-- Если бы сам клал, как говоришь, знал бы, где то, что ищешь... Пить
надо меньше!
-- Все разве запомнишь? -- буркнул Олег.
Под руки попался сверток бересты, хотел отшвырнуть, но на всякий
случай сорвал лыковую веревочку, не сумевшую пересохнуть в сырости,
развернул хрупкий лист. Лицо его чуть просветлело.
Вскоре он уже сдирал, постанывая, грязь, накладывал примочки из
темной и густой, как деготь, жидкости. От нее смердило, он заставил Гульчу
отпить пару глотков. Ее едва не вывернуло, но, странное дело, сразу
согрелась, боль в исцарапанных ступнях ушла. Даже пальцы на ногах, озябшие
так, что не чувствовала их вовсе, отошли, пошло покалывать иголочками.
-- Бедное дитя...
Олег, накладывая на лицо и грудь смердящую пакость, предостерег:
-- Кий, не увлекайся!
-- Я только по-отечески жалею...
-- Знаю-знаю. Самые красивые и беззащитные с виду змейки -- самые
ядовитые. Да и ты, ласковый, как кошечка... пока не наступишь на хвост.
Гульча, вон в том углу всякая всячина из рухляди! Выбери, а то князь Кий
уж очень волнуется. Воображение у него, видите ли...
Девушка с факелом в руке пошла рыться в ворохе одежды. Пещерник был
груб, но грубости умел говорить так, что у нее сама собой выпрямлялась
спина, грудь поднималась, а щеки горели в странном радостном предчувствии.
Она наткнулась на множество сапог, словно волхвы предполагали увидеть
усопшего князя в личине сороконожки, затем обнаружила одежду. Рыться одной
рукой было непросто, держа факел на отлете, чтобы искры ненароком не
сорвались в гущу шелков, бархата, дорогих шуб, мехов, тонко выделанных
сорочек.
Когда вернулась, одетая в княжескую расписную сорочку, что доходила
ей до колен, Олег лежал возле каменной плиты -- страшный, распухший, с ног
до головы покрытый темными пятнами. Гульчачак вскрикнула, опасливо
опустилась возле него на корточки. Смрад ударил в ноздри, она помахала
ладонью у лица. Очень медленно правый глаз пещерника приоткрылся.
-- Не тревожь, -- прохрипело у него в горле.
Она ушла в другой угол, села на шкуры. От факела струился тусклый
мерцающий свет. Гульча зябко куталась -- ее снова трясло. Неподвижный
воздух, запах целебных настоек, трав, пережитые страхи! Голова начала
кружиться, Гульча ощутила себя летящей в пространстве, замелькали крыши
домов, в темном небе светили непривычно яркие звезды. Слабо слышались
голоса.
Проснулась в полной темноте. Лежала в страхе, не понимая, откуда под
ней взялись шкуры, почему темно. Было тихо, как в могиле. Как только
подумала о могиле, сразу вспомнила, что она и есть в могиле -- заживо
погребена в склепе древнего князька местного племени язычников. На
строительстве этого подземного дворца были зарезаны сотни пленных
кочевников, их кости тлеют под ее ногами...
Она зябко поджала ноги, сказала дрожащим голосом:
-- Эй, есть кто-нибудь?.. Олег, ты еще живой?
В склепе было тихо, никто не сопел, не похрапывал. Не слышно было и
голоса погребенного князя, основателя Города. Гульча осторожно сползла со
шкур, чувствовала себя отдохнувшей, только очень хотелось есть -- до спазм
в желудке. Едва подумала о еде, как в животе заворчали кишки, голодно
заурчало, а рот наполнился слюной. Она шарила в потемках по полу, где-то
должен лежать факел -- не весь же сгорел. Если отыскать еще и огниво...
Ее пальцы наткнулись на твердое, угловатое. Она некоторое время
ощупывала, потом сообразила, что под ее ладонями человеческое лицо.
Вскрикнув, отшатнулась, долго сидела неподвижно, прислушиваясь к
оглушительному стуку своего сердца, наконец решилась потрогать лежащего за
плечо:
-- Эй... Олег, это ты?.. Или это великий князь, основатель Киева? Кто
бы ни был, помогите! Мне так страшно и хочется есть.
Из темноты послышался вздох, глухой голос произнес сипло:
-- Всегда одно и то же: как утро, так хочет есть... Сюда много
натащили всякой еды! Если думаешь, что не испортилась за четыреста лет, то
давай, ухомякивай за обе щеки...
-- Олег, -- вскрикнула она, -- я так рада!
В темноте послышался шорох, стук. Темноту прочертили красные точки.
Вскоре факел вспыхнул, Гульча с недоверием смотрела на осунувшееся лицо
пещерника. Он был смертельно бледен, под глазами повисли черные мешки в
два ряда, но лилово-черная опухоль сильно спала, оба глаза смотрели ясно.
-- Ты выглядишь лучше, -- сказала она ошарашенно.
-- Сплюнь. Ты не видишь моих ребер!..
Он воткнул факел в стену между камнями. Двигался намного лучше и
легче, но лицо все еще было обезображенным, а по телу плыли цветные
разводы синяков и кровоподтеков.
-- Олег, -- проговорила она дрогнувшим голосом, -- чтобы выздороветь,
надо хорошо есть... Тебе хорошо -- медом и акридами... Впрочем, чтобы
выздороветь, надо бы мяса...
-- Сиди здесь, -- велел Олег.
Он ушел в дальний угол склепа, там была темнота, а когда через пару
минут Гульча окликнула его дрожащим голосом, ей никто не ответил. Она
опустилась на шкуры, застыла в бездумном ожидании, даже не вздрогнула,
когда из темноты бесшумно шагнул пещерник. Он швырнул на пол большого пса
с оскаленной пастью, сказал устало:
-- Бегал поверху... крыс гонял.
Гульча отыскала нож, принялась снимать шкуру. Она изо всех сил
сдерживала себя -- пещерник наблюдает, так пусть не услышит ее визга. Пес
худой, кожа да кости, а вместо мяса одни жилы. А жевать придется сырое,
огонь не разведешь в склепе -- в дыму задохнешься.
Печень оказалась удивительно крупной, с полкаравая размером --
тяжелая, сочная. Гульча жадно съела свою половину, забрызгалась кровью,
подумала, что не хотела бы увидеть себя сейчас: с окровавленным ртом,
тяжелыми каплями на подбородке, окровавленными пальцами. Олег раздвинул
губы в понимающей улыбке. Он жевал медленно, с трудом, морщился -- челюсти
его и шея все еще были в жутких кровоподтеках.
Они пробыли в склепе трое суток. Воздух был тяжелым, Гульча
обливалась потом, дышать было трудно. Пещерник уверял, что воздух
меняется, отдушина лишь малость засорилась, но прочищать не стал.
Он быстро поправлялся, синяки поблекли, а кровоподтеки исчезли вовсе.
На третьи сутки Олег долго рылся в дарах, что нанесли в склеп вожди,
русичи и знатные люди полян, древлян, дряговичей и северян. Из одежды
кое-что удалось отобрать. Олег заверил, что собранное в дорогу не
разлезется от ветхости по меньшей мере до ближайшей купеческой лавки.
Для себя он в первую очередь выбрал широкий пояс из двойного слоя
кожи. Кроме колец для ножей, меча и баклажки, в поясе были тайные карманы,
куда Олег натолкал золотых монет. Еще золотых монет он сложил в две калиты
средних размеров, одну передал Гульче. Из оружия отобрал двуручный
сарматский меч, пластинчатый лук -- тетивы не было уже лет четыреста,
прицепил к поясу два швыряльных ножа.
Гульча отказывалась грабить могилу, но Олег подцепил к ее поясу
длинный узкий кинжал в дорогих ножнах, усыпанных драгоценными камнями.
Рукоять кинжала была из слоновой кости, в основании блистал огромный
изумруд.
-- Бери, дурочка, -- сказал Олег наконец. -- Я сюда, знаешь, сколько
натащил? Когда была тризна...
В тишине раздался вздох, затем послышался тихий Голос, в котором
звучала нечеловеческая мощь:
-- Помню... Ты тогда на четвереньках лазил... Разве волхвы так
упиваются?.. Олег, я долго размышлял, расспрашивал других... Может быть,
Рус поможет?... Или Славен?... Могильник Руса еще был виден на моей
памяти, я могу сказать тебе, где он... А курган Славена размыло дождями,
разметало грозами...
Олег ответил невесело:
-- Да помню я, помню!
-- Тоже ходил на бровях?
-- Курган Славена далеко, могильник Руса ближе, но у меня нет
времени. Я чувствую, что резню нужно остановить немедленно. Иначе славяне
разделят участь тех древних народов, некогда славных, что исчезли,
несмотря на великую мудрость...
-- Я не знаю, что делать, -- послышался тяжелый вздох.
-- Попробуй достичь Руса, -- попросил Олег с мольбой. -- Тебе проще!
Голос Кия долго не отзывался. Олег не двигался, опираясь на меч,
Гульча затаила дыхание. После долгой паузы Голос произнес медленно,
виновато:
-- Не могу... Недостает сил.
-- Прощай, Кий. Спи спокойно.
Он повернулся, туже затянул пояс. Гульча встала рядом. За их спинами
раздался мощный вздох, словно вздохнула сама земля:
-- Спокойно?.. Постараюсь, хотя теперь будет трудно.
Олег кивнул. Гульчу оглядел критическим взглядом -- ничего не забыла?
-- и она храбро шагнула за ним в темноту. Не успели сделать пару шагов,
как внезапно в склепе прозвучал новый мощный Голос, настолько могучий, что
голос Кия показался Гульче перед ним детским:
-- Олег?.. Тот самый, к которому мы бегали советоваться?
Олег повернулся, Гульча больно ударилась носом о его твердую, как
дерево, грудь.
Голос произнес мощно:
-- Олег, на помощь не придет ни Кий, ни Вандал, ни Скиф, ни Колоксай.
Никто, хотя поклялись встать из сырой земли и явиться на выручку, когда их
народу будет грозить смертельная опасность... Нас держит мать-земля. Ты
должен одолеть беду без нас.
-- Но я не могу!
-- Кто сейчас княжит в моей земле?
-- Славен, твоей земли давно нет, -- ответил Олег с горечью. -- Твоих
потомков расплодилось, как муравьев! Разделили старые земли, нахватали
новых у соседей. Теперь идет резня... Уже тысячу лет после твоего... после
тризны...
-- Ну-ну, -- произнес голос Славена мощно, но озадаченно.
-- Твои дети разошлись по всему белу свету. Живут в горах, лесах,
степях, пустынях, даже на островах в Северном море. Южном -- тоже. Каждое
племя дробилось на десятки мелких, но те быстро разрастались, начинали
драться между собой. Из мелких осколков вырастали крупные племена... Но
пока идет междоусобная резня -- на границах скапливаются совсем чужие
народы.
-- Олег, такое уже бывало!
-- Это не гунны, не савоты! Эти велят менять язык, веру, обычаи. Это
другое, Славен. Другие времена, другие песни.
Славен молчал так долго, что Гульча уже начала переступать с ноги на
ногу, -- неисповедимы пути богов, мог и забыть про них, смертных. Наконец,
после долгого мощного вздоха, от которого затрепетало пламя факела, Голос
сказал печально:
-- Я не был вещим, как ты... Не знаю, Олег. Одно могу сказать -- иди,
как шел, на Север!
Олег постоял, прислушиваясь, круто развернулся и пошел в дальний угол
склепа. Там отыскалась еще комнатка, в ней тоже лежали сокровища, а также
все крайне необходимое князю в загробной жизни: оружие, кубки, блюда,
дорогие ткани... При их приближении разбежались какие-то мелкие существа:
мыши или подземные домовые.
Гульча карабкалась вслед за пещерником вверх по узкой расщелине,
ползла под каменными плитами, что потрескивали, угрожая каждое мгновение
обвалиться, протискивалась, цеплялась, оставляя клочья истлевшей одежды.
Под ногами было мокро, гремели камни. Пещерник часто останавливался,
поджидая ее, он тоже дышал тяжело, протягивал руку, которую она каждый раз
гордо отшвыривала.
Они вылезли под огромное звездное небо. Воздух после склепа показался
таким чистым, что она поперехнулась, а среди тусклых северных звезд
блестел особенно ярко-желтый, как глаз молодого кота, месяц.
Олег двигался в лунном полумраке сосредоточенно, по сторонам не
оглядывался, словно видел перед собой далекий огонек и боялся оторвать от
него взгляд. Гульча спешила следом, искоса посматривая на мрачное лицо
пещерника.
Невры, думал Олег яростно, искать среди них? Вернее, среди их
потомков? Они дали начало стольким народам, что те захватили половину
мира, а о другой пока просто не подозревают. Сказано: в лесу родились,
пням молились. Их потомки, выйдя из леса, жили жадно и яростно. Когда
Таргитай повстречался с Даной, та родила от него троих героев: Арпо, Липо
и Коло, а из другой деревушки невров вышел Рудольф -- Рыжий Волк. Он
сочетался с одной берегиней, она родила от него Гунна, Кимвра и Гота. Коло
выпала доля счастливее, чем у братьев, он был отцом Скифа, дедом Славена,
прапрадедом Руса... А у потомков Рудольфа обошел братьев по жизненной мощи
Гот: он был отцом Бритта, Кельта и Пикта. У Гота было три сына: Алеман,
Тевт и Сакс, их племена набирают силу с каждым днем, теснят соседей, скоро
обрушатся на детей Славена...
Олег поспешно прогнал перед мысленным взором наиболее живучих
потомков Таргитая. У Кия были братья: Щек и Хорив, каждый оставил кучу
детей -- храбрых воинов и честных мужей, однако те как-то сошли на нет. Не
было огня, от которого происходят в движение народы, сдвигаются горы,
трясется небо. Лишь у Кия был один с таким огнем, что даже Олег
посматривал с беспокойством. Впрочем, Рустам, так его звали, был не
честолюбив, княжеской власти не добивался. В молодости он побывал на
Востоке, был ослеплен богатством и великолепием древних стран, много
бродяжничал, воевал во главе наемных банд, отрядов, был полководцем то у
одного, то у другого правителя. Создал три королевства, одну империю --
все бросил, управлять оказалось занятием скучным и тяжким. Вернулся на
родину в глубокой старости, братья на родной земле доживали век, с
палочками ходили, а он явился крепкий, как дуб, темный от жгучего южного
солнца, седой, как лунь, но с цепкими глазами и прямой спиной. Даже
задавил на празднике медведя за два дня до кончины...
Олег закрыл глаза, стараясь поймать образ, споткнулся, услышал
ехидный смешок Гульчи. Что-то случилось тогда, ибо кияне, их чужаки
называли киевлянами, неделю весело пересказывали, добавляли от себя. Ах
да, Рустам вызвался бороться с правнуками, но те отказались. Лишь один
принял вызов, но был побежден. Олег внимательно следил за поединком, он
единственный заметил, что правнук в конце схватки поддался, заметив, что
старый богатырь начал слабеть. Олег прижал ладони к вискам,
сосредоточился, и вдруг как будто все осветилось: увидел залитый двор,
хохочущий народ, услышал дудки, бубны, медвежий рев, и, перекрывая все,
появилось молодое веселое лицо. У парня были ярко-синие глаза, русые
волосы, крохотный шрам на левой скуле.
Олег потряс головой, отгоняя видение, -- это был Таргитай. Он снова
услышал смешок Гульчи, сердито покосился в ее сторону, тут же новая мысль
вспыхнула в мозгу: это не Таргитай. Похож, как вылитый, но не Таргитай.
Однако с ним что-то связано... Кто он? Вспомнить бы...
Киев был еще виден на высоких горах, когда они зашли в небольшую
весь. Правда, весь на поверку оказалась селом -- там князь Самовит поселил
смердов. Олег купил себе и Гульче неказистую, но добротную одежду и еды, и
они снова вышли на дорогу.
Вздымая пыль, мимо проносились всадники. В сторону Города тянулись
груженые телеги. Олег посматривал на небо, а когда солнце начало
опускаться к виднокраю, свернул к ближайшему лесу:
-- Опасно или не опасно, но лучше ночевать в лесу.
-- Олег, я оставила такого коня на постоялом дворе!
-- Я тоже. И свой меч. И запасных коней, и многое другое. Какая ты
жадная женщина!
Гульча вспыхнула от обиды, пещерник насмешливо оскалил зубы. Она
смолчала, нельзя давать ему ощущать свое превосходство -- дразнит. Она
торопливо насобирала хвороста, стараясь не удаляться далеко в чащу, --
страшно. С ближайшей березы содрала уже кем-то разлохмаченную бересту.
Похоже, только грозится, что продаст первому встречному, но лучше не
нарываться -- надо делать все, что требуется, и даже немного больше.
Вечером, когда поужинали у костра и Гульча заснула, свернувшись
калачиком, Олег долго сидел, глядя в огонь. Перед собой он разложил
обереги, которые купил у волхва, пока Гульча выбирала одежду. Обереги
грубоватые, вырезаны не то наспех, не то без старания, и Олег долго щупал,
гладил, пропускал между пальцев, приучая себя к узнаванию на ощупь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг