Под стенкой, как сгусток ночи, загадочно горбит спину настоящий
сундук. Когда багровые блики падают на крышку, там предостерегающе
поблескивают широкие медные полосы, крупные шляпки бронзовых
гвоздей.
Женщина подняла голову, на Фарамунда взглянули выцветшие от
старости белые глаза с толстыми красными прожилками. Лицо было
темнее и сморщеннее попавшего в огонь дикого яблока.
- Что ты видел? - спросила она.
Фарамунд спросил тупо:
- Где?
- В небе, конечно, - ответила она. - На земле смотреть
нечего...
Он пожал плечами:
- За мной неслись всадники на дивных конях с горящими гривами.
А странные гады корчились под копытами...
Она прошептала:
- Так-так... А что еще?
- Не помню, - ответил он. - А что, это важно?
- Взгляни еще раз, - попросила она.
Не сходя с места, он приоткрыл дверь, выглянул. По синему небу
двигается стадо снежно-белых зверей с пышными гривами, а за ними
стремительно несутся, подолгу застывая в прыжках, мелкие звери,
видно только горбатые спинки... ветер лепит из них, как мальчишка из
мокрого снега, страшные фигуры, тут же меняет, перестраивает, делает
еще страшнее, удивительнее...
- А сейчас посмотри в сторону леса, - раздался за спиной ее
хриплый каркающий голос, - где в низине всегда гнилой туман... Что
там?
Туман был как в стороне леса, так и со стороны реки. Вся
крепость тонула в бескрайнем море тумана. Сейчас трудно было
сказать, где кончается берег, где начинается дубрава. Туман
поднимался выше деревьев. Если бы не широкий холм, здесь тоже все
ходили бы почти на ощупь.
- Сейчас туман везде, - сказал он. - А там, где низина...
Отсюда вижу, как движется призрачное войско... Ого, впереди красивая
женщина в длинной одежде! Глаза как лесные озера, а волосы похожи на
водопад!.. А за ней трое старцев с коронами на головах... нет, уже
превратились в сказочных коней дивной красоты... А над ними реет
большая птица... сейчас меняясь в ящерицу с крыльями... нет, уже в
крылатого оленя с золотыми рогами... И девушка... девушка с золотыми
волосами...
Она слушала, кивала. Глаза ее были полузакрыты. Он прервал на
полуслове сбивчивую речь, хотя мог бы сказать еще много, ведь знаки
ему являются дивные и странные, любой жрец велел бы принести жертву,
чтобы толковать по внутренностям.
- Присядь, - сказала она.
Он отпустил дверь, в хижине стало темнее. Сесть не на что,
опустился на корточки. На спине потянуло болью, там самая глубокая
рана, при резких движениях рубашка подмокает желтой сукровицей.
Женщина, словно забыв о нем, помешивала прутиком угли. Он
спросил с надеждой:
- Что это за знаки?
Она открыла глаза, в них было странное выражение.
- Подумать только, - прошептала она. - А для меня там всегда
только облака... Когда белые, когда серые, но... только облака. А в
низине, где никакой ветер не уносит вечный туман от тех болот,
только... туман. Серый туман. То стеной, то клочьями...
- Туман? - спросил он непонимающе.
- Клочья тумана, - ответила она, он удивился глубокой тоске в
ее голосе. - Для всех, кто жил здесь... это был только туман. А
здесь жили самые просвещенные люди на свете! Здесь был осколочек
могущественного Рима. Но увидел ты, светлый и восторженный
ребенок...
Он нахмурился, оскорбление назвать сильного мужчину его роста и
силы ребенком, но эта провидица не мужчина, чтобы эти слова вбить
обратно в глотку вместе с обломками зубов.
- Ты, в самом деле, можешь видеть будущее?
- Я могу, - ответила она негромко, - видеть нити будущего... Но
по какой пойдешь... Что томит тебя?
Он сказал с неожиданной злостью:
- Если бы я знал! Моя душа как в огне. Во мне так много, а
выговорить я не могу. Говорят, потому волк и воет, что петь не
умеет!.. Мне хуже, чем волку, я не могу даже взвыть. Меня тянет
неведомая сила, как осень птиц заставляет собираться в стаи и
улетать в неведомые края. Сколько их долетает?
Она вздрогнула, плечи зябко передернулись:
- Не знаю. Улетают... и улетают. Потом возвращаются.
- А я не знаю... Меня просто тянет в эти неведомые края. Где-то
есть... Ну, не знаю, но что-то есть? Здесь мое тело, а сердце... или
душа, уносится вдаль, перелетает через реки, поднимается в высокие
горы, видит дивные страны и народы! Если я буду здесь, а сердце -
там, то я засохну без своего сердца. Я умру, и люди будут дивиться,
потому что никто не поймет такой болезни...
Она долго смотрела в его лицо. Мудрые серые глаза становились
все печальнее.
- Ребенок, - сказала она тихо, - какой же ты ребенок... Какая
здесь страна - одни дети вокруг! Весь север заселен детьми, живущими
в телах взрослых мужчин! А дети беспечны и романтичны.
Фарамунд сказал досадливо:
- Ты говоришь непонятные слова!
- Мой народ, - сказала она так тихо, что он едва услышал, -
стар... Даже дети рождаются уже старыми. Мудрыми. Никто из них не
погонится за промелькнувшей феей, потому что фей не бывает. Никто не
пойдет раскапывать нору подземного рудокопа в поисках клада, потому
что все это выдумки о подземном малом народце. Мы были мудрыми, но
пришли вы... люди севера, беспечные и жестокие дети!.. Теперь наш
мир в руинах, а вы на его пепелище строите новый мир... И вы его
построите, если не...
Ее голос оборвался. Он спросил нетерпеливо:
- Что?
- Если не успеете стать взрослыми, - сказала она жутким
голосом, от которого у него по спине побежали мурашки. - Все империи
строили дети, не успевшие повзрослеть. Взрослые не строят! Они
знают, что все бесполезно, что все возвращается на круги своя...
Он чувствовал раздражение. Она говорила непонятно, он уже
жалел, что послушался кузнеца и заглянул к этой женщине, последней,
как говорили, в этих краях римлянке, хотя так и не понял, что это
значит.
- Я пойду, - сказал он, поднимаясь. - Мне надо работать.
- Иди, - ответила она так, словно от ее позволения что-то
зависело. - А когда соберешься в полет, бери с собой таких же детей.
Которые в облаках видят сказочные дворцы, диковинных зверей, Только
такие могут перевернуть мир.
Он буркнул:
- Их все видят.
Она покачала головой:
- В моем Риме... их не видят даже дети.
От колдуньи возвращался раздраженный и еще более смятенный, чем
шел к ней. Она не только не сказала, кто он, но запутала еще больше.
Однако, странно, эта старая женщина как будто бы поняла или ощутила
отголосок той бури, что терзает его глубоко внутри.
Временами ему хотелось плакать, настолько грудь теснило
странным чувством, щемящим и зовущим, словно он тоже должен был
оттолкнуться от земли и полететь в дальние края, неведомые и потому
волшебные, а во время полета рассматривать внизу крохотных скачущих
всадников, похожие на ручьи реки, игрушечные города...
Во дворе его словно бы ждал Свен. Хозяин стоял, широко
расставив ноги, сам широкий и неопрятный, похожий на копну, морда
опухла с перепоя, глаза заплыли, едва-едва смотрят через щелочки.
- Подойди сюда, - велел он.
- Слушаю, хозяин, - ответил Фарамунд покорно.
Свен придирчиво ощупал ему плечи, ткнул кулаком в грудь,
заставил открыть рот и осмотрел зубы. Фарамунд чувствовал, как в
груди разгорается пламя гнева.
- Вроде бы здоров, - определил Свен. - Ну, на севере, говорят,
слабые вовсе не выживают... Иди за мной.
Гнард Железный, кузнец, встретил их на пороге. Свен кивнул в
сторону Фарамунда, кузнец вытирал закопченные ладони в кожаный
передник, Фарамунда оглядел с некоторым восхищением:
- Хоть и худой, как щепка, но такие мышцы не скроешь. Да и
вообще что-то в нем есть... Эй, так и не вспомнил, кто ты есть?.. Я
тоже не знаю, в каком племени встречаются парни с такими плечами и
такой грудью... Хозяин, на него разве что панцирь Теда Большенога
налезет! Если подлатать, конечно.
Фарамунд, нехотя, по его знаку сбросил рубашку. Кузнец ткнул
пальцем под ребро, заставил вскинуть руки, повернуться. С другой
стороны придирчиво рассматривал Фарамунда Свен.
По всему телу этого человека, найденного в лесу, вздувались
багровые рубцы, Из трех самых широких все еще проступает сукровица,
но в целом тело оставалось чистым. Ни шрамов, ни рубцов, словно
единственных случай, когда этот Фарамунд попал в схватку, был тот, в
лесу.
- А велика прореха? - буркнул Свен.
- Дык один ворот остался, - ответил кузнец весело. Хохотнул над
своей шуткой, добавил деловито: - Вообще-то только бок зашить.
Только турьей кожи больше нет, но воловьей заделаю.
Свен кивнул:
- Ладно, делай. Может быть, это все и зря...
- Почему зря?
- Драться кулаками, - сказал Свен, - это одно, а с мечом в руке
- другое. Простолюдины не страшатся кулаков, привыкли. А вот вид
обнаженной стали повергает в страх, кровь холодеет в жилах. Только
отважный душой не дрогнет, не отведет взгляд!
Гнард сказал задумчиво:
- Этот не отведет. Видно же, что он из диких людей севера. А
там еще не разделились на черную и белую кость. Они как звери, а
железом овладели совсем недавно. Мечи у них тяжеленные, стали еще не
знают, потому с мечами ходят все, от мала до велика. Слабые мрут на
холоде еще в детстве, выживают только вот такие...
Свен кивнул:
- Умеет он обращаться с мечом или нет... сейчас узнаем.
Голос его звучал зловеще. Фарамунд пошел за ним следом, все еще
обнаженный до пояса. Солнечные свет заиграл на его костлявых плечах,
однако опытный глаз мог оценить их ширину, гибкие мышцы и толстые
сухожилия, что оплели руки и весь торс, как сытые змеи.
На заднем дворе у кузницы на бревне сидели двое в кожаных
панцирях, с настоящими железными шапками на головах. У обоих вид
опытных воинов, лица в шрамах, оба одинаково поджарые, угрюмые, а
сидят с таким видом, словно здесь все принадлежит им, а над ними
только сам Свен Из Моря, что, на самом деле, и было правдой.
- Гурган, - велел Свен, - дай свой меч этому... Фарамунду. А
ты, Личипильд, проверь, умеет ли он держать в руках что-то еще,
кроме вил для уборки навоза!
Воины заулыбались. Один неспешно вытащил из ножен меч, повертел
в руке, хватая на лезвие сверкающие блики, затем неожиданно швырнул
Фарамунду. Фарамунд поймал за рукоять, сам даже не заметил, как это
случилось, только по глазам хозяина понял, что поймал правильно.
- По крайней мере, - сказал второй, - в руках держал... Но
только удержит ли?
Он вытащил тоже неспешно, все это время его желтые глаза цепко
держались за Фарамунда, скользили по его фигуре, оценивали длину
рук, ног, старались предугадать, чего ждать от этого здоровяка.
Сердце Фарамунда стучало громко, в голове снова заработали
жернова. Он чувствовал страх, ибо не знал, как драться этой острой
полосой железа, а воин уже приближается с недоброй улыбкой на лице.
Хозяин ему подмигнул, в ответ этот Личипильд растянул губы в
злорадной усмешке.
Покалечат, понял Фарамунд в страхе. Здесь они все либо в родне,
либо в дружбе. И плотники, и воины, и самая последняя челядь. А он -
чужак. За побитых плотников оскорблены, но что не удалось кулаками,
эти сделают железом.
Личипильд сделал легкий выпад, Фарамунд в страхе отшатнулся.
Личипильд захохотал, засмеялись и Свен с Гургеном. Личипильд снова
сделал ложный выпад, Фарамунд отпрыгнул, под ноги попалось старое
ведро, едва не упал, рука с мечом описала нелепый полукруг, словно
замахнулась баба с коромыслом, а удержался на ногах почти чудом.
Все трое хохотали. Личипильд, продолжая смеяться, сделал легкий
выпад. Фарамунд пытался защититься мечом, но клинок не слушался, а
острое жало кольнуло в плечо. Он успел увидеть глубокий порез,
полоску крови.
- Первая кровь, - сказал Гурген довольно. - Давай, покажи этому
дикарю...
Фарамунд отступал, отчаянно размахивая мечом. Личипильд, словно
танцуя, сделал выпад, Фарамунд вскрикнул от боли. Клинок достал
кровь у него из груди прямо под горлом.
- Да, - сказал Свен сожалеюще, - он же как баба с колотушкой.
Нет, мне этот не нужен...
Он махнул рукой. Личипильд оскалил зубы в торжествующей
усмешке. Холод пробежал по всему телу Фарамунда. В глазах Личипильда
он увидел смерть. Хозяину он не нужен с таким умением. Зато, если
его убьют, вся челядь будет славить Свена за справедливый суд над
чужаком, что не оставил безнаказанным зверское избиение его
плотников.
Страх хлестнул в голову, затопил сознание. Он пятился, тыкал
мечом, пока спина не уперлась в стену. Личипильд наступал, его меч
блистал как молния, железные полосы сталкивались со звонким лязгом.
Фарамунд едва не закрывал глаза от ужаса: лицо Личипильда стало
страшным, в глазах торжествующий огонь близкого убийства.
Мечи продолжали стучать. Свен остановился уже на середине
двора, обернулся. Гурген вскочил с бревна, возбужденно покрикивал, а
Личипильд прижал чужака к стене, наносил удар за ударом, но меч
всякий раз натыкался на меч, клинки сталкивались с жутким лязгом.
Личипильд зверел, дышал все чаще, применял хитрые удары, но чужак
держался, держался, держался, хотя только оборонялся, оборонялся из
последних сил... но все-таки ни один удар такого опытного бойца
больше не достигал цели.
Заинтересовавшись, Свен медленно пошел обратно. Личипильд
внезапно заорал, лицо было красное:
- Да сражайся же, скотина!.. Что ты играешься?
Он нанес два сокрушающих удара крест-накрест. Фарамунд
подставлял меч, и хотя Личипильд бил двумя руками, меч в руке
Фарамунда только слегка вздрагивал.
- Ах, ты ж, мразь... - прохрипел Личипильд. - Да я мать твою...
Да и тебя самого... да и...
Звон железа внезапно оборвался. Свен застыл, как пораженный
громом. Личипильд, гроза его воинов, все еще стоял с мечом в руках,
а голова слетела с плеч и покатилась, разбрызгивая кровь, как будто
бежала курица с перерубленной шеей.
Гурген заревел как раненый зверь. В мгновение ока он подхватил
меч, бросился на чужака. Тело Личипильда тяжело рухнуло, ноги
задергались и вытянулись. Фарамунд вытянул меч в сторону Гургена, но
тот умело отбил железную полосу вверх, сам ударил красиво и
неотразимо... на месте удара вместо Фарамунда лишь заклубился
воздух, и тут же Герон ощутил короткую острую боль, что как ему
показалась, пронзила его он макушки до пояса...
Он не ошибся: лезвие рассекло его надвое, как баранью тушу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг