притвориться, что пьян и путает правую и левую руку.
- Ты в самом деле осталась бы в этом болоте? - спросил
он со злой насмешкой.
- Зачем? - отпарировала она. - Я знаю обратно дорогу.
- Так бы тебя и отпустили! Если великого князя не
страшатся, то что им далекие древляне?
Она промолчала, не желая соглашаться с лютым врагом. Иначе
недалеко и до признания, что она, поняв, что ей грозит, не так
уж и старалась затаиться. И не одно любопытство заставило ее
прильнуть к щелочке, рассматривать его, такого надменного,
сурового, непривычно высокого среди мелкорослой дрягвы. Ей даже
показалось, что на нем все еще следы волн северного моря, хотя
по некоторым слухам, он родился уже здесь, вдали от родных
мест.
Глава 12
Выйдя на берег, он вернулся к завалу, где двое ждали с
конями, посадил ее на Ракшана впереди себя. Слитком измученная,
чтобы сопротивляться. Ольха лишь закусила губу. Ничего, дикая
жизнь в лесу научила и затаиваться. Она сумеет ударить, сумеет
стереть победную ухмылку с ненавистной рожи!
- Вперед! - велел Ингвар звучным голосом. - Нас
заждались в Киеве!
Кони сразу перешли в галоп. Павка по своей привычке
понесся впереди, остальные дружинники скакали в хвосте,
прикрывая воеводу с пленницей. Ингвар ощутил, как худенькое
тело в его руках начало вздрагивать. В схватке коса расплелась,
волосы закрывали ее лицо, теперь он понимал, что Ольха
позволила ей расплестись намерение. За таким занавесом
беззвучно плачет, сотрясаясь от рыданий.
Ящер меня возьми, подумал он бессильно. Сама же виновата,
змея подколодная. Не сопротивлялась бы, люди не погибли бы ни с
ее стороны, ни с его. И осталась бы... Да, забрали бы
заложниками только ее младших братьев. Так, на всякий случай. А
она правила бы почти как и раньше, всего лишь признав Олега
верховным князем примученных к дани племен, князем над
князьями.
Руки его начали сближаться. Он с великим трудом заставил
себя скакать, как будто не слышит ее молчаливого плача. Кожа
горела как в огне, так хотелось прижать ее к груди, погладить
по голове, успокоить.
Скорее бы Киев, взмолился он. Никогда не жаждал так
очутиться в городе. Сдать ее князю Олегу, пусть сам
расхлебывает. А она наконец-то убедится, что Киев - не такое
уж и кровавое место. И что там вовсе не враги.
Он вспомнил ее лицо, ее глаза. Да, ей долго не придется
ждать, когда кто-то возьмет ее у жены. Отбоя не будет! Возьмут
и будут счастливы. Даже не ради ее земель, а ради ее самой. И
каждый вечер она будет кому-то снимать сапоги, стелить
постель...
Он скривился и сам не понял, почему одна только мысль, что
она станет чьей-то женой, подняла волосы на затылке, а по коже
пробежали мерзкие пупырышки, будто после ядовитой многоножки.
Да, она приживется в Киеве, потому что назад дороги не будет.
Он сам отрезал ей все дороги.
- Плачь, - сказал он сочувствующе, - плачь сейчас. Мне
мама говорила, что лучше выплакаться сразу.
Ее голос был едва слышен:
- Кто сказал, что я плачу?
- Мне показалось.
- Пусть не кажется... Женщины нашего племени не плачут в
руках врага. Княгиня не будет плакать тем более.
Он чувствовал, как она глубоко вздохнула, стараясь
выровнять дыхание и прекратить тихий безнадежный плач. Она
враг, беспощадный враг, но он чувствовал уважение к ее
стойкости. Если бы родилась мужчиной, она бы водила дружины в
походы. Возможно, сама бы огнем и мечом соединяла племена в
одно крепкое государство.
- Скоро Киев, - сказал он. - Ты увидишь другую жизнь.
Ее голос стал тверже, он почувствовал в нем мощь, словно
она вложила в него всю жизнь:
- Сварог, взгляни на землю!.. Перун, мой бог, я ли не
проносила тебе кровавые жертвы? Меня хотят отдать под власть
коварного пришельца из-за моря, ненавистного князя русов Олега]
Помоги, а я клянусь, что не успокоюсь, пока не убью и не брошу
собакам его кровавого пса - Ингвара Северного.
Его потрясла не сама клятва, а та страстность, с какой она
ее произнесла. С холодком по спине понял, что древлянская
княгиня в самом деле не успокоится, пока не выполнит клятву.
Неважно, дала ее богам, родителям или бебе.
Он ехал молча, покачиваясь в седле в такт шагов Ракшана.
Чувствовал себя так, будто его окунули в прорубь и там
оставили. С ним едет его смерть, а он бережно держит ее в
руках.
Дорога иногда выныривала на опушку, и тогда слева тянулись
распаханные поля, виднелись избушки. Потом кони снова мчались,
почти задевая боками деревья. Ингвар видел следы рубки
деревьев, хворост весь выбран, здесь в лес ходят как в свой
задний двор.
Он насторожился, ладонь упустил на рукоять меча, что
торчала слева у седла, но коня не придерживал. Впереди между
деревьями молодой здоровенный парень в рубахе до колен тащил
двухколесную тележку. В ней сидели, держась за борта, седой как
лунь старик и такая же старая женщина. Ольхе было достаточно
беглого взгляда, чтобы понять все.
Ингвар загородил дорогу, раздраженно смотрел на парня,
потом на стариков. Такое лицо у него становилось, когда чего-то
не понимал. Старики были очень похожи, так бывает даже не у
брата с сестрой, у них с годами сходство теряется, а у мужа и
жены, проживших вместе многие годы, вырастивших детей и
поднявших внуков.
- Старики прервали неспешный разговор, смотрели на
воеводу русов без страха и любопытства. Лица у них были в
мелких морщинках, как печеные яблоки, глаза выцвели от
старости.
Ингвар бросил озадаченно:
- Эй, ответствуй! Куда везешь таких немощных? Они не
годны на сборе ягод, там и малец уморится. Им и сучья собирать
трудно. Аль бортничать? Но их пчелы забьют.
Парень смотрел исподлобья:
- Воевода, мы дань платим исправно. Чего тебе еще?
- Да я просто любопытствую.
- Мы дань платим, - повторил парень упрямо. - А в наши
обычаи тебе лезть незачем. Там не будет прибыли.
В его словах прозвучала затаенная угроза. Ингвар чуть
подал коня вперед, тот напер на парня грудью. Да, с чужими
богами лучше не спорить. Прибыли не будет, а беду накликать
легко.
- Я просто любопытствую, - повторил он сухо. - Ты
можешь везти их дальше. Но почему, если я все верно понял, не
дождался зимы? Сейчас корму хватит на всех.
- Они так захотели, - объяснил парень. - Летом в эту
пору повстречались, в эту пору и хотят уйти. Вместе, как и
жили.
Он наклонился, подхватил оглобли. Ингвар молча смотрел как
уперся в землю ногами, двуколка потащилась дальше, скрылась за
деревьями. Старики молча смотрели только друг на друга.
Ингвар зло хлестнул коня. Тот взыграл, несправедливо
обиженный. Кожа на скулах Ингвара натянулась, желваки заиграли.
Процедил у Ольхи над ухом с ненавистью:
- Проклятая земля! Проклятый народ!
Ольха проводила долгим взглядом стариков. Те и сейчас
смотрели друг на друга любяще, неотрывно. Не знают, встретятся
ли еще в другой жизни, где окажутся: в вирии или в подземном
мире Ящера, удасться ли снова быть вместе, и потому вбирают
взглядами друг друга всецело.
Дурак этот воевода русов, подумала она неприязненно. В
зимнюю бескормицу, когда из сусеков выметают последние крохи,
почти в каждой веси стариков сажают на санки, везут в лес и
оставляют там на растерзание диким зверям. Это правильный
обычай, чтобы выжили молодые. Иначе хлеба может не хватить
детям, а без них погибнет род, погибнет и племя. Старики сами
напоминают взрослым детям, чтобы те отвезли их в лес. А те еще
оттягивают разлуку, пока совсем не становится голодно, хоть
щепки грызи!
Кони шли ровным неспешным галопом. Ингвар молчал, всадники
скакали молча. Измученная, она чувствовала, как ее тело
расслабляется, теряет власть. Несколько раз заставляла себя
держаться, не спать, нельзя выказывать слабость перед врагом,
лютым врагом, самым худшим из них - кровавым псом Ингваром...
Ингвар чувствовал, как ее твердое, как камень, тело
становится мягче. Она расслабилась, уже засыпая, вздохнула
горестно и поерзала в его руках, устраиваясь поудобнее.
Ветерок трепал ее золотые волосы, они щекотали ему лицо.
Знакомый запах душистого сена и терновника наполнял ему ноздри.
Во сне злое выражение ушло с ее нахмуренного лица. Брови
удивленно поднялись, пухлые губы чуть раздвинулись, обнажая
ровные белые зубы. Ресницы были длинные, пушистые, загнутые,
скулы гордо приподняты. Однако чистое невинное лицо было
настолько беззащитным, что у него остановилось сердце.
Проклятая жизнь, подумал свирепо. Проклятое время,
замешанное на крови, убийствах и предательстве. Он родился с
мечом в руке, в седле провел больше времени, чем в постели, а
небо над головой видел чаще, чем потолок. Он сражался и убивал,
но где-то же должны быть островки, где чисто и мирно, где
цветут троянцы и поют соловьи? Именно в таких местах должны
жить вот такие нежные, но они тоже знают только смерть и
убийства!
Поклялась Перуном, мелькнуло злое. Ладно, он знает, что
ему на роду написана смерть на поле боя. Что ж, примет от ее
руки. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, как бы не
исхитрялся.
Но печалью наполнила сердце не сама мысль о кровавой
смерти, а то, что может придти от ее руки. От руки той, кого
везет в жены для одного из именитых бояр великого князя.
Он начал придерживать коня. Солнце уже закатилось, а в
лесу сумерки подают на головы как удар топора. Он посматривал
по сторонам, узреть бы полянку под раскидистым дубом на случай
дождя, а впереди на дороге его уже поджидал Павка.
- Ну что, - буркнул Ингвар, - опять подумываешь, как
отпустить ее?
- Воевода, - обиделся Павка, - неча старым глаза
колоть! Кто ж знал, что эта змея окажется такой хитрой? Она ж
такая хитрющая, такая коварная, что прямо... прямо тебе пара.
- Ладно, что хотел?
- Воевода, у нас не твои волчьи глазища! Воротило отстал,
его конь хромает. Да и мы головы сломим в потемках.
Ингвар сам видел, что не успевают достичь Киева до
темноты. Если бы эта змея не пыталась улизнуть, уже были бы в
тепле, обнимался бы с друзьями, ему совали бы кубки с вином, а
веселые девки вешались бы на шею.
- Разжечь костер на ближайшей полянке, - велел он. -
Ночь коротка, переждем. На рассвете будем в городе.
Павка исчез впереди, а когда Ингвар с пленницей выехали на
поляну, трое дружинников, стоя на четвереньках, словно
кланялись огню, усердно раздували искры. Павка сам притащил,
отдуваясь, огромную сухую лесину.
- На всю ночь хватит, - объявил гордо. - А то собирают
щепочки... Что за молодежь пошла?
Ингвар спрыгнул с коня, снял Ольху. Ее передернуло, от
ненавистных рук кровавого пса по ее телу прокатился нехороший
жар, поднялся к голове, где густая кровь прилила к щекам, а
когда достиг ног, те ослабели.
Ингвар пытался ее поддержать, но она брезгливо
отстранилась, едва не упала. Дружинники спешились, за кустами
расседлывали коней, спутывали ноги и отпускали пастись. Кто-то
уже снял мешок со снедью, развязывал перед костром.
Павка наконец разжег огонь, а Ингвар сам освежевал
забитого по дороге кабанчика, насадил на вертел. Тем временем
Боян выстругал и забил в землю колья с рогатинками. Ингвар
положил на них вертел. Поворачивать вертел выпало Окуню, другие
уже расселись вокруг огня и, роняя слюни, смотрели как сквозь
толстую кожу начинают выступать капли жира. Те разбухали,
распространяя сводящий с ума аромат, срывались на горящие угли,
откуда навстречу выстреливали сизые дымки.
Наконец полянку начал заполнять ароматный запах жареного
мяса. Боян застонал, шумно сглотнул слюну. Окунь ухмыльнулся,
покачал головой. Запах становился мощнее, победнее.
- Пора! - не выдержал Боян.
- Не прожарился, - сказал Окунь непреклонно.
- Уже подгорает!
- Только снаружи. А внутри еще сырой.
- Настоящие мужчины едят с кровью. А слюнтяи с
расшатанными зубами могут есть траву!
Сумерки сгущались быстро, а пламя костра казалось все
ярче, Далеко на дороге раздался предостерегающий крик.
Зазвенело железо, голоса были грубые, раздраженные. Ингвар
насторожился, а его люди взялись за рукояти мечей.
Наконец из-за поворота вынырнул Павка на своем неказистом,
но быстром коне. Бок-о-бок с ним ехал Влад. Ольхе показалось,
что Вид у подвойского пристыженный. Еще издали он поднял ладонь
в приветствии:
- Ингвар! У меня с собой сотня витязей.
- Что случилось? - бросил Ингвар резко.
Влад спрыгнул с коня:
- Типичи. Они послали большое войско к броду. Могут
перехватить тебя. Я узнал от одного из... словом, развязал
кое-кому язык. Потому я отпустил войско в Киев, а сам с малым
отрядом остался тебя предупредить.
Русы встревоженной в то же время с облегчением зашумели.
Влад поступил мудро. Могли бы попасть как кур в ощип. Хоть
типичи вояки хреновые, но ежели их десять к одному...
- Где твои люди? - спросил Ингвар.
- К ночи стянутся сюда, - ответил Влад. - Я не знал
какой точно дорогой поедешь, потому поставил по десятку на
разных тропах. Сейчас их соберут.
Он говорил торопливо, искательно. Дружинники все еще не
снимали ладоней с рукоятей мечей. С Владом что-то стряслось,
все привыкли к его обычно рассудительной речи. Ингвар хмурился,
слушал невнимательно. Наконец спросил отрывисто:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг