горлышко целиком. Кувшин медленно запрокидывался кверху дном, по толстому
горлу под складками жира задвигался кадык.
Воевода завистливо крякнул. Мы видели как напряглись толстые руки
монаха, губы потянулись за кувшином как резиновые, затем громко хлопнуло,
это отклеились губы.
- Ладно, - буркнул он хмуро. - Но если мало наберете грехов, я вас так
уделаю...
Человек моего мира уже приучен, к примеру, подолгу стоять на
троллейбусной остановке, в то время как мой прадедушка, выйдя из дому,
попросту садился на коня и ехал, куда хотел. Хоть шагом, хоть галопом.
Воевода, несмотря на возраст и грузные телеса, извертелся в путах, а я
со связанными руками и с колодой на шее, терпел молча, чувствуя себя
намного старше, даже цивилизованнее, несмотря на глыбы мышц.
Когда наступил вечер, воевода помрачнел, осунулся. За это время Ушан
успел бы дважды сбегать к замку епископа, а тот привел бы целое войско.
Этот лес окружил бы так, что мышь не проскользнула бы! Но все тихо, если не
считать беспечных пьяных воплей разбойников. Обоих служанок увели, а нас с
наступлением темноты связали общей веревкой, путы на руках и ногах чуть
ослабили, чтобы не обезножить застоем крови.
Герцог предлагал выкуп, но когда Черный Епископ узнал, куда посылать
гонца, сразу потерял интерес к сказочным богатствам: за морем телушка -
полушка, да рупь - перевоз. Дешевле повесить, чем кормить и перепрятывать
целый год, а раньше выкуп вряд ли доберется до его лесного царства.
Принцесса и герцог переговаривались потихоньку, нас поместили на виду,
чтобы пламя костра освещало каждое движение. Напротив сидел монах,
привалившись спиной к дубу. Огромную дубину поставил между ног, оперся
харей, та перекосилась, изо рта медленно выползали мутные слюни. Справа
между выступившими из земли корнями забился кувшин, а слева к дубу
привалился громадный детина, тупой и нерассуждающий даже с виду,
питекантроп в расцвете мужской красоты.
Я видел как из темноты появилась рука, осторожно прибрала кувшин.
Дыхание мое остановилось. Рука на опустевшее место поставила другой кувшин,
уже стоймя. Почти сразу питекантроп заворочался, пробурчал:
- Эй, щепочка... У тебя там не осталось?
Монах буркнул, не раскрывая глаз:
- Откуда?
- Ты монах или не монах?
- Я?.. Конечно. Отпустить грехи?
- Я те отпущу! Попроси своего бога, чтобы наполнил...
- Да пошел ты, мать твою. Станет наш бог тебе вино подносить? Он тебе
не шлюха на подхвате...
От возмущения он повел дланью, задел кувшин. Оба уставились
вытаращенными глазами, когда тот тяжело упал и покатился. Питекантроп
опомнился первым, быстро цапнул, взревел:
- Эге!.. Там он полнехонек! Ах ты ж скотина! Припрятывал?
Монах пробормотал обалдело:
- Ну, это ты брось... Я, да чтоб припрятывал на потом? Я сразу... Это
не иначе, как Господь учуял наше страстное желание и внял ему, войдя в наше
положение риз... Эй-эй, не присасывайся! Это мой кувшин!
У питекантропа удалось отобрать, когда в кувшине осталось, судя по
всему, около трети. Монах присосался, я всматривался как его толстые губы
легли на края кувшина и всползли по нему как волны слизи, вобрав в себя
кувшин почти целиком.
Воевода задвигался, лицо из багрового стало синюшнего цвета. Я
прошептал:
- Потерпи. Сейчас за нами придут.
Он помолчал, морщился, пережидая головную боль, процедил сквозь зубы:
- Тебе что... видение было?
- Ага...
- Ваше варварское?
- Да нет, вроде...
- Оркячье?
- Скорее, купеческое...
Монах уронил голову на грудь, вздрогнул, с усилием вздрогнул и дико
огляделся по сторонам. Питекантроп заснул на полуслове. Видя, что ег позора
никто не заметил, монах снова опустил голову. Через мгновение мы услышали
дикий храп, а к нему примешивалась тонкая свистулька питекантропа.
В затылок мне дыхнуло жаром. По плечу тихонько пробежали пальцы с
шероховатыми подушечками. Знакомый голос прошептал:
- Тихо... Попробую раздвинуть доски.
В теплом воздухе распространился запах перегара. Комары, что нещадно
впивались в кожу, сыпались как соринки, занесенные ветром. Меня дергало в
стороны, доски поскрипывали, пару раз гвозди взвизгнули пронзительно. Когда
чем-то твердым прищемило ухо так, что хрустнули хрящи, я прошептал:
- А не лучше сперва принцессу?
Голос прошептал с великолепным пренебрежением:
- А на кой она хрен?.. Сперва тебя. Если нас обнаружат, ты
отобьешься... некоторое время. А за это время можно хоть принцессу, хоть
всех остальных...
Я смолчал, понятно, я ж здоровый, пока меня завалят и порубят как
кабана на продажу, эти успеют выбежать из леса. Для того меня и нанимали,
чтобы служил щитом. Для того и первым сейчас. Все верно. Даже по логике
моего мира.
Тело настолько затекло, что мои мышцы трещали и скрипели сильнее, чем
раздираемые доски. Ушан, не дожидаясь, пока я хотя бы разогнусь, уже резал
веревки на руках воеводы. Герцог торопился свистящим шепотом, голос дрожал
как отдираемая щепа на дереве.
Воевода пробурчал тихо:
- Почему не привел епископа? Он давно жаждет изловить эту птичку.
В темноты хмыкнуло, невидимый Ушан посопел, словно бы смущенно, потом
прошептал с некоторой неохотой:
- Да мы... не совсем в ладах...
- Что значит?
- Ну, он не совсем меня понимает. Недооценивает мои замечательные
способности. Сдуру может приказать повесить раньше, чем успею раскрыть рот.
Вам это надо?
- Не надо, - рассудил воевода. - Мне чуется, ты и с Черным Филином...
то бишь, Черным Епископом кружку пива не поделил... Он так и встрепенулся,
когда о тебе услышал.
Глава 38
Дыхание Ушана на миг остановилось, потом руки с ножом задвигались со
скоростью ворующей сыр мыши. С легким треском распались последние волокна,
ноги мои отклеились одна от другой, но пока я чувствовал вместо ног две
тяжелые дубовые колоды. Рядом постанывая сквозь зубы воевода, я видел его
смутный силуэт. К моему удивлению принцесса села на корточки и растирала
ему конечности.
Вскоре по застывшему телу побежали острые иголочки. Боль была острая и
мучительно сладкая, тело оживало в корчах, я стиснул зубы до ломоты в
висках, сейчас меня затоптали бы и жуки-скарабеи, никогда я не был таким
беспомощным.
Воевода с кряхтением воздел себя на ноги. Я видел как он исчез в
темноте, а Ушан пропал еще раньше. Похоже, успеют освободить остальных
раньше, чем я встану на ноги.
На цыпочках, стараясь не дышать, мы отступили в чащу подальше, потом
под ногами вместе мягкого ковра листьев пошло твердое. Серебристые лучи
луны высветили тропку. Ушан пропустил вперед принцессу и герцога,
нетерпеливо оглядывался:
- Да побыстрее, черепахи!
Воевода старался держаться задним. Засохшая кровь с усов осыпалась, на
темном от солнца лице торчали ярко серебряные, от них прыгали блики по
деревьям и кустам.
Я ухватил его за руку:
- Давай помогу.
- Нет, - проговорил он угрюмо. - Бегите, теперь я прикрою...
Стиснул зубы, я тащил его силой. Старый воин понимает, что путешествию
пришел конец, мы в землях граничащего с землями принцессы епископа, задание
выполнено, теперь сдавать дела и... на конюшню, коротать старость.
Я все оглядывался, прошептал в спину Ушана;
- А где остальные? Надо было их освободить тоже...
Ушан зашипел:
- С глузду съехал? Это же простая стража!
- Они ж люди, - возразил я, но почему-то ощутил себя глупо.
Воевода хмыкнул то ли насмешливо, то ли сочувствующе. Ушан сказал
рассерженно:
- Какие же они люди, если охрана?.. Люди те, кого охраняют. Да и
ничего с ними не станется. Утром отпустят. Из них половина тут же
попросится к Летучей Мыши.
Воевода насторожился:
- Какой-такой Летучей Мыши?
Ушан некоторое время тащил принцессу, не отвечал, затем буркнул
нехотя:
- Я знал его и под таким именем. Он их менял чаще, чем женщин! А
Черный Епископ... ну, когда перебрался в земли настоящего епископа. Так что
не беспокойся о них, герой!
- Меня дед учил, - пробормотал я. - сам погибай, а товарища выручай.
Ну да ладно, если они все шпионы...
Видно было как воевода покрутил головой, из какого же дремучего
варварства я вышел, здесь же цивилизация, где высшей ценностью является
своя жизнь, а чужая - тьфу, хрен с нею.
Ушан сказал настойчиво:
- Запоминайте дорогу! Эта тропка приведет прямо к замку епископа. А
там не страшны даже королевские войска!.. Никогда не сворачивайте!
Воевода буркнул:
- Ты так говоришь, словно сам сейчас сгинешь.
- На всякий случай, - сказал Ушан. - На всякий.
Звериная тропка превратилась в дорожку, Между деревьями блеснул
просвет. Небо быстро серело, холодное утро быстро выдавливало короткую
летнюю ночь, а на востоке по небосводу поднималось алое зарево.
Деревья впереди разошлись в стороны, дальше угадывался простор.
Впереди на дорожке нас ожидали герцог и принцесса. Она почти висела на нем,
герцог поддерживал ее красиво и мужественно, обхватив за тонкий стан.
Заслышав наши шаги, обернулся. Лицо было бледнее, чем у выкопавшегося
из могилки упыря.
- Дальше лес кончается. Я что-то не вижу этого купчишку.
Воевода покачал головой:
- Он давно исчез. Как только нам велел держаться этой дорожки.
- Исчез?
- Да, - подтвердил воевода. - Но это значит, что дорога в самом деле
выведет к замку епископа.
- Почему? - потребовал герцог
Воевода указал глазами на измученную принцессу:
- Она устала. Давайте понесем?
Герцог нервно оглянулся в мою сторону, огрызнулся:
- Нет уж! Мы доберемся сами. Ну, чего стоим?
Деревья отступили за спину, а впереди расстилался простор ровного
поля, дальше - холм, явно насыпанный вручную, а на холме во всей красе
блистал исполинский замок, который лучше было называть крепостью. Солнце
еще не взошло, но высокие башни замка уже блистали в алых лучах, а сверху с
подсвеченных из-за горизонта облаков на замок падал пурпурный радостный
свет, словно над всеми зданиями простерли гигантскую мантию кардинала.
Дорожка уже превратилась в широкую дорогу, но и на ровном месте
сохранила дурную привычку вилять из стороны в сторону, делать петли как
убегающий заяц. Я нацелился идти напрямик, не минное же поле, однако
воевода насторожился, негромким голосом велел всем застыть, не
разговаривать и не двигаться.
Справа от замка двигались как призрачное стадо овец разреженные
лохмотья тумана, следом туман полз уже поплотнее, а дальше надвигался
густой как кисель. Пахнуло тянуло сыростью, близкой рекой, болотом, но
воевода молча указал на землю, мы вскоре услышали нарастающий стук копыт.
Похоже, в нашу сторону неслись всадники, скрытые туманом. Я вскинул
руку к плечу, пальцы ухватили пустоту. Колени тоже дрогнули, посылая коня
вперед, чтобы закрыть принцессу и даже герцога с воеводой, но я стоял
посреди поля все такой же безоружный и безконный.
Воевода пошарил под ногами, разогнулся уже с дубиной в руке. Вид был
решительный, усы торчали как у рассерженного кота. С дубиной, злой, он
загородил широкой спиной принцессу. Герцог, поколебавшись, встал рядом со
старым воином, сжал кулаки и надул грудь.
Наконец из тумана полным галопом выметнулись тяжеловооруженные
всадники. Впереди с тяжелым топотом несся на громадном гнедом коне человек
с развевающейся за плечами черной мантией. Его черные с проседью волосы
были перехвачены на лбу серебряным обручем.
Я рассмотрел злое аскетичное лицо, горящие глаза. Всадник словно
стремился мчаться впереди скачущего полным галопом коня. Хищно загнутый
нос, тонкие плотно сжатые губы, бледное лицо, больше привычное к
многочасовым бдениям в часовне перед иконами, чем к жгучему солнцу.
Нас окружили широким кольцом, я слышал скрип натягиваемых арбалетов, а
блестящие наконечники длинных копий все до единого смотрели в нашу сторону.
Епископ, - я сразу решил, что это епископ, - подъехал ближе, рассматривая
нас с брезгливой гримасой. Мне сразу захотелось стать не таким могучим и
мускулистым, эти ж умерщвляют плоть, а на вызывающе голую грудь нацепить
декоративный крест с барельефом Христа Спасителя.
- Кто такие? - потребовал он холодно.
От епископа словно шел морозный ветер, холодный и чистый, в котором
мерли комары и мухи, а все запахи либо исчезали, либо становились тоньше и
чище. Запавшие глаза фанатика с неодобрением скользнули по моей широченной
груди, и мне снова захотелось как-то поумерщвлять плоть, чтобы доказать
торжество духа.
Воевода шагнул вперед, поклонился с достоинством:
- Я воевода Вырвибок славного королевства Утунгофа, - сказал он
звучно. - Вот мой сюзерен, принцесса Грюнвальда. Это великий герцог
Роландур, а это варвар Рагнаримир... э-э... тоже довольно знатный воин в
своих краях. Мы, в сопровождении малого отряда, провожаем принцессу в
королевство ее недавно усопшего отца, где она по праву займет трон.
Епископ пристально рассматривал принцессу, затем очень медленно
наклонил голову. За моей спиной щелкали арбалеты, опуская взведенные
тетивы. Наконечники копий, что угрожающе смотрели в нашу сторону, поднялись
и теперь грозили небу.
- Вам лучше идти через мои владения, - сказал он несколько потеплевшим
голосом. - Странно только, что вы идете столь малым числом! И пешими.
Герцог вспыхнул, заговорил быстрым злым голосом:
- Пешими? Да у нас были лучшие кони на свете, а свите нашей могли
позавидовать императоры!.. Но вы распустили подданных, смею заметить!..
Разбойники, которыми кишат ваши владения, обобрали, все отняли, нас едва
чудом не обезжизнили... Если бы не... гм... если было не удача...
Глаза епископа вспыхнули как два прожектора в хмурый дождливый день.
Привстав на стременах, он огляделся, голос его прогремел подобно рыкающему
льву:
- Разбойники?
Мы с принцессой молчали, а воевода пояснил с легким поклоном:
- Люди Летучей Мыши.
А герцог добавил зло:
- И он сам!
А принцесса пояснила бесцветным от усталости голосом:
- Он еще называет себя Черным Епископом.
Всадник, разом преобразившись, привстал на стременах. Теперь это был
уже не епископ, а человек, водивший воска на приступ, грабеж, беспощадно
бросающий воинов на стены крепостей и сжигающий хлебные поля противника.
- Где он?.. В какой стороне? Найти и доставить!
Заслышав его громовой голос, всадники уже пустили коней вскачь в
стороны. Возле нас остался только епископ. С неожиданной легкостью соскочил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг