обрушилось с яростью, как будто кто-то сыпанул на плечи жаровню
раскаленных углей. Томас, освеженный купанием, шел бодро, воспринимал мир
ярким и чистым, запахи улавливал за сто миль, а когда в ноздрях
защекотало, сказал саркастически:
-- Ну и нажрался же ты! Что за бедуины, если пьют вино? Или аллах в
пути позволяет вольности?
-- Мне достаточно одного кубка,-- сказал Олег кротко. Заметив
недоверчивый взгляд Томаса, пояснил: -- Но, выпив этот кубок, я становлюсь
совсем другим человеком!.
-- Ну и что?
-- А то, что этому человеку тоже хочется выпить.
Томас хохотнул, в калике живет даже не два человека, а множество,
судя по тому, сколько может выпить, оглянулся на удаляющийся оазис:
-- А чего таким страшилищем тебя изобразили?
Он думал, что Олег на шутку ответит шуткой, но отшельник за время
странствий хоть и обучился почти всему на свете, но только чувства юмора
так и не обрел:
-- Как умеют... Не всегда же пешком и с палочкой. Куда-то торопился.
Томас отшатнулся. Волосы встали дыбом. Он ощутил, как затряслись
руки, а голос сорвался на жалкий писк:
-- Так это был... ты?
-- Ты ж сам заметил, что похож.
-- Ну...-- прошептал Томас, земля под ним шатнулась. Он ощутил как
барханы снова закачались как волны, а воздух задрожал.-- Это я так,
подразнить! Я ж не думал, что в самом деле! Хотя у того чудища руки-крюки,
морда ящиком... похож. Значит, ты? Торопился? Торопился, но всех женщин...
Олег объяснил равнодушно, только взгляд чуть потеплел:
-- А я тогда пробовал путь всяческих излишеств. В том числе и, ну,
этих. Понимаешь, учений как правильно жить на свете -- до чьей-то матери,
но где-то наверняка есть ценное зерно. Однако отрицать, не глядя, это все
равно, что бранить вино, ни разу не попробовав. Настоящая мудрость
приходит, когда все узнаешь на своей шкуре.
-- А если на чужой?
-- Тогда это ученость.
Томас оглянулся. Даже на расстоянии он различал, что неведомым
резчикам удалось выразить мощь и свирепость древнего бога. Томас
прошептал:
-- Бедный калика... Сколько же тебе гореть в геенне огненной! Может
быть, прямо сейчас просить деву Марию о заступничестве?
Калика с сомнением поднял брови:
-- Женщину?
-- Ну и что,-- возразил Томас горячо,-- она ж мать нашего бога!
Матери даже крокодил не откажет, а наш милосердный Господь не крокодил
какой-нибудь с берегов Стибра!.
-- Все-таки женщина,-- проговорил калика с сомнением.-- Не совестно?
Может, это и по-рыцарски, но не совсем по-мужски. Когда сирые да увечные
молят о помощи, понятно. Заступница, мол. А мы? Мы сами заступники.
-- Гореть тебе в огне,-- повторил Томас. Он вздохнул.-- За гордыню,
за волшбу, за всех баб, которых по дороге, не снимая лыж... И за то, что
все учения пробовал на своей шкуре... на шкуре пробовал, так и поверю! Про
эти все сатанинские учения, гнусные и растленные, нам полковой прелат
та-а-а-акое рассказывал жаркими сарацинскими ночами. Потом рыцари на стену
лезли, от тоски выли, все с искушениями боролись. Да и мне перепадет на
орехи, что с тобой, язычником гнусным общаюсь!
Калика сказал равнодушно:
-- Лучший способ преодолеть искушение -- это поддаться ему. Сразу
потом понимаешь, что не искушение оно вовсе, а так -- видимость. Что
бороться с ним легко, что зазря время потерял, и тебе это вовсе не нужно.
-- Правда? -- спросил Томас с надеждой.
-- Проверено,-- уверил калика.-- Много-много раз!..
Томас сожалеюще оглянулся на исчезающие шатры кочевников. Похоже,
золотые монеты мог бы с такой же пользой и сам выбросить в песок.
Глава 12
Впереди вздымалось плато. Не слишком высокое, но у пустыни сил не
хватило, чтобы победно идти горячими волнами оранжевого песка. Дальше
тянулось твердая земля, кое-где зеленели клочья травы, хотя земля была
сухая, выжженная, готовая перейти на сторону песка. А его массы, в отличие
от морских волн, разбившись о твердыню, не отступили, не растворились, а
угрюмо накапливали силы, ветер неспешно наметал барханы выше, и оранжевые
волны настойчиво поднимались, уже видя, что окончательная победа будет за
ними.
Калика мрачнел, рыжие брови нависли над зелеными глазами злыми
кустиками. Глаза сверкали недобро. Томас попробовал утешить:
-- Да что тебе? Меньше будет на свете сарацин, зато больше христиан.
-- Как будто песок остановится,-- огрызнулся Олег.-- Нет, песок --
это уже все, конец. После Болота -- Лес, после Леса -- Степь, после Степи
-- Пески, а после Песка... Надо что-то придумать. Мне песок пятки печет, а
в сапогах по пустыне -- только дикие франки могут.
Томас ахнул:
-- Да когда это будет?
-- Оглянуться не успеешь,-- заверил Олег.-- Вроде вчера здесь рыбину
поймал, во размером! От рыла до хвоста в полсажени, а от хвоста до морды и
вся сажень...
Он впал в глубокое раздумье, шагал почти как деревянная кукла,
морщины на лбу стали глубокими, как ущелья. Томас злился, идут спасать
Яру, не в соседний замок на пир, а в преисподнюю, а этот ломает голову как
остановить песок, как будто кто-то может остановить кроме Господа, а пути
того неисповедимы, что хочет, то и делает...
-- Чертов мир,-- выругался Олег внезапно.-- Был бы я богом, все же
сотворил бы получше!
-- Не богохульствуй,-- бросил Томас строго.-- Господь знал, что
творит.
-- Да, но мог бы посоветоваться... Я бы ему подсказал.
Томас не понял, так странно шутит калика или же всерьез, сказал еще
строже:
-- Господь знал, с кем советоваться!
-- С кем же?
-- С ангелами, конечно,-- бросил Томас победно.-- Они носились всюду
над хлябями, все видели, обо всем докладывали как верные стражи.
Земля звенела по сапогами, Томас чувствовал твердь, и это наполняло
душу уверенностью. Стали попадаться даже кустарники, калика заметил один
попышнее, свернул, и Томас догадался, глядя на темнеющее небо, что там и
заночуют.
В сторонке два оленя и три козы что-то жадно лизали из ямки, размером
в две человеческие ступни. На приближающихся людей косили испуганными
глазами, но их розовые языки шлепали по мокрой земле до последнего мига,
когда оставаться стало уже совсем страшно.
Томас даже взялся за рукоять меча, остро сожалея, что нет арбалета.
Была бы свежая оленина к той снеди, что поделились с каликой бедуины.
Животные разбежались, но когда Томас оглянулся, снова осторожно
приближались к ямке, поглядывая вслед испуганно настороженными глазами. Он
покосился на ямку, фыркнул. Меду туда им налили, что ли...
-- Или соль рассыпали,-- буркнул Олег равнодушно.-- Козы больно соль
любят лизать. Я знавал охотников, что ленились за оленями бегать, а клали
глыбу соли и прятались за кустами.
Томас возмутился:
-- Какие же это охотники? Странные ты речи ведешь, сэр калика.
-- Ты прав,-- согласился Олег.-- Мерзавцы.
Куст зеленел лишь один, гордый и красивый, а сухих торчало в обе
стороны на милю. Как и среди людей, успел подумать Томас. Он собрал сухих
веток достаточно, чтобы сжечь всех красивых ведьм Британии, а калика умело
развел костер. Когда Томас вернулся с последней охапкой, на прутьях уже
жарились широкие ломти мяса.
Небо выгнулось угольно черное, такое не увидишь в туманной Британии,
зато звезды высыпали яркие, крупные, как яблоки, синие и голубые,
попадались даже красноватые. От их зловещего подмигивания у Томаса
вставали волосы на загривке. Он складывал пальцы крестом и, стараясь
делать незаметно для калики, поплевывал через левое плечо.
Случайно он перехватил пытливый взгляд калики. Тот тотчас же взглянул
в сторону, но Томас уже ощутил ту незримую дрожь в теле, что говорит о
затаившемся вблизи звере, готовом к прыжку.
-- Олег,-- сказал он настойчиво,-- мы -- мужчины. И не должны
скрывать друг от друга. По крайней мере, здесь. Когда одной ногой уже в
могиле, а вторая... почти тоже там.
Олег ответил вяло:
-- О чем ты?
-- Я же вижу. Ты смотришь на меня как-то странно. Скажи, что ты
увидел?
Олег буркнул:
-- Тебя вижу. Злого и потного.
-- Олег,-- сказал Томас предостерегающе.-- У тебя такие глаза
становились дважды. Оба раза заглядывал в грядущее. А сейчас ты
заглянул... а затем на меня. И в твоих глазах было... я бы сказал, что
жалость, если бы хоть на миг подумал, что тебе такое чувство знакомо...
Что ты увидел?
Олег отмахнулся:
-- Да ерунду всякую.
-- Что именно? -- настаивал Томас.
-- Да ерунду,-- повторил Олег.
-- Что?
-- Я ж говорю, ерунду.
-- Олег, скажи. Иначе я буду считать себя оскорбленным до конца дней.
Олег с неохотой выдавил:
-- Когда говорю, ерунду, то она и есть ерунда. Не увидел я такого
короля, как Томас Мальтон. Ни в Британии, ни во Франции, ни вообще
где-то... Заглянул даже к сарацинам, но и там твои следы песком занесло.
Правда, там вообще от крестоносцев даже костей не осталось... Пока голова
не разболелась, я просмотрел императоров, царей, султанов, магарадж... это
что-то вроде падишахов... микадо... то же самое, что и магараджи...
падишахов, это нечто похожее на микадо...Хотел еще среди фараонов, хоть
тебя только в фараоны... но мысли спутались, ясность ушла... Можно бы еще
среди царей, в той стране чужих на престоле перебывало как гусей на
базаре...
Томас прошептал:
-- Магия ушла?
-- Ясность,-- повторил Олег.-- Это не магия. Я вижу грядущее... как
ты видишь огромную яблоню, если при тебе сажают отводок, как видишь
статного боевого коня, хотя перед тобой провели годовалого жеребенка...
Но, Томас, жеребенок может издохнуть через неделю, и твое видение
рыцарского коня может оказаться ложным. Так что не больно доверяй таким
видениям. Я сам на них не слишком полагаюсь!
Томас прошептал мертвым голосом:
-- Пока что ты не ошибался.
Он силился улыбнуться, губы как замерзли, пока не тряхнул головой и
не сказал себе яростно: лишь бы добраться до Яры! А там, будь что будет.
Останется ли с нею в аду, погибнет ли как рыцарь или как невольник... но с
пути не свернет.
-- Томас...
-- Все хорошо,-- сказал Томас. К собственному удивлению ощутил, что
голос снова звучит сильно и мужественно...-- Может быть, это враг насылает
ложные видения! Страшится, что ворвемся в его логово и схватим за глотку!
-- Да-да,-- поспешно, слишком поспешно согласился Олег.
Они не смотрели друг другу в глаза. Калика невесело помешивал
прутиком уголья, багровый свет подсвечивал снизу, делая лицо особенно
жестоким и мрачным. Но зеленые глаза были мудрыми и кроткими. Крупные угли
рассыпались на куски, обнажая пурпурные бока, подсвеченные изнутри,
искорки выпрыгивали и пытались ухватиться за стебельки сухой травы.
Томас вытащил меч и рассматривал кое-где зазубренное лезвие. Рукоять
блестела, отполированная частой хваткой. Шершавая ладонь стерла некогда
затейливый узор, надо бы заново, чтобы не скользнуло в потной ладони...
Олег внезапно упал на спину, в воздухе мелькнули подошвы сапог, и в
следующее мгновение он, перевернувшись через голову, вломился в темноту...
Послышался треск ветвей, далекий вскрик. Томас с мечом в руке встал спиной
к костру, ругая себя последними словами, что смотрел в пламя, а теперь
перед глазами пляшут огненные мухи размером с индюков. На всякий случай
пригнулся, чтобы не служить мишенью невидимого стрелка, если такой
отыщется.
Потом послышались шаги, калика топал нарочито громко, чтобы рыцарь
сдуру не рубанул сперва, а потом не начал рассматривать. Томас видел, как
с той стороны в освещенный красным круг вдвинулся лохматый Олег, за собой
тащил невысокого тщедушного человека. Лицо несчастного было перекошено
ужасом, одна рука болталась, из локтя сочилась кровь.
Олег встряхнул его за шиворот:
-- Подсматриваешь?
Человек вскричал жалобно:
-- Я еще ничего не успел!.. Я только-только приблизился!.. Пощади! У
меня семья, дети... У меня три дочери, которых надо пристроить, выдать
замуж. Одна не совсем удалась... мне надо заработать ей на приданое...
Томас слушал сочувствующе, калика тоже. Потом калика вздохнул
печально:
-- Нужна была подработка?
-- Да,-- кивнул человек преданно,-- да!
Калика вздохнул еще печальнее:
-- Ох, эти вечные противоречия между "хочу" и "надо"...
Он взялся другой рукой за шею пойманного, Томас успел увидеть быстрое
движение, послышался хруст, а калика, выпустив безжизненное тело,
переступил и сказал буднично:
-- Как там, не подгорело?
Томас нервно сглотнул:
-- Нет-нет, ты вернулся быстро... Ты... убил его?
-- Всего лишь сломал шею,-- успокоил калика.
-- Э-э... ты не слишком... жесток?
-- Больше денег -- больше риска. Ты ж не смирился с потерей, идешь?
Томас вздохнул, зябко повел плечами:
-- Иду, но чую такие же добрые пальцы на своей шее.
Он выгреб прутиками мясо, а калика, зашвырнув тело неудачника далеко
в темноту, выбрал ломоть побольше, снова уставился в огонь добрыми
печальными глазами.
В ночи хрипло и рассерженно прокричал петух. Томас не успел
удивиться, откуда в степи домашняя птица, как в воздухе начало что-то
меняться. Сильнее стал запах сырой земли, дохнуло запахом свежей травы,
затем под ногами дрогнуло, в глубинах прокатилась легкая дрожь. Что-то
заворчало, послышался далекий шорох, будто из глубин земли, как со дна
озера, всплывает смытое с берега паводком огромное дерево.
Олег зябко передернул плечами. Томас чувствовал как отшельник
подобрался, словно готовился без разбега вскочить на скачущего мимо коня.
Дыхание стало прерывистым. Взлохмаченная голова на фоне блекнущих звезд
казалась головой чудовища.
-- Я слышу...-- начал Томас.
В полете стрелы земля взвихрилась, словно песок на дне реки. Бесшумно
поднялась голова, плечи, возделся недвижимый человек, он продолжал расти,
и вот уже из земли поднялись настороженные конские уши...
Томас затаил дыхание. Там высился залитый светом луны и звезд
огромный всадник. Конь -- воплощение дикой мощи, всадник чем-то похож на
Олега: в звериной шкуре, широк в плечах.
Он выглядел чудовищно мощной монолитной глыбой, но Томас со страхом
видел, как на краях исполинской фигуры просвечивают звезды. А одна,
особенно яркая, светила прямо через его грудь. Всадник что-то сказал,
словно выдохнул, в голосе было страстное нетерпение, счастье, и Томас
понял, что сейчас они с конем сорвутся с места и ускачут в степь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг