воеводу! Боялся, что поднимут на смех, или же... боялся за нее?
Не видела, что Зверята взглянула раз-другой в ее сторону,
хотела что-то сказать, но, судя по ее лицу, передумала. Однако
в глазах появилось новое выражение.
К столу сошлись угрюмые, сосредоточенные. Ингвар был
бледен, под глазами повисли темные круги. Асмунд задумчиво
покачивал головой, глаза были отсутствующие. Рудый покусывал
ус.
Зверята мановением руки послала поварят вдоль стола. Перед
воеводами появились глубокие миски с парующим борщем, посреди
стола поставили блюдо с жареным гусем.
Асмунд первым запустил ложку в борщ, хлебнул, обжигаясь:
- А-а-ах!.. Все нутро обожгло. Но зато я был прав.
- В чем? - не понял Ингвар. - Считаешь, не стоит
строить оборонительный вал за Черниговым?
- Какой вал, когда такой борщ! Я прав, что остался
ночевать. Такого борща с детства не ел. Да где том с детства,
вообще не пробовал. Спасибо, Зверята!
Ингвар зачерпнул, подул, ноздри хищного носа задергались.
Бросил быстрый взгляд:
- Да, Зверята, ты превзошла себя. Если и на вкус, как на
запах...
Зверята кивнула победоносно:
- Проверь.
Ингвар тоже ощутил, что борщ оказался необыкновенным,
хмурая ключница никогда так не готовила. Кивнул благосклонно,
довольный, что угодила его друзьям:
- И завтра так сможешь? Или это получилось случайно?
Зверята наморщила лоб:
- Не знаю, не знаю... Может завтра будет что-то
новенькое. Если, конечно, милая Ольха задержится до завтра.
Ингвар вскинул брови:
- Ты что, стараешься для нее?
Рудый захохотал, все понял мгновенно, хитрость и
сообразительность - сестры, а Зверята притворно удивилась:
- Нет, это она старалась для вас. Не знаю, стоило ли? Вы
все жрете как три кабана, не разбираетесь. И гуся она готовила.
Мне кажется, очень даже неплохо.
Асмунд хлебал, обжигаясь, но уже посматривал на коричневый
холмик, в котором торчал нож. Пахло умопомрачительно, сладкий
сок выступил из-под крылышек, а румяная корочка готовилась
сладко захрустеть на зубах, открывая нежное сочное мясо.
- Эх, ты, - сказал он Ингвару укоризненно, - такого
повара отдавать... Ольха, если припечет, то иди за меня! Если,
конечно, и в замужестве будешь готовить не хуже.
Ингвар сидел с натянутой улыбкой, смотрел напряженно.
Видно было, что слова воевод обрадовали, мол, пленница
смирилась, старается угодить, боится немилости, то что-то и
тревожило. Рудый первым закончил с борщем, вылизал миску, тут
же поспешно отломил гусиную лапу. Корочка с хрустом треснула,
запах пошел по всей палате. С запахом мяса смешивались пряные
травы, острые даже на нюх.
Асмунд сглотнул слюну, взмолился:
- Погодь, палач! Не дразни.
- Не торопись, не торопись, - успокоил его Рудый
благожелательно. Он вонзил зубы в сочное мясо, зажмурился от
наслаждения. - А то несварение, то да се...
- Какое несварение? - удивился Асмунд. - Такой борщ
мертвого вылечит!
Рудый ел, посмеиваясь, а Ольхе сказал очень серьезным
топом:
- Если ничего лучше не придумаешь, чем за этого увальня,
то иди за меня. Я баб не бью, работой не морю. За мной будешь
как за каменной стеной.
Улыбка Ингвара стала еще напряженнее. Ольха посматривала
украдкой, слова воевод тешили, каждой женщине приятно, когда ее
стряпню хвалят, но Ингвар, конечно же, не рад. Он хочет
насладиться властью, отомстить за рану. А когда великий князь
велит отдать ее в жены, то постарается, чтобы худшему из всех,
а не этим двух сильным и красивым воеводам.
Рудый попросил:
- Ольха, радость моя, подай мне хлеб.
- И мне, - попросил Асмунд.
Ольха протянула им тарелку обеими руками, берите вволю,
подняла глаза на Ингвара:
- Тебе, воевода?
Он кивнул, глаза уводил в сторону. Она тоже смотрела в
сторону, потому их руки нечаянно соприкоснулись. Оба так
дернулись в стороны, словно обожглись, что она задела свою
миску, а он выронил ломоть хлеба, к счастью, не в борщ. Поймал
поспешно, потемнел, услышав смех Рудого. Чего-то в смехе самого
хитрого воеводы Олега было больше, чем простой смех над их
неловкостью.
Как он меня ненавидит, сказала она про себя. Но и я, это
главное, ненавижу этого кровавого пса великого князя. Он
уничтожает вольности племен. Он хочет покорить мой народ и
одеть гнусное ярмо рабства. Он увез меня, княгиню, пленницей.
Даже не на казнь, что было бы понятно, а на гораздо худшее...
Что ж, сказала она себе. Пусть у меня нет своего кинжала,
но есть много способов наложить на себя руки. Я это сделаю. Но
я не слабая трепещущая лань, что покорна чужой воле. Я
постараюсь взять с собой и обидчика. А боги рассудят, кому у
кого быть в рабстве там, в другой жизни!
Глава 25
Когда на столе остались только обглоданные косточки,
мужчины уже неспешно потягивали из серебряных кубков редкое
вино. В палату заглядывало ясное солнышко, во дворе голосисто
кричал петух.
Асмунд пил, причмокивая, наслаждался вином, покоем, и
вообще жизнью. Рудый почти не притрагивался к кубку, больше
щелкал орехи, а вином лишь изредка запивал. Ингвар не
притрагивался ни к вину, ни к орехам. Зачем-то сгибал и
разгибал ложку, пока не сломал. Тут же взялся за другую.
Асмунд поинтересовался:
- Значит, тобой решено крепить союз племен... Что ж,
обычное дело. А когда тебя выдадут замуж?
Ольха ответила сдержанно:
- Не знаю. Ваш князь сказал только, что хочет отдать
меня, как можно быстрее. Так же жаждет ваш друг.
Асмунд поперхнулся вином. Повернулся к Ингвару:
- Вот этот?
- Князь стряхнул меня ему на руки, - объяснила Ольха с
лицемерным сочувствием. - Пока меня кто-то не возьмет, он
отвечает за меня.
Асмунд шумно почесал в затылке.
- Почему не стряхнул мне?
Рудый выплюнул, морщась, гнилой орех:
- Потому что он - Вещий! Не тужи, Ольха. Я думаю, что из
тех, кто видел тебя на пиру, сегодня на трезвую голову уже
половина осаждает великого князя. Просят тебя в жены.
Асмунд удивился:
- А вторая половина? Вряд ли найдется хоть один...
- Вторая просто не верит, что это было наяву. Всем нам
такие только снятся! Особенно такими вот летними ночами, когда
наешься жареного мяса со жгучими пряностями.
Он посмотрел на ее сразу потемневшее лицо, оглянулся на
Ингвара. У того лицо было как вырезанное из камня. Старого
темного камня.
- Меня это не радует, - ответила она подавленно.
- Почему? Только потому, что мы - русы?
- У нас женщин не выдают как скот.
- Гм... Я слышал, что у вас тоже мужчины берут столько
жен, сколько хотят. Даже по десять-двадцать!
Она пожала плечами, поправила:
- Не мужчины берут, а женщины идут. По своей воле! Мои
три подруги, они сестры, пошли за витяза Вырвидуба. Не захотели
расставаться, а любили его все трое... Но у нас, лесных людей,
чаще как у оленей или лебедей: пара - на всю вечность.
Рудый смотрел то на нее, то на Ингвара. Всегда задорное и
плутоватое лицо воеводы стало печальным.
- На всю вечность, - сказал он задумчиво и мечтательно,
- как в песнях... Все к этому стремимся. А кто находит? Все
женимся на чужих женах... э-э... предназначенных богом для
кого-то другого. Может быть, моя единственная в дальней стране?
Но как найти даже ту страну, их тысячи... Жизни не хватит
обойти. И женщины выходят за чужих, ибо их молодости не хватит
найти своего, единственного. А уж у княгинь, да и у князей,
выбора вовсе нет. Замуж выходят и женятся для дела. Укрепления
союза племен, выгодных договоров, присоединения земель...
Она отвела взор. Рудый прав, беспощадно прав. И в ее
племени свобода выбора только у простолюдинов. Князья
сочетаются браком, сообразуясь с необходимостью древлян.
Хмурый гридень собрал на поднос грязную посуду, повернулся
уходить. Ольха подхватила со стола и ловко поставила на самый
верх подноса пустой кувшин. Гридень удалился на полусогнутых,
кувшин угрожающе раскачивался.
На широком лице Асмунда появилась широкая улыбка:
- Ты двигаешься, как Ингвар... А Ингвар - лучший боец на
всей Новой Руси. Конечно, не считая нас с Рудым. Это верно, что
у вас женщины дерутся наравне с мужчинами?
- Дай мне меч, - предложила Ольха с вызовом, - и ты
увидишь.
- Ну да, - продолжал рассуждать Асмунд, - если ты
княгиня, то тебя учили лучшие умельцы. Тебе бы еще силенки, как
у Ингвара. Я бы не знал, на кого поставить!.. Но это стоило бы
посмотреть.
Ингвар потрогал левую сторону груди, поморщился:
- Иди ты... Еще и силенки ей!
Снова к своему удивлению она ощутила чувство вины. Он
слишком стойко переносит боль, а на ней еще не помстился. А
рана должна ныть, хотя теперь заживает быстро. А когда он
напрягается, то края раны расходятся... Если не кровь, то
сукровица еще сочится. Кровь прилила к ее щекам, когда
вспомнила с какой силой он притянул ее к своей груди, широкой и
твердой.
Асмунд все еще в раздумьи покачивал головой, наконец
сказал убежденно:
- Если святой отшельник... то бишь, великий князь, пошлет
меня к древлянам - откажусь! Я не смогу драться с бабами. У
меня рука не поднимется.
Рудый засмеялся;
- Да знаю-знаю, что у тебя поднимется! Но я, честно
говоря, тоже лучше бы увильнул. Не знаю, как с ними драться.
Совестно. Это наш орел Ингвар везде орел!
- Летает хорошо, - заметил Асмунд одобрительно. Он
оглянулся на Ольху. - Только садиться не умеет.
Рудый тоже посмотрел на Ольху:
- Да, Ингвар - орел. Который деревья клюет.
Она вспыхнула, не понимая их шуток, но чувствуя, что
грубые:
- Кто такой святой отшельник?
Асмунд сказал серьезно:
- Когда мы впервые встретили великого князя Олега...
вернее, он нас встретил, он не был ни великим, ни князем.
Просто отшельником из пещеры. Но частые войны меж соседями
мешали его разговорам с богами. Столько крови пролилось в его
уединенном месте, что он, нарушая клятву отшельничества, взял
меч и поклялся принести мир в эти земли. А враги, что
издевались над ним, слишком поздно поняли, что отшельниками не
рождаются!.. Кем он был, это тайна для всех, но я кладу голову,
что о нем поют кощюнники. Но кто ведает, под какими именами его
воспевают?
- Под какими кличками жил, воевал, странствовал, -
сказал Рудый задумчиво.
- Любил, - вырвалось у нее непроизвольно. Смутилась под
их вопрошающими взглядами. Показалось вдруг, что такой человек
не мог не любить. Наверное, несчастливо, слишком печальный у
него лик, а во взоре тоска. Много горя видывал?
- Может быть, даже любил, - согласился Асмунд. - От
князя всего можно ожидать.
- От человека, который стал нашим князем, - поправил
Рудый.
По его тону Ольха поняла, что воевода считает
таинственного Олега больше, чем князем. Но что может быть
больше?
После обеда она пошла в свою комнату. Не стала дожидаться,
что изволит изречь ее тюремщик. Надо будет и вдогонку гаркнет.
Или гарканет. Но нет, смолчал. Или, что вернее, не захотел при
друзьях раскрываться. Похоже, что-то им не сказал или утаил.
Конечно, чтобы не выглядеть глупо. Все-таки два раза убегала, а
в третий раз хоть убежать не смогла, но ранила так, как не смог
даже бедный Ясень.
Боги, сказала она себе смятенно. Крыло ведь не приехал,
или его не взяли. А повязку надо менять, иначе заведется грязь,
рана воспалится. Плох или хорош Крыло как волхв-лекарь, но
повязку бы сменил, а то и лечебные травы приложил бы... А
теперь что?
Когда сворачивала за угол, услышала шорох и быстро
оглянулась. Вдали колыхнулся занавес. Понятно, стража следует
за нею даже здесь, в доме. А во дворе второй ряд охраны. Зная
Ингвара, можно предположить, что за воротами тоже сторожат. Уж
очень не хочет потерять ее! Уж очень хочет соединить племена.
Или до свинячьего писка боится гнева великого князя.
Молодая челядница попалась навстречу:
- Чем-то помочь?
Ольха мгновение изучала ее, но у девчушки было такое
простое бесхитростное лицо, что не стоило даже заводить вопрос
о бегстве.
- Скажи, почему этот терем... да и все хозяйство, так
запущены?
- Хозяин здесь почти не бывает.
- Почему?
- Он одержим завоеваниями... Его отец погиб, строя Новую
Русь, а его мать...
- И мать?
- Да, ее убили ужасно, - она вздохнула сочувствующе. -
Он остался сиротой. У него нет никого, кроме великого князя и
двух воевод...
- Я знаю, Асмунд и Рудый. Они хорошие люди?
- Они его любят и жалеют. У него, можно сказать, теперь
три отца. Когда он возвращается из походов, Асмунд и Рудый
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг