освободили ее из замужества-плена.
По дороге обратно они оставили Елену у старшей сестры Клитемнестры,
жены Агамемнона, потому что Елене пришел срок родить. Ее дочь назвали
Ифигенией, которую вернувшийся с войны Агамемнон признал своей дочерью.
После этого вернувшись в Лакедемонию, Елена была выдана замуж за
одного из героев -- царевича Спарты юного и отважного Менелая. Едва Елена
успела родить ему дочь Гериону, как к ним в гости приехал красавец Парис.
Елена, которая после близкого... гм... очень близкого знакомства с лучшими
героями Эллады... это была такая страна в древности, теперь там живут
невежественные греки... Елена тяготилась скучной семейной жизнью. Едва
Менелай уехал по делу, она уговорила Париса взять ее с собой в
блистательную Трою, тогда -- величайший город на свете. Ну, вы знаете,
какая война началась... Когда Парис погиб, Елена тут же стала супругой его
брата Деифоба. Понятно, красивая женщина не может быть одинокой!
-- Разве женщин можно в чем-то винить?
-- Гм, -- произнес калика саркастически. -- В самом деле.
-- Красота стоит выше любых обвинений! Так и Елена была невинна в
тягчайших преступлениях, совершаемых вокруг нее, за нее, во имя ее, ради
нее.
Калика пробурчал:
-- Добро, что хоть под старость повесили. Хоть какое-то
предостережение ее последовательницам.
Шахрай отмахнулся:
-- Ну, какое предостережение! Сколько народу вешают лишь за то, что
сорвали яблоко в чужом саду? А погибла... такой нехорошей смертью... уже
после смерти своего мужа и защитника Менелая, а тот скончался от
старости... Так что думаю, многие бы женщины согласились быть повешенными
под старость, как сказал странник, хотя и в этой так называемой старости
она сохраняла красоту и молодость.
Отворилась дверь, и в зал вошла, ведомая под белы руки, Яра. За нею
девки несли ларцы с румянами, ожерельями, жемчугами. Шахрай вскочил, глаза
его блестели, как у большого кота. Яра не изволила переодеться, только
распустила волосы по спине, а на лбу перехватила голубой лентой.
-- Позволь, сокровище...
Шахрай подал ей руку, подвел к столу, усадил, лишь потом сел сам. Яра
держалась надменно, на Томаса и калику не повела и глазом. Шахрай налил ей
в хрустальный стаканчик красного вина, она сделала жест, мол, занимайся
своим делом, не обращай на меня внимания.
Томас ощутил, как чувство вины ушло, взамен пришла злость. Что он
терзается, если ей здесь намного лучше и она это сразу продемонстрировала?
-- Хорошо, -- сказал он громко, -- что нашей Яре не грозит быть
повешенной. Хотя я знаю таких, кто собственными руками затянул бы узел на
ее шее, даже с удовольствием повис бы на ногах, чтобы петля затянулась
надежнее, а потом бы еще и оставил для надежности на пару недель висеть...
но ей не грозит быть повешенной, не грозит...
Яра холодно игнорировала оскорбление. Томас раскраснелся от гнева, не
понимал, как она может с таким королевским величием принимать знаки
внимания Шахрая, игнорировать его, Мальтона Гислендского, спокойно
пробовать вино, словно бы ничего не случилось.
Новую глупость совершить не успел: в зал вошел отрок, что-то пошептал
на ухо Шахраю. Тот кивнул, обратился с широкой улыбкой к гостям:
-- У меня остановились багдадские купцы по дороге в Германию. К
счастью, я успел вовремя, когда на них напали разбойники... Ну, не совсем
разбойники, а люди моего соседа, который не очень соблюдает законы...
Теперь они набираются сил, завтра тронутся в путь. Если вы не против, они
присоединятся к нашему столу.
-- Мы будем рады, -- сказал Томас. -- Я уже целый месяц не видел
Багдада.
Шахрай удивленно вскинул брови. Мгновение внимательно всматривался в
спокойное лицо англа, пожал плечами, хлопнул в ладоши. Отрок исчез. Гости
не успели закончить новый кувшин вина, когда дверь отворилась, и вошли
двое смуглолицых в тюрбанах.
Часто кланяясь, но без подобострастия, с достоинством, гости
приблизились к столу. Они были одеты так необычно и ярко, что у Яры
вырвался вздох удивления, она с жадностью начала пожирать голодным
взглядом их цветные халаты, гладить взглядом нежную раскраску.
Шахрай широким жестом пригласил купцов к столу.
-- Простите, что не запомнил ваших имен... их сам черт не запомнит,
язык колом встанет, но боги любят смелых, что берется преодолевать дальние
дороги и связывать народы воедино узами дружбы... А мы любим тех, кого
любят боги. Располагайтесь и за этим столом, как дома.
Смуглолицые подошли, вежливо поклонились Шахраю, гостям. Томас
помахал дланью, в которой была зажата полуобглоданная кость с остатками
хрящей и мяса.
-- Садись, садись, Афитул, сын Имаметдина!.. У тебя всегда был хорош
аппетит, и как жаль, что вина все еще не пьешь. Или сменишь веру хотя бы
на этот вечер?
Смуглолицый купец улыбнулся, покачал головой.
-- Аллах не велит. Я рад встретить тебя снова Томас Мальтон
Гислендский. Я удивлен, что с тобой нет тех двух чернооких дев, которые...
Гм... помогали тебе познать особенности нашей веры.
Купец опустился за стол, улыбка была хитрая. Он заметил, как сразу
изменилось лицо красивой женщины с золотыми волосами, как пухлые губы
дрогнули и застыли, от его внимания не ускользнули ни пугливый взгляд
рыцаря на эту женщину, ни злорадный оскал зеленоглазого дервиша.
Лицо Шахрая вытянулось.
Калика поднялся навстречу второму купцу. Тот был старше, выше, в
черных, как смоль, волосах блестела седина. Острые, как у коршуна, глаза
вдруг спрятались между щелочек, настолько улыбка была широкой.
-- Имам с Высокой горы!
-- Здоров ли, Бадрутдин сын Мохаммеда?
Они обнялись, лицо Шахрая вытянулось едва ли не до пола. Смуглолицый
Бадрутдин, высвободившись из медвежьих объятий волхва, восхищенно тряхнул
головой.
-- Никто не думал, что я вообще выживу!.. Но ты излечил меня так, что
я могу скакать на коне, подниматься на гору с бараном на плечах, посещать
молодых женщин!.. В моем племени тебе поставили столб, старики тебе
приносят каждую весну молодого барашка. Даже ревнители веры Пророка
оставили этот столб. Мол, стариков надо уважать, а столб упадет вместе с
уходом в рай последнего старика.
Он сел рядом с Афитулом, а когда перед ним поставили блюдо с жареными
птицами, он показал, как умеет есть спасшийся от смерти человек. Его живые
черные глаза часто перебегали на лицо надменного рыцаря, словно удивляясь,
что общего у мирного лекаря с кровожадным воином, вторгшимся в его страну
с неведомых северных земель.
Когда пришел черед наполнить кубки, Шахрай, который чуть пришел в
себя, обратился к гостям:
-- Вы прибыли из дальних и неведомых...
-- Гм, -- сказал Томас громко, он шумно отхлебнул и посмотрел на
Шахрая в упор.
-- Да, -- поправился Шахрай кисло, -- нашим гостям, как я понял, ваши
страны уже ведомы. Как и тамошние пороки. Но вы прошли дальний путь, могли
видеть странные и дивные вещи, которые нам, обитателям земель северных,
мало ведомы. У нас свои чудеса, у вас свои. Запад есть Запад, Восток есть
восток, и с мест они... Поведайте за неспешной трапезой о делах и случаях
ваших стран.
Бадрутдин отставил кубок, пожал плечами.
-- У меня самое дивное связано с этим человеком, что сейчас ведет
себя за столом как неугодное Аллаху животное, чье мясо правоверным
запрещено даже касаться. Но у нас его знали совсем другим. Так что я лучше
умолчу, раз он сам молчит. Если есть что рассказать моему другу Афитулу...
Афитул разгладил усы, на лбу собрались морщинки. Черные, как маслины,
глаза стали задумчивыми.
-- В дальней дороге случается разное... И приятное, и гадкое, и
доблестное, и трусливое... Но я расскажу, пожалуй, про наш переход через
пустыню близ Кокупо. Наши верблюды были истощены, вода кончилась, но мы
были бодры и не тревожились. На горизонте уже виднелись пальмы оазиса, где
был источник с холодной и чистой водой. Мы там всегда отдыхали, поили
животных и наполняли бурдюки. Так мы шли беспечно, верблюды уже зачуяли
воду и ускорили шаг, когда вдруг страшный рев потряс воздух...
Он перевел дыхание, побледнел, заново все переживая. Томас сказал
нетерпеливо:
-- Дальше, дальше! Кто это был?
-- Огромный и страшный дракон. Откуда он появился, лишь Аллах ведает.
Яра спросила тихонько:
-- Кто такой Аллах? Еще один вещий калика?
Купец взглянул на нее строго и торжественно:
-- Нет Аллаха, кроме Аллаха, и Магомет -- пророк его!
-- Молодой и строгий бог, -- объяснил калика Яре негромко. -- Они все
по молодости злые и непримиримые, берутся перевернуть мир, очистить от
зла, установить царство справедливости за одну-две весны... Потом,
конечно, сталкиваются с реальностью, нашим нежеланием вылезать из грязи,
такой теплой и привычной... Боевой пыл угасает, как уже угас, почти угас
пыл его старшего брата Христа.
Томас подскочил.
-- Сэр калика! Да мы против такого младшего Христова брата водили
войска всей Европы!
-- А что, у вас в Британии братья не водят войска друг на друга?..
Аллах моложе Христа на шестьсот лет, он полон задора, стремительно
набирает сторонников. Где проповедью, где огнем и мечом... то бишь кривой
саблей. Ладно, что там с драконом?
Купец развел руками.
-- Дракон расположился у самого источника. В его пасти поместился бы
мул вместе с поклажей! А когти были не короче наших ножей. А зубы -- как
сабли. Своим длинным телом он обвил источник, замкнув его в кольцо. Он
спал, но уши дергались, ловили каждый шорох. Я сам видел, как открыл глаз
и посмотрел на пробежавшую мимо ящерицу. Глаз был с человечью голову!
Калика видел на лице Томаса задумчивое выражение: рыцарь уже
высчитывал размеры и общий вес дракона.
-- В караване поднялся плач и стенание. Мы знали, что обречены. У нас
не осталось воды на обратный путь, как и не могли идти дальше. Проводник
предложил отдать дракону одного-двух верблюдов в жертву, но все мы видели,
что дракон, когда проснется, сожрет нас всех... Когда зной стал
невыносимым, а наши губы лопались от жажды, уже хотели разбудить дракона,
и пусть на все будет воля Аллаха! Лучше быстрая смерть в пасти чудовища,
чем долгая мучительная от жажды...
Его слушали жадно. У Томаса глаза блестели.
-- Но Аллах услышал мольбу своих людей. Когда мы начали приближаться
к дракону, внезапно показался скачущий всадник. Он увидел все, сразу понял
и, не давая коню передохнуть, повернул его прямо к чудовищу.
-- Храбрый малый! -- вырвалось у Томаса. -- Истинно рыцарский
поступок!
-- Он налетел на дракона, как блистающий сокол. Его копье ударилось в
голову зверя и разлетелось в щепки. Дракон проснулся и взревел так, что у
верблюдов подкосились ноги, а люди попадали на землю. Отважный воин легко
спрыгнул на землю и с мечом в руке напал на чудовище. Конь, весь дрожа,
отбежал и стоял в стороне.
-- У меня тоже однажды был такой, -- сказал Томас мечтательно.
-- Но меч отскакивал от крепкой, как стальные пластины, чешуи
дракона. А воин едва увертывался от страшной пасти. Он прыгал в сторону,
бил мечом, падал, переворачивался через голову, едва избегая страшных
зубов...
-- Огромные звери неповоротливы, -- не выдержал Томас. Глаза рыцаря
горели, а руки дергались, он словно бы повторял каждое движение отважного
воина. -- Но уж если не промахнется...
-- Да, воин был не только отважен, но и очень быстр. Он всякий раз
избегал страшной пасти, тогда дракон попытался сбить его хвостом.
Поднялись тучи песка, мы едва видели сражающихся. Меч сверкал, как молния,
но если грозе когда-то приходит конец, то рука воина не знала усталости.
Мы слышали страшный звон, а когда меч ударялся о броню дракона, видели
красные искры. Земля вздрагивала от рева и ударов тяжелых лап.
Когда песок чуть осел, мы увидели, что дракон уже ухватил пастью и
сжевал щит воина, а шлем катится по земле. Волосы воина были золотыми, и
мы поняли, что Аллах в своей милости и чтобы показать нам свою
безграничную мощь, послал нам могучего франка!
Они сражались уже грудь в грудь, ибо дракон устал и только огрызался,
стараясь поймать хотя бы его руку с мечом. Мы видели, что оба изнемогают
от жажды. Наконец дракон не выдержал, повернулся и пополз к источнику.
Чешуя на шее раздвинулась, и все мы вскричали: "Бей, бей в голую шею!"
Увы, воин проявил благородство даже к дракону. Он выждал, пока тот
напился, а затем они сразились снова. Дракон нападал с новыми силами, а
воин быстро слабел...
Томас хватил себя кулаком по боку. Глаза горели, как звезды, он не
мог сидеть, подскакивал, ходил кругами вокруг рассказчика.
-- Наконец воин вонзил свой длинный меч прямо в пасть дракона. Тот
взревел страшно, сомкнул пасть, и меч сломался. Но обломки вонзились в
мозг зверя, и он издох в страшных конвульсиях. А воин упал на песок, весь
залитый ядом дракона и его зловонной кровью...
Томас подскочил:
-- Погиб?
-- Разве мы могли такое допустить? Мы бы сами отдали жизни за него.
Наши лекари осмотрели его раны, перевязали, наложили благовонные травы.
Трое суток наши девы и лекари врачевали его, все это время мы оставались в
оазисе, хотя дела требовали присутствия в другом месте. Наконец воин сумел
сесть на коня, попрощался с нами. Мы предлагали дорогие дары, но он ничего
не взял... Он даже отказался провести ночь с прекрасными девами, которых
ему предлагали матери, надеясь стать бабушками полубога. Дескать, он
хранит верность своей женщины, самой лучшей и самой красивой в мире. Мы
долго смотрели, как его вороной конь, таких огромных мы еще не видали,
скачет вдаль, к новым подвигам...
Томас спросил восторженно:
-- Как звали этого героя?
-- Имя его было странное, как у всех франков, но мы запомнили, чтобы
рассказывать детям и правнукам. Его звали Михаил Урюпинец, и прекрасный
лик его был подобен воину близкого к самому Аллаху.
Томас снова стукнул себя кулаком в бок.
-- Ну, доблестный рыцарь, о котором я уже наслышан, дела твои и
подвиги дивны настолько, что их могли творить лишь сильнейшие из рыцарей
Круглого Стола!
Олег покосился на Яру. Ее щеки пылали, а глаза победно блестели. Она
растерла взглядом рыцаря в пыль, потоптала и брезгливо отряхнула сапожки.
Глава 11
На рассвете Томас и калика покинули кремль Шахрая. Одного коня Шахрай
любезно заменил, тот прихрамывал, а местный коновал брался за неделю
подлечить его травами.
Томас старался не думать о женщине, которую оставили гордому и
владетельному князю. Конечно, ей просто повезло, будет жить в чести и
холе, но паскудненькое чувство не оставляло, будто совершил что-то
нехорошее. А что? Сдал против ее воли? Но разве всех женщин не выдают
против их желания? Даже королевских дочерей?
-- Я должен думать о Крижане, -- сказал он вслух, -- и о чаше.
Он заметил, что калика поглядывает на него с каким-то болезненным
интересом. Гораздо большим, чем того требовали обстоятельства.
-- Что-то случилось?
-- Нет, -- ответил калика, -- просто меня очень занимает соотношение
между "надо" и "хочу". Я всегда живу по "надо"... или почти всегда. По
крайней мере, стараюсь жить всегда. Уверен, что если бы все жили по
"надо", мы бы уже стали вровень с богами. Но так умеют жить только волхвы,
да и то не всегда, а остальной народ все еще чересчур близко к своим
пращурам -- волкам.
Томас сказал нравоучительно:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг