посадить дракона перед домом священника? Дракон явно воспротивится, он из
нечестивого дохристианского мира, креста не выносит!
Дракон оглянулся на миг, некоторое время летел по прямой, не обращая
внимания на седоков, а когда оглянулся второй раз, Томас уже отполз
обратно, торопливо развязывал ломая ногти, ближайший узел на мешке из
турьей шкуры.
-- Ох и жрешь, -- сказал он с ненавистью, когда открытая пасть
потянулась к нему.-- Большая сыть брюху вредит, как говорит калика! В
отшельники бы тебя.
Он зашвырнул один за другим три больших куска, а когда занес руку для
четвертого, дракон, довольно прижмуря глаза, отвернулся. Челюсти с хрустом
перемалывали сочное мясо, лишенное костей, на губах выступила кровавая
пена, ветром ее сорвало и швырнуло на рыцаря. Томас брезгливо обтирал
липкие слюни, отодвинулся к калике. Отвязывать и перевязывать свою веревку
устал, оставил только самую толстую, привязав себя поперек пояса.
-- Сэр калика, -- позвал он печально.-- Эх, сэр калика...
Он съежился, сохраняя остатки тепла, посмотрел на калику, тяжело
вздохнул, и снова с кинжалом, теперь уже в руке, пополз с загривка ближе к
шее. Длинное острие скользнуло между чешуек, толщиной с кулак, коснулось
толстой кожи. Томас ткнул сильнее, кожа пружинила, лезвие подбрасывало.
Вспомнив калику, он сцепил зубы и налег всей тяжестью. Кожа чуть
прогнулась, но держала. Томас призвал на помощь Пречистую, выругался и
ударил железным кулаком по рукояти.
Кинжал погрузился на ладонь, дракон вздрогнул, крылья чуть
шелохнулись. Томас вцепился в костяные наросты, готовый к падению, метанию
в воздухе, но дракон парил все также сонно, растопырив огромные крылья,
грелся, ловя солнечные лучи на огромные темные паруса. Даже глаза закрыл
от удовольствия, скотина.
Томас сжал челюсти, ахнул по рукояти кинжала со всей дури. Под ним
дернуло, Томас едва не слетел кубарем -- благо веревка спасла. Дракон
хрипло вскрикнул, часто забил крыльями, развернулся по косой дуге, снова
захлопал крыльями.
-- Вот так-то, -- проговорил Томас обессиленно сквозь зубы. он дышал
часто, со всхлипами, зубы лязгали, а руки тряслись, будто кур крал.--
Гонки устраивали!.. Турниры, видите ли...
Солнце теперь светило в левую щеку, но дракон чаще покачивался в
воздушных струях, Томас судорожно хватался за костяные выступы. Он пугливо
уводил глаза от края, но не мог забыть о жуткой бездне, что начиналась
сразу от пуза дракона. Рук старался не отрывать, при любом шевелении
сжимал пальцы и притискивался щекой к потрескивающей костяной плите. Плиты
под ним двигались, терлись, разъезжались. Однажды дракон даже почесался на
лету: кровь Томаса превратилась в лед, когда совсем рядом огромные, как
хазарские мечи, когти шумно поскребли одетый в костяной панцирь бок,
снимая стружки.
Томас в страхе вытащил меч, начал колоть дракона. Отвратительный
зверь сладко жмурился и вытягивал шею. Получалось, рыцарь чесал его как
толстого разнежившегося кабана, лезвие меча жестяно скрипело на жестких
чешуйках, каждая -- размером с ладонь.
Когда дракон внезапно взмахивал крыльями, а взмахивал всегда
неожиданно, туловище резко проваливалось, ухая в бездну, Томас ронял меч,
-- хорошо привязанный ремешком к кисти! -- как клещ, вцеплялся в костяную
спину. Сердце и желудок карабкались к горлу, смертная тоска застилала
глаза, затем следовал мощный взмах крыльев, и Томаса распластывало по
спине дракона, словно налитую свинцом лягушку. Он не мог шевельнуть и
пальцем, а глаза едва не лопались от прилива тяжелой крови.
Постепенно дракон начал забирать вправо, Томас с проклятиями заставил
себя доползти до шеи, с силой вогнал кинжал глубже. Дракон каркнул,
повернул, суетливо хлопая кожаными парусами.
Томас отполз назад, держа глаза на расширяющихся костяных пластинках:
шея дракона не толще столетнего дуба, с обеих сторон зияет бездонная
пустота. Сидя на широком загривке, Томас перевел дух, попытался унять
дрожь в конечностях.
Внезапно дракон заработал крыльями чаще, но не поднимался, ринулся
вперед так стремительно, что Томаса едва не сорвало встречным ветром:
веревки натянулись, задрожали. Дракон, стуча по ветру темными парусами,
догонял косяк белых лебедей, что мерно взмахивали огромными и чистыми, как
снег, крыльями. Задний из лебедей не успел оглянуться, как дракон
распахнул пасть, лебедей втянуло одного за другим, их было не меньше двух
десятков. Лишь вожак, летевший во главе стаи, успел нырнуть вниз,
сорвавшись буквально с зубов, уронил пару перьев с хвоста.
Дракон растопырил крылья, парил довольно, на улетающего лебедя лишь
повел глазом. Так лев не обращает внимания на глупых коз, что буквально
наступают на царя зверей, когда он дремлет после обильного ужина. Томас
прикинул общий вес стаи, дракон явно переел в охотничьем азарте, даже
задышал тяжело, теперь не надо кормить хотя бы час...
Он перевел дыхание, впервые решился оторвать взгляд от страшной
рогатой морды. По бокам летящего дракона проскальзывали плотные облака,
иногда крылатый зверь поднимался выше, Томас потрясенно рассматривал внизу
белое поле, похожее на снежное. Обожравшийся дракон забывал махать
крыльями, медленно снижался, по бокам возникали поднимающиеся снизу клочья
тумана. Иной раз настолько плотного, что крылья скрывались полностью.
Оглянувшись, Томас однажды не узрел хвоста. Туман скрыл даже опасно
близкую голову: Томас торопливо вытащил кус мяса и держал в протянутой
руке. Если и цапнет, то откусит пальцы, но не сожрет всего...
Дракон провалился из облаков, внизу проплывали долины, редкие леса,
серебристыми змейками вилюжились реки. Томас смутно удивлялся, что
Создатель так причудливо расставил горы и долины, провел реки, подумал
озабоченно, что скоро переведутся добротные карты, ибо драконы исчезают,
не давая потомства, а как иначе составить точную карту, если не с загривка
дракона?
Иногда дракон совсем забывал махать крыльями. Земля приближалась,
Томас переползал на шею, втыкал кинжал. Дракон вздрагивал, словно
просыпаясь, панически хлопал кожистыми парусами, словно перелетающая с
забора на забор курица.
Земля стремительно удалялась, Томаса распластывало. Уже не трясся, в
пораженной ужасом душе проклюнулись зернышки восторга. Христианин, он
оказался в языческом мире, который еще предстоит очищать огнем и мечом от
ведьм, магии, драконов, домовых, троллей... Так и сейчас рогатая нечисть
вот-вот хряпнется в небесную твердь, расплющит воина Христова, оставив на
небосводе лишь мокрое место. Томас опасливо посматривал наверх, страшась
зацепиться за небесные гвозди, которыми прибита твердь -- серебряные
шляпки гвоздей видны только ночью...
Совсем расхрабрившись, он рискнул оторвать руку от выступающего перед
ним костяного валика, бережно погладил мешочек у пояса с выступающим боком
драгоценной чаши. С нами Бог и кровь Христова! Даже если дракон сотворение
дьявола, то сейчас служит добру. Высшая сила Христа в том, что не всегда
обязательно убивать врага, все священники это твердят. Заставить служить
себе -- высшая доблесть воина крестоносного войска за освобождение Гроба
Христова. Но ежели сарацина убивать не обязательно, то дракона тем более
-- зверь не человек, он всегда невинен, даже самый лютый не ведает, что
творит, даже акулы невинны, их такими сотворил Господь...
Томас сложил пальцы щепоткой, намереваясь украдкой перекрестить
спину, на которой сидел, вдруг заколебался. А если творение дьявола
вспыхнет адским пламенем и рухнет как факел? Ангелы могут и не подхватить
верного воина Христова: заняты или не заметят, у Пречистой Девы на руках
малый ребенок, так что шмякнется с высоты в одну-две мили, а чаша опять
закатится куда-нибудь.
Он торопливо развязал узлы, вытаскивать чашу не стал -- сунул руку в
мешочек. По кончикам пальцев пробежала щекотная дрожь. Выпуклый бок словно
узнал, потеплел от прикосновения защитника, верного рыцаря.
Томас вздохнул, завязал веревку туже, нахохлился и сунул ладони под
мышки. Ветер пробирает до костей, и хотя в доспехах защищен как в собачьей
будке, но в щели дует, у дракона-то шкура толще!
Небо во всю ширь было синее, справа и слева, спереди и сзади. Далеко
слева протянулась вереница гусей, но дракон то ли не заметил, то ли был
сыт. Справа тоже наметилось странное пятнышко, Томас, однако, слишком
продрог, чтобы всматриваться внимательно, но пятнышко приблизилось, рыцарь
разглядел длинный расписанный всеми красками ковер -- очень мохнатый. В
середке сидел согнувшись человек в тюрбане, тоже явно замерз: согнулся,
зябко кутается в цветной халат. Ковер, колыхаясь, как толстая мохнатая
гусеница, полз почти тем же курсом, но дракон летел намного быстрее. Томас
рассмотрел смуглое усталое лицо, человек проводил их
завистливо-безнадежным взглядом. У Томаса на миг возникло желание показать
ему конец веревки, как делали грубые моряки, обгоняя другое судно, но
врожденное благородство рыцаря не позволяло грубых жестов, да и пальцы
озябли так, что не свернули бы даже фигу, тем более не удержали бы
веревку.
Человек на ковре летел чересчур низко: несколько ворон, злобно
каркая, погнались за летящим ковром, но человек лишь втянул голову в плечи
и сгорбился еще больше, зябко натягивая халат на уши. Вороны, прогнав
врага со своей земли, отстали, начали ходить кругами, как гордые орлы.
Дракон летел и летел, Томас устал, замерз и проголодался как волк.
Калика уронил голову на грудь, упершись подбородком, висел без движения.
Он оставался бледным, словно мертвец. Томас снова отвернулся со вздохом,
уже привычно то хватаясь за выступы, то распластываясь под тяжестью.
Глава 17
Так они летели до полудня. Калика не приходил в себя, хотя корчи
отпустили. Дважды Томас поправлял дракона: тот, как слепой на один глаз
конь, упорно пытался свернуть и летать по кругу, но Томас следил за
солнцем, благо чаще всего летели выше облаков. Делал поправку на движения
самого солнца, которое Божьим повелением встает на востоке, тащится через
небесную твердь до запада, где уходит в нору, а за ночь его перетаскивают
по всему подземелью проклятые грешники к земному краю на востоке. За лето
устают, осенью волочат все медленнее, а зимой вовсе двигаются как сонные
мухи, так что весной у Повелителя подземного мира терпение рвется, он
швыряет тащильщиков в геенну огненную, а в упряжку пристегивают
свеженьких. Возможно, в новой упряжке будет сэр Горвель с сарацинами.
Дракон лишь однажды повернул голову, Томас ловко зашвырнул два куска
в пасть, а третий полетел мимо: дракон в этот момент начал отворачиваться.
Томас выругался, провожая сожалеющим взглядом увесистый ломоть. В желудке
тихонько шевельнулось, жалобно квакнуло.
Томас поерзал: вроде бы нелепо обедать, сидя на летящем драконе, но
есть хотелось взаправду, а проклятый дракон чавкает так, что у Томаса рот
наполняется слюной.
Он развязал один мешок, другой, отыскал узел с турьими печенками.
Вытащил одну трепещущую, словно живую, скользкую. Пришлось пальцы вгатить,
кровавя, в самую середку, чтобы не выронить. Зубы сами с хрустом впились в
сочную мякоть, кровь брызнула на руки, но Томас уже вообразил себя в
родном лесу на берегу Дона, когда со свитой верных людей залесуют оленя,
разделают на месте, собакам бросят внутренности, а сами торопливо разделят
еще теплую печень!
Он вздрогнул, едва не выронив кусок: сзади раздался хриплый голос: --
Сам жрет... А дракону?
Калика поднял голову, смотрел вроде бы укоризненно, в глазах блестели
странные искорки. Томас со счастливым воплем бросился к другу, печень на
ходу сунул в щель, между пластинами, чтобы ветром не сдуло, ухватил за
туго связанные плечи:
-- Сэр калика!.. Ты... проснулся?
-- Я храпел? -- спросил калика. Его зеленые глаза были чистые, он
внимательно смотрел на Томаса, на свое туго стянутое веревками тело.
-- Самую малость, -- заверил Томас.-- Впрочем, мы с драконом не
слышали.
-- Привязал меня ты?
-- Ну... дракон был занят. Он махал крыльями. Наши друзья, которые
Тайные Семеро, наслали на тебя плохой сон, вот я и...
Олег кивнул, поморщившись:
-- Сейчас их натиск ушел. Развяжи.
Томас смотрел сияющими глазами, гора свалилась с плеч, но руки от
узлов отдернул:
-- А ты уверен... что не повторится?
Олег покачал головой:
-- Я теперь ни в чем не уверен. Правда, второй раз так внезапно
захватить себя не дам.
-- Но ты... сэр калика, не обижайся, но как я могу быть уверен, что
это не они тобой сейчас руководят? Когда бесы овладевают человеком, могут
делать с ним все, что хотят! Бывает, сам не знает, что одержим бесом!
Олег не спускал с него глаз, привычно зеленых, в которых была боль:
-- Сэр Томас, тебя не зря назначили вожаком рыцарского отряда! Я
думал, ты лишь храбрый меднолобый, но ты не дурак. Нет, я бесом не
одержим. Доказать не могу, но если не развяжешь, я скоро умру от застоя
крови. Веревки очень тугие, сэр Томас.
-- Ты чересчур силен, -- возразил Томас, чувствуя себя виноватым.
Он торопливо развязал узлы на руках калики, вместе освободили ноги и
тело. Томас заботливо привязал калику толстой веревкой вокруг пояса,
другой конец он заблаговременно закрепил на гребне. Калика лишь
усмехнулся. Он посматривал на рыцаря с уважительным удивлением.
Олег морщась растирал опухшие члены, Томас разминал ему синие от
затекшей крови ноги. Один раз отвлекся покормить дракона, а когда
вернулся, калика сказал с насмешкой в голосе:
-- Что ж ты жрешь сырую печень? Разве ваша религия не запрещает есть
с кровью?
-- Я христианин, а не иудей, -- ответил Томас с достоинством.-- Это
они даже хлеб обрезают и выбрасывают, ежели собственная кровь из десен
попадет на крошку!
-- Ах да, -- ответил калика устало, -- я спутал вас, христиан, с
хазарами... Сэр Томас, я еще не встречал такого отважного человека!
Просыпаюсь, а он сидит на горбу дракона и жрет мясо, которое предназначено
дракону!
-- Делать-то больше нечего, -- ответил Томас оправдываясь.-- Зверь
летит правильно, ты спишь, женщин и вина нет, до корчмы далеко, а мне
холодно и страшно...
-- Неужто страшно? -- изумился Олег. Глаза его смеялись.
-- Еще как, -- признался Томас. Он зябко передвинул плечами.-- Это
вы, язычники, всяких летающих жаб видели, а для меня, воина войска
Христова, этот странный зверь в диковинку!
-- Тем не менее ты сидишь у него на холке и жрешь.
-- Нужда, -- проворчал Томас, -- научит калачи есть, как однажды
сказал один мой друг и побратим из Скифии, то бишь Руси.
Олег устало откинулся, привалившись спиной к широкому гребню, лицо
его было все еще мертвенно бледное. Он сказал:
-- Мы уже сократили четыре дня...
-- Четыре? -- изумился Томас.
Он порозовел, надежда слабо затрепыхалась в сердце. Олег прикрыл
глаза, как смертельно измученный человек, прошептал:
-- Взгляни вниз... Мы уже над петлей реки Дон...
-- Дон? -- встрепенулся Томас, не веря своим ушам.-- Я еще не летывал
в этих краях, сэр калика!.. Мне сверху узнавать непривычно... пока что.
-- Дон... только не англицкий, не славянский... везде, где прошли
скифы, общие предки, реки назывались Дон... либо, как искажено ныне
живущими племенами: Дно, Днепр, Днестр, Донегол...
Голос оборвался, он заснул на полуслове. Томас вздохнул с
облегчением, не хотелось признаваться, что шея онемела от нечеловеческих
усилий держать голову прямо, не давая взглянуть вниз в эту жуткую бездну.
И так душа скребется в пятках, вот-вот вырвется на свободу! Поспешил
доблестный сэр калика похвалить за отвагу, так не признаваться же в
трусости? Надо держать рыцарскую честь высоко.
Он посматривал на страшную рогатую голову, что рассекала воздух всего
в трех-четырех шагах впереди. Почудилось или дракон в самом деле начинает
поворачивать голову? И почему дергается уголок хищной пасти?
Калика проснулся через час, порозовел, в тусклых глазах появился
блеск. Зябко передернул плечами:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг