Тернак, как оказалось, знал боевые приемы. Олег понял поздно. Ощутил
удар в бок, лапнул ушибленное место -- в боку торчала стрела! Тернак
улыбался -- перехитрил! -- его пальцы еще сжимали лук, но улыбка
оставалась, словно вырезанная на дереве: в груди торчал нож.
Олег подошел, пинком вышиб лук. В боку растекалась боль, кровь
стекала по одежде, капала на сухую землю. Сцепив зубы, ощупал стрелу и
ушибленное место, обнаружил с облегчением, что железный наконечник
скользнул по ребру, процарапав кость, а с той стороны под кожей вздулась
шишка, словно там прятался орех.
Задержав дыхание, он воткнул стрелу глубже, едва не свихнул шею,
пытаясь рассмотреть место, где выйдет наконечник. Выпуклость вздулась
сильнее, натянулась, заблестела под жгучим солнцем и вдруг опала, оставив
красный от крови острый кончик железа. Брызнула кровь из новой раны. Олег
быстро продвинул стрелу дальше, пока зазубренный наконечник не вылез
полностью, с тихой руганью переломил деревянный прут, а стрелу выдернул с
этой стороны. Кровь освобожденно текла из сквозной раны с двух концов.
Олег торопливо наклонился к мертвому, намереваясь снять чалму,
использовать тонкую ткань для перевязки.
Густой голос, больше похожий на рев, угрюмо приказал сзади:
-- Застынь!.. Перевязывать не надо.
Олег медленно обернулся. Слева из-за кустов, откуда раньше выпорхнула
испуганная сорока, поднялся менестрель Горвеля. В дорожной одежде, бледное
злое лицо напряжено, глаза ловят каждое движение Олега. В руках небольшой
лук из турьих рогов, на поясе кривой меч и длинный узкий кинжал. Олег
бросил беспомощный взгляд на нож, что по самую рукоять погрузился в грудь
Тернака. Менестрель перехватил его взгляд, кивнул:
-- Пусть останется. А ты не двигайся. Я люблю смотреть, как льется
кровь, даже если пролил ее не я.
Он зло улыбался, Олег видел в болотных глазах триумф, наслаждение.
Менестрель мог убить его, выстрелив в спину, мог стрелять из-за кустов, но
проклятый паломник умер бы, не узнав, кто его убил, не помучавшись, даже
не сообразив, что хотя он сразил Тернака, Ганима и наемника, но есть еще
более сильные, более умелые. Сильный и умелый менестрель будет ходить по
земле, а кости паломника растащат звери...
-- Это ты нанял Ганима? -- спросил Олег упавшим голосом.
Он пошатывался, кровь струилась по ноге, впитывалась в сухую землю. В
сапоге стало мокро, горячо. Менестрель, не отвечая, оскалил зубы, медленно
натянул тетиву, глядя прямо в глаза Олегу. Он несколько раз отпускал
тетиву, снова натягивал. Несмотря на ухмылку, глаза были настороженные, он
не упускал ни малейшего движения, следил за мышцами паломника. Олег
попытался качнуться в сторону, но в боку стрельнуло болью, ноги начали
подкашиваться. В ушах уже звенело от потери крови. Он чувствовал, что
сильно побледнел, видел это по ухмылке менестреля, торжествующим глазам.
-- Я сделаю чашу из твоего черепа! -- сказал он обещающе.-- Ты был
могучим воином...
-- Ты нанял Ганима?
Он видел злую ухмылку, блестящие глаза, остальное расплывалось в
жарком мареве. Внезапно краем глаза уловил движение слева, скосил глаза.
Тернак как ухватился сразу за рукоять ножа, что торчал в его груди, так и
держался, теперь пальцы медленно слабели, один за другим отрывались от
рукояти, через миг рука упадет в траву...
-- Тернак, -- сказал Олег настойчиво.-- Бросай в него нож!
Менестрель на миг скосил глаза, рука Тернака шумно упала, скрывшись в
траве, и менестрель быстро выстрелил. Стрела с силой ударила под
запрокинутый подбородок Тернака, вонзилась почти по оперение.
Олег прыгнул назад и в сторону в тот самый миг, когда стрела
сорвалась с тетивы, полетел вниз в овраг, проломился через кусты, долго
катился, свернувшись в клубок, пока не достиг дна оврага. Густые заросли
смягчили падение, и Олег поспешно полез наверх и в сторону. Кровь капала
на траву, голова кружилась, а перед глазами мелькали крупные черные мухи.
Перекосившись, вытащил второй швыряльный нож, зажал рукоять в ладони.
Менестрель уверен, что у него только один нож, который остался в груди
Тернака. Он сам заставил его так думать, когда жадно смотрел на тот нож,
теперь есть малая возможность обхитрить, хотя менестрель -- не чета тем
троим, это умелый и опытный убийца. Странно, что он скитается под личиной
менестреля...
Наверху зашелестело. Менестрель медленно спускался по склону. Лук
оставался в руках, стрела лежала на тетиве. Он не отрывал взгляд от пятен
крови на земле и листьях, но не бежал, шел осторожно, всматривался в
каждый стебель. Он тоже не пропускал без внимания ни вспрыгнувшего
кузнечика, ни шныряющую в траве ящерицу, но одновременно словно бы
замечал, что делается по сторонам и даже за спиной.
Олег мысленно похлопал себя по плечу: вовремя ушел со дна оврага.
Теперь лежал затаившись почти на открытом месте, среди травы, но к таким
местам не присматриваются, когда по сторонам торчат густые кусты. Раненая
жертва обычно прячется за ветвями, но менестрель вплотную не приближался,
руки готовы послать стрелу при малейшем подозрительном движении.
Олег чувствовал мокрую грязь на лице, прополз по руслу недавно
пересохшего ручья, вывозился, как свинья, зато почти неотличим от таких же
серых грязных валунов, весь в налипших листьях, стеблях сухой травы, на
щеках висят травинки и комочки сухой земли...
Менестрель шел осторожно, посматривал не только на кровавый след, но
и кругом. Капли крови вели к поваленным деревьям, которые задержали
падение Олега, там переплелись ветками четыре валежины -- лучшее место,
чтобы прятаться. На губах менестреля начала проскальзывать торжествующая
усмешка, но двигался все так же настороженно, цепко. Он был прекрасным
охотником, и если бы шел по следу раненого медведя или даже льва, то уж с
легкостью выследил бы и добил.
Олег лежал, вжавшись в землю, боялся дышать. Левое ухо прижал к
земле, слышал каждое движение, каждый шаг. Не видел менестреля, но чутье
подсказало, что тот прошел мимо, начинает удаляться.
Олег приподнялся на дрожащих руках, увидел в двух десятках шагов
впереди согнутую спину. Менестрель шел крадучись, готовый в любой момент
развернуться, отпрыгнуть, упасть под защиту кустов. Лук он уже натянул до
половины, глаза его всматривались в переплетение ветвей и корней могучих
валежин, железный наконечник блестел, как влажный язык огромной змеи.
Олег с трудом поднялся, стараясь не наступать на правую ногу --
занемела, отказывалась слушаться. Менестрель удалился еще на десяток
шагов, Олег неуклюже примерился, словно держал нож впервые в жизни, с
силой швырнул. В глазах потемнело, он зашатался, растопырил руки, пытаясь
удержать равновесие.
Впереди раздался судорожный всхлип. Менестрель резко развернулся,
стрела сорвалась с тетивы, пролетев над головой Олега. Глаза менестреля
были безумно вытаращены, кровь совсем отхлынула от бледных щек, он стал
мертвенно желтым. Поспешно выхватил другую стрелу, наложил на тетиву,
натянул, прицелился в Олега. Щелкнуло, стрела пролетела мимо. Менестрель
оскалился, качнулся, изо рта потекла кровь. Он медленно опустился на
колени, глаза все еще с изумлением смотрели на Олега. Лук выпал, скользнул
вниз по траве.
Олег подошел, сильно хромая и подволакивая ногу. Менестрель
закашлялся, кровь забрызгала подбородок, прохрипел:
-- Ты сумел... Я недооценил...
-- Кто послал? -- потребовал Олег.
Менестрель чуть качнул головой, в глазах зажглись искорки:
-- Заставить не сможешь... Я уже мертв...
Олег хмуро кивнул. Если нож ударил как должен, то кончик лезвия,
пропоров мышцы спины, пробил сердце.
-- Тебя сжечь или зарыть? -- спросил Олег.
Кровь выплескивалась изо рта менестреля неровными толчками, сердце
еще цеплялось за жизнь. Грудь часто вздымалась, там хлюпало, словно
плескалась огромная рыба. Менестрель ответил угасающим голосом:
-- Я огнепоклонник...
-- Все четыре стихии священны, -- добавил Олег быстро.-- Я могу
похоронить тебя по твоему ритуалу. Скажешь?
Глаза менестреля закрывались, он пошатывался, стоя на коленях.
Прошептал едва слышно:
-- Возьми мой меч... Отдал за него сорок коров и двух коней...
-- Именем Заратуштры, -- потребовал Олег на языке фарси.-- Кто послал
тебя?
-- Владыки Мира...
Он упал лицом вниз, уже мертвый. Олег вытащил из спины свой нож -- в
самом деле достал сердце! -- вытер о плечо менестреля. В карманах убитого
обнаружил несколько золотых монет, забрал, тяжело полез наверх. Кровь уже
остановилась, но чувствовал себя таким слабым, что не отбился бы и от
воробья. Менестреля не сумел бы похоронить по-европейски, даже если бы
хотел. К счастью, по законам огнепоклонников их нельзя закапывать в землю,
сжигать, бросать в воду -- все четыре стихии священны, осквернять трупами
нельзя, мертвое тело надлежит оставлять открыто, дабы хищные птицы и звери
похоронили мертвеца в своих желудках, а мелочи доедят муравьи и жуки.
Он дважды терял сознание, пока добрался до шалаша. Рой зеленых мух
сплошным одеялом покрыл труп Ганима и арбалетчика, к ним уже проторили
дороги крупные желтые муравьи. К трупам они бежали с поджатыми брюшками, а
обратно -- с раздутыми. В крохотных челюстях Олег углядел красные
волоконца мяса.
Кони фыркали, пятились от залитого кровью человека. Олег выгреб из
тайника сумку с золотыми монетами, кляня себя, что прятал так глубоко,
привязал поперек седла лошади Ганима, сам с великим трудом взобрался на
жеребца арбалетчика.
Когда он подъезжал к воротам замка Горвеля, его ждали стражи с
обнаженными мечами. Ворота торопливо распахнули, сам Горвель поспешил
навстречу и помог слезть с коня. Лицо рыжебородого хозяина замка было
мрачным, в глазах блистали молнии. Он сжимал кулаки, орал на стражей.
Примчался Томас, уже в полных доспехах, разве что забрало не опустил.
Крикнул издали тревожно:
-- В сече побывал, сэр калика?.. Там еще кто-нибудь остался?
-- Ваш менестрель с приятелями, -- ответил Олег угрюмо. Он из
последних сил боролся с дурнотой.-- Но ежели горишь послушать их песни...
придется идти самому. Они вряд ли скоро... вылезут из оврага.
Глава 9
У Горвеля задержались на двое суток. Хозяин замка орал, настаивал на
двух неделях, ссылался на жуткую рану сэра калики, а в пирах да охотничьих
забавах все быстренько залечится, однако к его огорчению раны язычника,
кем без сомнения был этот пилигрим, затягивались по неизъяснимой милости
Христа удивительно быстро. Уже на утро второго дня на месте раны багровел
лишь безобразный шрам, да и тот на глазах опадал, терял синюшный оттенок,
белел, начинал сливаться с остальной кожей.
Горвель посматривал на калику исподлобья. Все было ясно в его мире,
но с приходом боевого друга сэра Томаса и языческого паломника начались
странности. Исчез менестрель, внезапно оказался вовсе не менестрелем, а
наемным убийцей... впрочем, он же в самом деле был замечательным
менестрелем! Пусть он, сэр Горвель, меднолобый дурень, не разбирается в
поэзии, но и леди Ровега заслушивалась песнями этого странного
певца-наемника... Но и леди Ровега может ошибаться -- женщина! -- однако и
другие владетельные рыцари одаривали его за песни, переманивали друг у
друга! Невозможно понять, что заставило изнеженного менестреля оставить
теплое место у камина, уйти в ночь в охоте за незнакомым человеком.
А этот мирный паломник вызывает еще больше вопросов. Если на нем так
быстро рассасываются шрамы, то чистая кожа еще не доказательство, что на
ней уже не рассосались шрамы пострашнее, полученные в странствиях. А кто
получает боевые раны, тот обычно знает с какого конца браться за меч. Да и
стрелы судя по восторженным рассказам сэра Томаса и этой женщины Чачар,
странный паломник метать где-то научился. Вряд ли в мирных молитвах,
постах или созерцаниях своего пупа!
О менестреле поговорили и забыли, но не прекращались возбужденные
разговоры о пяти тысячах золотых динаров, которые нашел у разбойников
калика. Монах-духовник сгоряча хулил Богородицу, что послала такое
богатство язычнику. Томас едва не прибил дурака, заступаясь за Пречистую
Деву. Хозяин замка, Горвель мрачно напомнил, что разбойники не совсем
добровольно отдали золото, не всякий сумел бы взять. Ясно же, что
Пречистая Дева помогла. Наверное, язычник не безнадежен. Дева не последняя
дура, чует будущего христианина. Возможно, он уже в чем-то христианин,
хотя еще не подозревает!
В первый же день, когда Олег, шатаясь в седле, добрался до замка, он
спросил Томаса:
-- Вспомни, кто у тебя остался из могущественных врагов?
Чачар заботливо перевязывала ему бок, удивляясь крепости мышц, Томас
подливал калике в кубок вина, морщил лоб:
-- Разве что сэр Грегор Блистательный... Или сэр Балдан, я вышиб его
на турнире прямо под ноги несравненной Бурнильды... В грязь, на полном
скаку...
-- Не заклятых, а могущественных!
-- Гм, с королями не ссорился... Как мне кажется.
Он страдальчески морщил лоб, перебирал всех, кому где-то наступил на
ногу или задел локтем, но Олег уже слушал краем уха. Даже королям не
повинуются так слепо, бездумно. Лишь ассасины слепо выполняют указы своих
шейхов, но менестрель -- чистый франк, как и Ганим, хоть и маскировался в
своем зеленом халате под сарацина. Свободные гордые франки -- не фанатики.
Молодую Европу вообще не охватила еще сеть тайных обществ, как древний
Восток, погрязший в мистике, таинствах, пророчествах, поисках астральных
путей для человечества, где не гнушаются вполне земными ядами, убийствами
из-за угла.
Внезапно его словно осыпало морозом. Кровь отхлынула, как сквозь вату
услышал встревоженный голос Чачар:
-- Больно?.. Потерпи, еще чуть-чуть...
Зачем обманывать самого себя, подумал он горько. Ясно же, что под
Владыками Мира менестрель подразумевает Семерых Тайных. Эти бессмертные
маги не знают поражений, идут к зримой цели. Политики не прекраснодушные
мечтатели. Перемалывают своими жерновами целые королевства, империи,
народы, нации, религии, верования. Для них убить героя, короля или
императора -- что раздавить тлю.
-- Отдохни, -- велел он Чачар.-- Иди, не дуй губки... Надо поговорить
по-мужски с сэром Томасом.
Прекрасные глаза Чачар мгновенно наполнились слезами. Запруда век
едва удерживала напор сверкающей влаги. Томас беспомощно посмотрел на
Олега. Калика сказал сквозь зубы:
-- Чачар!
Запруда прорвалась, водопады слез хлынули по бледным щекам, но голос
калики был настолько странным, что ее как ветром выдуло из комнаты. Томас
встревоженно подсел на ложе к Олегу:
-- Очень больно?
-- Сэр Томас, знаешь ли ты, что за твоей чашей охотятся не простые
грабители?
Томас подумал, меланхолично пожал плечами:
-- Нет, но... какая разница?
Олег зло стиснул челюсти, пережидая приступ боли, усилием воли послал
приказ очистить кровь от грязи, дабы не случилось нагноение, добавил жара
в месте раны -- больно, но заживет быстрее. Сказал изменившимся голосом:
-- За чашей охотятся могущественные люди. Пока что посылают наемных
убийц, грабителей, разбойников, но когда-то вмешаются сами. Может быть,
откажешься от нее? Ради спасения жизни?
Томас прямо смотрел на друга:
-- Спасибо... Но разве жизнь так уж дорога? Честь дороже, правда
дороже, любовь дороже... Многое дороже, чем наши короткие жизни. Чего
цепляться за такую малость? Хотят чашу, пусть попробуют взять. Я буду
защищать, кто бы ни пытался отнять.
Олег огляделся по сторонам, приблизил голову к Томасу, сказал
негромко:
-- Тогда я скажу, кто хочет заполучить твою чашу. А ты, может быть,
скажешь мне, зачем им это понадобилось... И подумаешь еще раз. Вдруг да
передумаешь, решишь отдать... Я не стану тебя винить, Томас! Противники --
несокрушимые. Зовут их Семеро Тайных Мудрецов. На самом деле это они
правят миром -- короли, императоры, султаны и шахи в их руках не больше,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг