странствующий мудрец не желает быть оторванным от благочестивых
размышлений, остались на месте, лишь воздели руки вдогонку.
Томас ошарашено оглядывался:
-- Чего это они?.. Какой-то мауда... тьфу!.. и не выговоришь.
-- Обознались,-- буркнул Олег безучастно.
Погруженный в свои благочестивые думы -- знаю твое благочестие,
подумал Томас сварливо -- он вошел в темный ход. Вдали горели светильники,
пахло растопленным бараньим жиром. Просторный зал освещен слабо, в глазах
после яркого солнца поплыли светлые круги. Вокруг двигались тени, Томас не
мог отличить какие из них настоящие, а какие нечестивые призраки.
Чувствуя себя не в себе, он спросил лишь затем, чтобы слышать
человеческий голос, пусть даже свой, и не потерять калику:
-- А зачем дворец сотрясал? Это ж целая гора -- не дерево со спелыми
грушами!
-- А Шакра больно щеки дул,-- ответил калика отстранено, глаза были
отсутствующие, он мыслями был далеко,-- надо было щелкнуть по носу... А
скажи, сэр рыцарь, тебе ничего странного не показалось, когда мы сюда шли?
Томасу казалось странным все, даже чудовищным, особенно то, что
калика когда-то сотрясал чей-то дворец, да еще как сотрясал -- видно по
этим, распластанным, но калика явно ждал другого ответа. И Томас сделал
вид, что ушел в глубокое раздумье. Жалел только, что под шлемом да еще в
темноте не видно как морщится его лоб, а брови сходятся на переносице.
Калика исчез, Томас видел только раскоряченную тень, что шарила по
алтарю. Грюкнуло, звякнуло, ближайшие к алтарю светильники вспыхнули ярче.
Калика, огромный и косматый, угрожающе навис на алтарем, перебирал что-то,
ворчал, хмыкал, наконец с треском выломал крышку, а когда вынул руку из
внутренностей алтаря, на ладони лежала золотая веточка, от которой шел
чистый трепетный свет.
-- Во,-- сказал он удовлетворенно,-- сколько лежит, а все как
новенькая!
Он спрыгнул со ступенек, там их было целых три, Томас видел в зеленых
глазах радость. Калика словно помолодел, встретившись со своими былыми
деяниями. Томас не решился спрашивать, в прошлом ли году тряс несчастный
дворец или в позапрошлом веке.
-- Грабить храм нехорошо,-- сказал он укоряюще.
-- Так это ж языческий,-- сказал калика язвительно.
-- Тебе нехорошо,-- уточнил Томас.-- А мне можно. Мне даже нужно! Ибо
я должен попирать реликвии дьявола, тем самым умножая славу Пречистой
Девы. Что это у тебя?
-- Всего лишь золотая ветвь,-- сказал калика задумчиво.-- Странно,
как много значения люди придают... предметам. Что ветвь, когда у каждого в
душе цветут роскошные сады?
-- Сады? -- спросил Томас с подозрением.-- Да еще роскошные?
Калика поглядел на него, глаза в полумраке блестели как у филина,
вздохнул. Плечи опустились:
-- Да,-- сказал он совсем другим голосом,-- сады... гм...
Он спрятал золотую ветвь под полу, кивнул, и они вышли навстречу
свету, что больно ударил по глазам, привыкшим к полутьме. Воины снова
простерлись ниц, жрецы поспешили к Олегу. Он бросил им несколько слов,
повелительно-благожелательных, они поклонились и проскользнули мимо в
храм.
-- Поспешим,-- сказал Олег.-- Надо идти.
Томас часто оглядывался, а когда спустились в долину, не вытерпел:
-- Ты их ограбил!.. Но почему отдали так просто? У них такая охрана?
Олег буркнул:
-- Это мой храм.
-- Твой...
Томас ощутил, что начинает заикаться. Спина калики мерно колыхалась
перед глазами, рыжие волосы слиплись от пота и грязи, став похожими на
большое воронье гнездо. Он выглядел как никогда раньше диким человеком.
-- Мой,-- повторил калика с досадой.-- Чего глаза вытаращил? Человеку
всегда хочется кому-то кланяться. Я все пытался отучить... но раз уж не
могут без этого, то пусть хоть... Да и не ограбил, я им там взамен оставил
другую штучку. Нечто новое!
Томас спросил дрожащим голосом:
-- А что?
Калика буркнул, не оборачиваясь:
-- Да нечто в духе времени. Мир меняется, им надо меняться тоже.
-- Покажи,-- попросил Томас.
При солнечном свете золотая веточка выглядела поблекшей. Золото не
сияло, Томасу почудилась вовсе не золото, а тусклая медь. Веточка
короткая. Листочков всего три.
-- И это все? -- спросил он разочарованно.
Калика бросил раздраженно:
-- Мы в квесте, забыл? За что и не люблю эту дурь. Туда пойди --
возьми это, туда -- то, в третьем месте -- еще какую-то мелочь, а потом
еще и ломай голову как сложить, чтобы дверь открылась, решетка поднялась,
или какой-нибудь пустяшный засов отодвинулся. Так и жизнь пройдет, а ты
все драконов бьешь по головам, принцесс спасаешь, совсем будто от безделья
на стенку лезешь.
Томасу почудился камешек в его суверенные владения:
-- А что делать, если другое не умею?
Внезапно из-под ног раздался дикий вопль. Томас отпрыгнул, дико
посмотрел по сторонам. Стояла звенящая тишина, даже калика остановился,
вокруг только голые камни, стены.
-- Что только не чудится,-- пробормотал он испуганно. На лице
выступили капли пота. Калика смотрел внимательно, в зеленых глазах было
странное выражение. Томас ступил снова, крик раздался прямо из-под сапога.
Томас подскочил, хотя вроде бы уже готов к неожиданностям. С мечом в
руке огляделся, в глазах страх:
-- Сэр калика! Демоны, да?
-- Какие демоны...
-- А что же?
-- Обыкновенный базланит.
Томас вытаращил глаза:
-- Что?
Олег с неохотой поправился:
-- Ну, не совсем и обыкновенный... Вообще-то ему цены нет, но сейчас
нам не до редких камней. Ну, ты знаешь, смарагд излечивает от ядовитых
пауков, медянок и желтопузиков, изумруд лечит боли в печени, а базланит
испускает такой радостный вопль...
-- Ничего себе радостный, -- пробормотал Томас, он вытер мокрое лицо.
-- ...всякий раз, когда на него наступает настоящий король.
Томас обошел каменную плиту, наполовину вдавленную в землю,
подозрительно посмотрел на Олега:
-- А вы с ним не сговорились?
-- Томас...
-- А что? От тебя всего ждешь.
-- Мне-то что, король ты или нет? Наоборот, из тебя бы неплохой
калика получился. Со временем, конечно.
Томас отшатнулся. И лишь много погодя, когда спустились в долину, а
калика разжег огонь на берегу ручья, Томас внезапно вспомнил, что сам
калика обошел этот самый базланит по широкой дуге.
Томас сам не помнил, как освободился от доспехов. Калика разжег
костер, а он все сидел в ручье. Ледяная горная вода нагрелась от его тела
так, что шел пар, а ниже по течению рыбешек уносило кверху брюхом. Что ж,
не каждая речная рыба выдержит аромат благородного рыцарского пота.
Морская, разве что...
Он пошевелил, растопырив, пальцами ног. Ледяные струйки ласково
щекотали кожу, очень медленно -- калика там уже ест! -- охлаждали
раскаленное как в горне тело. Когда он с трудом выбрался, ноги все еще
подкашивались, калика лежал у костра, зеленые глаза пристально
всматривались в небо. Снова Томасу почудился гнетущий взгляд кого-то
неслыханно огромного, мороз пробежал по все еще разгоряченной коже.
Калика небрежно повел дланью:
-- Там мясо. Я завернул в листья, дабы не слишком остыло.
-- Рыцари не перебирают,-- сказал Томас бодро, ибо калика оставил ему
кус, которого хватило бы и на его коня, если бы конь ел мясо. И если бы
коня не продул в кости.
Помрачнев, он уже с безучастностью поглощал еду. В желудке довольно
рычало, там внутри жадно набрасывались на каждый ломоть, Томас чувствовал,
как усталость медленно испаряется из тела, а мышцы наливаются молодой
силой.
-- Ладно,-- сказал он оживая,-- мы еще добудем и коней, и любимую
женщину, и богатства... А о наших подвигах будут петь песни. Не так ли,
сэр Олег?
Олег лежал на спине, могучие длани были закинуты за голову. По
широкой груди бродил крупный кузнечик, чесал лапки, длинными усиками
исследовал странное пространство.
-- Подвиги, богатство,-- сказал он с тоскливым недовольством.-- Это
мечта голодных. Но так как человек почти никогда не успевает добыть хотя
бы часть того, что мечтает... Но когда успевает...
Он задумался. Томас спросил враждебно:
-- И что же?
Калика с таким усилием повернулся на бок, словно переворачивал гору,
на лице отразилось брезгливое сострадание. Томас вскипел, но держал себя в
руках. От этого заносчивого язычника пока что слишком много зависит.
-- И что же? -- повторил он ядовито.
Калика поискал глазами, указал пальцем на широкую гранитную плиту.
Изъеденная временем, щербатая, ничем от других не отличимая. В середке
едва заметная выемка, не поместится даже кулачок ребенка. Рыцарь вскинул
брови:
-- И что же?
-- Здесь умер калика. Странник, дервиш... зови как хочешь. Он оперся
о посох, задумался и так умер. Трое суток простоял, пока люди заметили,
что он мертв. Привыкли, знаешь ли, что всегда в мыслях, отвечает не
всегда...
Томас буркнул, все еще сердясь:
-- Святой человек, значит. Но трое суток...
-- Кто знает, сколько бы простоял,-- заметил Олег,-- но червяк
подгрыз посох, и мудрец упал.
Томас сказал наставительно:
-- Святой человек! Наш прелат говорил, святые мощи не поддаются
тлению. Еще при жизни от святости и умерщвления плоти на них жира остается
меньше, чем на лесном таракане, так что провоняться нечем. А тут еще такая
жара! Но к чему ты приплел, когда мы говорили о подвигах и богатстве?
-- А этот калика раньше был царем, у которого было все. И горы злата,
и кольцо непростое, все демоны слушались, да и самого не даром звали
Премудрым... У него уже было царство, богатство, а уж жен больше, чем у
кого-либо на земле.
Томас прервал:
-- Даже больше, чем у тебя?
Калика поперхнулся, задумался, сказал с неуверенностью:
-- Я, собственно, никогда этим не увлекался... Тьфу, конечно же, у
меня никогда не было столько жен! У него ж они все жили в одном таком
дворце, двенадцать дверей, четыреста стражей, пять тысяч служанок, драконы
на дверях, только с крыши и можно было... Ты не сбивай, не сбивай!
Томас зябко передернул плечами. Он уже догадывался о ком речь, ученый
дядя рассказывал одно, прелат -- другое, ведь если не хочешь умереть от
жажды -- пьешь из одной кружки даже с сарацином:
-- Хочешь сказать, что когда нахватаешь всего-всего, то дальше один
путь -- в калики?
Олег пожал плечами, уже потеряв интерес к разговору. Глаза его стали
отсутствующими:
-- Разве он один?
Томас подумал, поморщил лоб:
-- Нет, еще есть ты!.. А что, таких больше?
-- Томас, знал бы ты, сколько народу уходит в пещеры, леса, пустыни,
горы... не спасаясь от врагов, а спасаясь от друзей! Все нажитое
оставляют, ибо вдруг понимают, как это мало... даже если это горы злата.
Эх, да ладно... Давай спать.
Томас тоскливо посмотрел на звездное небо. Чувство вины сжало сердце.
Не уснуть, понял он. Тысячи и тысячи глаз смотрят укоризненно и осуждающе.
Калика говорит: одно слово глупое скажешь -- навек в дурни попадешь, а он
не просто в дурни... Расплачивайся за гордое словцо, сказанное красиво, но
бездумно...
-- Расскажи что-нибудь,-- попросил он жалобно.-- Перед сном. Ладно, о
подвигах не любишь, тогда хоть о походах, набегах... Ладно-ладно, и о
походах не нужно. Тогда о женщинах прошлого, ты их тоже знаешь, хотя не
могу понять, как это не выходя из пещеры... Правда ли, что самая красивая
женщина на свете была Елена Прекрасная, из-за которой греки истребили
скифов?...
Калика зевнул, его косматая голова на звездном небе казалась головой
лохматого чудища:
-- Бред... Самая красивая -- Лилит. Говорят, она же и самая
совершенная из всех женщин. Ни одна из рожденных человеком не может
сравниться с единственной, созданной богом! Он вообще создавал ее для
себя, не для сопливых, но затем спохватился, переломил себя -- дело всей
жизни страдать не должно от чувств! -- и предназначил Лилит для первого на
земле человека, Адама. Ну, сам знаешь как пошло. Взял ком глины... хотя
здесь для меня неясность, слепил Адама. А потом велел Лилит поклониться
Адаму. Она, понятное дело, возмутилась: почему? С какой стати? А твой бог
и объявляет, что это, дескать, муж твой. А Лилит уперлась как коза,
которую ведут на базар: не стану и все. Он мне муж, а я ему жена. Но я из
той же глины. Почему должна кланяться, если мы равны?
Он умолк на миг, Томас тут же нетерпеливо поторопил:
-- Ну-ну! Что ты на самом интересном засыпаешь!
-- А? -- вскинулся Олег, и Томас в негодовании понял, что калика в
самом деле заснул или почти заснул.-- О чем я? Ах да, тогда твой бог
подумал и определил, что то, что делает Лилит, отныне будет зваться
гордыней, а саму гордыню причислил к самым великим грехам... будут
именоваться смертными, и так будет для всего живого на свете. Хотя нет,
звери невинны, только для человека. Так что, дорогой мой гордый рыцарь,
гм...
Томас спросил с еще большим нетерпением:
-- А что же эта, как ее... Лилит? Про Адама и Еву я слышал, а что
сталось с Лилит?
Калика зевнул, почесал волосатую грудь:
-- Хрен ее знает. Она ведь ни человек... как остальные, ни ангел, ни
демон. Даже самая совершенная из женщин -- бог творил ее в свои лучшие
минуты лучшего дня! -- но кто знает, что сделало с нею время?
Он зевнул, зубы жутко клацнули. На миг он показался Томасу похожим на
большого волка, что умеет оборачиваться человеком. Но в следующее
мгновение жестокое лицо расслабилось, стало умиротворенным, глаза
полузакрылись.
Томас промолвил зачарованно:
-- Как чудесно... Расскажи что-нибудь еще... такое же божественное.
Калика снова зевнул с подвыванием, почесался, заговорил медленно, уже
укладываясь на сон:
-- Но как это было на самом деле, сейчас никто не упомнит. Другие
маги, знающие как было на самом деле, говорят, что бог, создав Адама,
велел ангелам слепить еще десяток таких же мужиков. Ну, ангелы устроили
целый цех: один лепил головы, другой руки, третий ноги, четвертый --
туловище... А одному досталось лепить то, чем все размножаемся. Ну, ему
выпало легче всего: подвигал меж ладоней ком глины, вот тебе и штучка.
Лепит себе и лепит. А когда собрали девять новых людей, оказалось, что
глина кончилась, потому что последний налепил этих штук уже на целое
войско крестоносцев. Ну, ту глину снова смешали, из нее и слепили
десятого. Так что каждого десятого теперь как называют, сам знаешь...
Он заснул на полуслове. Томас подбросил веточек в костер. В голове
вертелись неясные образы, но сложен путь мысли мудрого человека, в
рыцарской голове философские понятия вязнут, он все никак не мог понять,
что имел в виду сэр калика, хотя иногда казалось, что вот-вот ухватит
мысль за хвост, поймает, и разом сгинет непреодолимая пропасть,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг