: служить мне, то именно мне. Остальные и знать не должны о
твоей особой службе. Понятно?
Тавр стоял молча. Предложение Владимира было опасным. Сам князь едва
держится на столе новгородцев, просто непонятно как сумел его заполучить,
может и свалиться в любой день. А с ним полетит и его голова.
Владимир кивнул понимающе:
-- Подумай. Не спеши. Если не хочешь, то забудем разговор. Живи
спокойно. И я забуду.
Тавр поднял голову, их глаза встретились и сомкнулись. Несколько
мгновений смотрели друг на друга.
-- Принимаю,-- ответил Тавр наконец.-- А что мне терять? Я ведь не
живу... а смотрю как живут. Да и чую в тебе силу. И ты не прост, каким
стараешься казаться. Я буду служить тебе... хотя тем самым сую голову в
петлю.
-- Будем висеть вместе... боярин!
Да, он пожаловал Тавра званием боярина. Как Святослав, назначая
Добрыню посадником новгородским, дал боярство за долгую честную службу. Не
всякий сын боярский становился боярином, как не все даже в старшей дружине
были боярами. И Тавр, хоть слово Владимира пока что мало весило, был
польщен.
Когда Добрыня вернулся, Владимир напросился в новый объезд по своим
владениям. И снова Добрыня понял по-своему: уже перепробовал все вина,
всех молодых челядниц познал, тянет на новенькое. Тут сам еле
сдерживаешься, чтобы не грести под себя всех встречных девок: мужская
плоть требует насыщения, но и дел невпроворот. Сейчас потеряешь день,
завтра окажется потерянным год. А кто теряет год, тот теряет жизнь.
Сейчас потеряю час, думал Владимир, глядя в спину Добрыни, завтра
потеряю день. А что такое день в короткой жизни? Вон Добрыня, богатырь и
умом быстр, терял дни, потому в свои тридцать лет, а это уже почти
старость, все так же на побегушках у великого князя!..
И даже в быстрой скачке, пригибаясь под быстро проносящимися над
головой суковатыми ветвями, шептал, закрепляя в памяти, имена знатных
бояр, их жен и детей -- в разговоре сгодится любая мелочь, прозвища
именитых купцов, старейшин торговых рядов, старост кварталов Ляшского,
Жидовского, Чешского, Немецкого...
На пятый день пути дружина сбилась с дороги. Лес был дремучий, а
тропинки, пробитые человеком, незаметно перешли в звериные тропы. Трижды
выходили по следам кабаньих стад к водопою, стреляли молодых подсвинков на
ужин и поили коней, но Добрыня ярился: не за тем ехали!
Еще два дня проплутали, потом наткнулись на весь, настолько
затерянную в дремучем лесу, что и наречье там было древлянское -- не
древлянское, вятическое -- не вятическое, а уже свое, обособленное.
Когда-то в дальние время, гадали дружинники, мужику с бабой удалось
убежать в лес, спасаясь от какой-то беды, там выжили, развели детей, те
пошли плодиться, хоть большая часть и гибла от голода и холода... И вот
уже новое племя, что смотрит дико, живет в землянках-берлогах, сами похожи
на отощавших медведей, топят по-черному, моются тоже по-черному все
вместе: мужики, бабы и дети, спят вперемешку. Голая худоребрая детвора
возится под полатями вперемешку с козами, свиньями и собаками. От чужаков
забиваются в темноту, оттуда зыркают глазенками как лесные зверьки...
Они не верили, что в лесу есть еще веси, где живут люди. Не верили,
что лес -- еще не весь свет, что за ним есть свободное от деревьев место,
очень большое, где обитает великое множество народу...
Добрыня собрать с них ничего не собрал, но велел к первому снегу
наготовить лисьих и горностаевых шкур. А ежели не наготовят, то с ними
будет вот что...
Он выбрал немощного старика, дети вот-вот отвезут подальше в лес на
смерть, свирепо взмахнул мечом. Голова старца покатилась по утоптанной
земле. Люди смотрели тупо, еще не понимая. Добрыня погрозил кулаком,
повторил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг