ним, это не заведено, а настоящий мужчина мыться не любит.
В узкое оконце пахнуло свежим воздухом, от светильника по
стенам метнулись угольно-черные тени. По комнате все явственнее
поплыли пряные ароматы. На этот раз, возле бочки с водой стоял на
табурете широкий медный таз, рядом на маленьком стульчике лежали
пучки трав.
Он горько ухмыльнулся. Его жесткую кожу, огрубевшую от зноя,
ветра и морозов, не то, что пучок трав, не всякая конская скребница
возьмет.
Зашлепали босые ступни. В полумраке через зал скользнула тонкая
девичья фигура. Фарамунд отодвинулся, давая место. Женщина
остановилась у самого ложа, ее тонкие руки замедленно сняли
покрывало.
Фарамунд отшатнулся. Освещенная слабым огоньком светильника, на
него с застывшей гримаской страха и вымученной улыбкой смотрела...
Клотильда, служанка Лютеции, а ныне - Брунгильды.
- Не спеши меня убивать, - произнесла она жалобным голосом, -
ты горяч и свиреп... но дай мне сказать!
Он смотрел во все глаза. В груди поднялась горячая волна гнева.
Клотильда в ночной рубашке, готова ко сну, но широкий ворот
запахивает, пряча грудь. В слабом свете лицо выглядит бледным,
вместо глаз - темные пещеры, но он чувствовал, что глаза служанки
смотрят... со страхом и сочувствием.
- Ладно, - выдохнул, стараясь взять себя в руки, хотя в черепе
пронеслись, как сквозь багровый огонь, страшные картины мести. - Что
это значит?
Она стояла прямо перед ним, не делая движения ни приблизиться,
ни упасть на колени, страшась его гнева. В полумраке лицо белело как
сыр, слегка расплывалось, но в темных пещерах глаз слабо блеснуло.
- Мой рекс, - произнесла она тихо. - Ты не должен гневаться...
Твоя супруга послала меня вместо себя на брачное ложе! Так делается
у франков, когда браки заключаются по причинам... ну, важным для
племени, страны. Она остается тебе супругой верной во всех
отношениях... Ни один мужчина не коснется ее тела, если тебя это
волнует... как всякого мужчину. Ни один владетельный сеньор не
сможет склонить ее симпатии на свою сторону, ибо отныне она верна
супружеской клятве и договору, скрепленному как перед своим богом
Христом, так и перед нашими богами...
Он слушал, грудь часто вздымалась, а ложе внезапно затрещало.
Он непонимающе посмотрел на кусок дерева в кулаке. Из деревяшки
выступил сок, ложе делали торопливо, из сырого дерева.
Клотильда вздрогнула, когда он отшвырнул выломанный обломок
через всю комнату. Глаза его стали безумными. Она в страхе ждала,
что он вот-вот бросится на нее, убьет, разорвет надвое,
Фарамунд судорожно вздохнул. Ярость била в череп с такой силой,
что он слышал треск костей.
- Я все понял, - сказал он. - Я все понял.
Она помолчала, спросила робко:
- Значит... мне можно послужить тебе?
Он ответил резко:
- Нет!
Она сказала тихо:
- Но мужчины... они не могут...
- Могут, - ответил он горько. - Мужчины могут все. Уходи.
Она отступила, ее пальцы все еще сжимали ворот возле горла.
Голос прозвучал совсем тихо:
- Тебе было бы легче, рекс...
- Уходи, - повторил он.
Она отступила еще, сказала совсем тихо, словно прошелестел
ветерок:
- Мужскую постель должна согревать женщина...
- Я не меняю любовь на просто женщин, - донеслось до нее
горькое. - Уходи, или я убью тебя!
Она отступила в полумрак, он повалился навзничь. Глаза бездумно
уставились в потолок. В душе кипела ядовитая горечь, словно грудь
наполнили кислотой. В череп мощными волнами стучала ярость, а мышцы
по всему телу вздувались горячими волнами гнева, требовали
немедленно ломать, убивать, крушить, жечь в огне...
Расплавленная волна железа поднялась к голове. В глазах стало
мутно, а по щекам побежали горячие струйки. Он плакал молча, потом
всхлипывания стали сотрясать все тело. Он разрыдался, повернулся
вниз лицом, вцепился обеими руками в подушку.
- Лютеция... - шептали его губы сквозь рыдания. - Лютеция...
Почему?.. ну почему?
Слезы катились горячие, жгучие. Он глотал те, что попадали на
губы, остальные промочили подушку насквозь, он стискивал ее, горячую
и влажную, а рыдания все сотрясали тело. Он плакал мучительно,
неумело, трудно, как плачут сильные мужчины, что целые народы
заставляют рыдать, но сами не проронят и слезинки...
Сквозь шум крови в ушах он услышал присутствие живого существа.
В полумраке маячила та же тонкая фигурка в длинной сорочке до пола.
На миг ему показалось, что это все же Брунгильда, но женщина
шевельнулась, слабый отблеск светильника упал на ее лицо.
Черные, как смоль, волосы служанки тонули в полумраке, бледное
лицо расплывалось, но она храбро стояла возле ложа. Фарамунд
привстал на локте, Клотильда пугливо запахивала ворот ночной
рубашки. Тонкие пальчики смутно белели на пушистом крае.
- Я же сказал... уходи, - напомнил он чужим голосом.
Клотильда пролепетала в страхе:
- Господин, пощадите!.. Но госпожа прислала... И сказала...
сказала, что если я вернусь, меня накажут! На конюшне, где
наказывают слуг, Тенилур меня ненавидит, что я его отвергла! Он
изобьет меня так, что поломает кости!..
В душе снова полыхнул гнев, как горящее масло прокатилась волна
ярости. Но чувство оскорбления уже гасло, слишком бурно горело,
теперь там один пепел, теперь даже ощутил нечто вроде странного
облегчения. На самом же деле, сейчас им с Брунгильдой оказаться в
одной постели - это... это слишком. Лучше уж с гремучей змеей или
глыбой льда...
- Не трясись, - выдавил он сквозь зубы. - Она так и сказала?..
Насчет замены?
- Да, господин, - прошептала Клотильда. - Да!.. Только другими
словами...
- Какими?
- Господин...
- Говори, - потребовал он.
- Я не могу, - прошептала она в ужасе.
- Говори, - сказал он грозно. - Или задушу.
Она побелела еще больше, хотя казалось, это невозможно,
прошептала умоляюще:
- Господин, что вы хотите от служанки?.. Я не могу запомнить
столько умных и красивых слов!.. Но суть та же, клянусь!
Он помолчал, грудь вздрагивала от толчков. Клотильда смотрела в
грозное лицо расширенными от ужаса глазами. Он, в самом деле, может
задушить, ее тонкая шейка хрустнет под его сильными пальцами как
цыплячья, затем швырнет на пол и пойдет к госпоже...
- Кто еще знает? - спросил он.
- Никто, клянусь, - сказала она торопливо. - Сперва она
отослала всех служанок, заперла за ними дверь, только после этого...
велела...
Фарамунд рухнул навзничь, снова уставился в темноту свода.
Может быть, Брунгильда поступила верно, что не явилась на ложе. Ведь
это всего лишь союз племен. А это уже скреплено. Она захотела
свободы для себя, личной свободы. За это надо уважать, а не яриться,
как простолюдин. Она заслуживает уважения. Да, она - Брунгильда
Белозубая, заслуживает с его стороны больше уважения, чем он ей
выказывал.
И все-таки одна мысль не исчезла, а только ушла глубже,
затаилась. Если бы Брунгильда не застала его во дворе с той девицей,
то, возможно, она не додумалась бы заменить себя служанкой.
Клотильда, осмелев, придвинулась ближе. После паузы осторожно
присела на самый краешек ложа, готовая как испуганный воробей
вспорхнуть при первом же угрожающем движении большого и страшного
человека.
Фарамунд лежал на спине, руки за голову, могучее тело смутно
вырисовывается в слабо освещенной комнате. Клотильда тихохонько
приподняла одеяло и робко скользнула на ложе.
Они лежали некоторое время молча. Фарамунд рассматривал тьму
под низким сводом, смутно белеющие потолочные балки. Когда в окно
врывался порыв свежего воздуха, пламя светильников колебалось, балки
то становились мертвенно белыми, словно кости громадных допотопных
животных, то пропадали вовсе в черноте.
И все же, несмотря на успокаивающие мысли, разумные и
правильные, все та же странная злость, смешанная с таким же странным
облегчением, внезапно снова без всякого предупреждения начинала
вздымать грудь, жгла сердце, а череп раскалялся, как в горне. Он
начинал часто и свирепо дышать, спохватывался, снова всматривался в
балки, рассматривал и считал щели...
Клотильда лежала тихая, как забившаяся в подполье мышь. Когда
он замечал ее блестящие от страха глаза, то видел, что его тело
снова напряжено, как тетива на луке, спохватывался, поспешно
распускал мышцы. А через мгновение замечал, что кулаки снова
сжимаются до хруста, ноги напрягаются для прыжка, а мышцы рук готовы
наносить и принимать удары...
Тоненький молящий голосок Клотильды раздался неожиданно:
- Господин, мне страшно... Пожалуйста, вам надо успокоиться!
Перевернитесь на живот, я вам помну спину. Это поможет отдохнуть...
Она стыдливо отводила глаза, когда он, в самом деле, лег на
живот. Над собой он услышал облегченный вздох. Служанка трусила,
страшилась, что он вспомнит о ее присутствии и попросту убьет, все
же сочтя себя оскорбленным.
Ее маленькие, но цепкие пальцы принялись старательно разминать
плечи, спину. Он уткнулся лицом в подушку.
- Так лучше? - прожурчал ее тихий голосок.
- Хорошо, - буркнул он.
- Я училась, - похвасталась она, чуть осмелев. - Все римские
патриции держали у себя массажистов. У женщин тоже были... слепые,
правда.
- Почему слепые? - удивился он.
- Чтобы не видели, - пояснила она.
Ее пальцы мяли, терли, встряхивали, он чувствовал, как
усталость и даже горечь выходят из тела, вымываются, испаряются, он
снова почти свеж, словно не было этой нелепой изнуряющей церемонии
свадьбы,
Она промяла и заставила жить заснувшие мышцы плеч, он сам
ощутил, насколько они у него широкие и массивные, пробудила группы
мускулов спины, вдоль хребта пошла горячая кровь, потерла и пощипала
ягодицы, что почти омертвели от постоянного подпрыгивания в седле,
отыскала и встряхнула каждую жилку в ногах и даже в пальцах.
Потом он слышал, как она неслышно встала, а когда его нога
снова оказалась в ее руках, он слышал легкие щелчки, пальцам было
горячо и щекотно.
- Ногти, как у медведя, - сказала она со смешком. - По деревьям
можно лазить... Теперь сапоги можно шить на размер меньше!..
Повинуясь ее руке, он расслабленно перевалился на спину. Злое
напряжение растворилось, сильное тело лежало спокойно, он
чувствовал, что он в любой момент может взметнуться в прыжке прямо с
постели, но теперь мышцы сами по себе не сокращаются, не стягиваются
в узлы, от которых болят и едва не рвутся сухожилия.
Она разминала ему плечи, потом кончики ее пальцев пробежали по
широким пластинам его груди. Он сам знал, что они похожи на римские
медные латы, выпуклые и массивные, но ее маленькие сильные пальцы
взялись встряхивать умело, кровь из глубин поднялась наверх,
Ее небольшие груди с острыми, как у козы, сосками, черными в
слабом свете, двигались в такт ее мерным неторопливым движениям. Она
сидела, обхватив ногами его бедра, он чувствовал ее нежное тепло.
Пальцы разминали, гоняли кровь, он наконец-то ощутил, как страшное
напряжение ушло окончательно, вытянулся в сладкой истоме, чувствуя
себя сильным, могучим, отдохнувшим зверем...
- Ой, - сказала она. В ее голосе послышался смешок пополам с
испугом. - Рекс, мне так трудно дотянуться...
Ему не надо было скашивать глаза вниз, чтобы понять, что она
имеет в виду. Он чувствовал ее мягкий горячий живот, когда она
наклонялась всем телом, и когда вся разбуженная кровь освобожденно
ринулась в гениталии, он зарычал, схватил ее и, быстро
перекатившись, навис над нею, огромный и распаленный.
- Ой, рекс...
Она вскрикнула тонко и жалобно. Он взял ее грубо, жадно,
по-звериному. И быстро. После чего отвалился в сторону, застыл,
раскинув руки и глядя на проступающие в слабом рассвете балки.
Клотильда лежала тихая, как затаившийся зверек. Ему почудилось, что
она не то тихонько плачет, страшась его разбудить неосторожным
движением, не то вздрагивает от пережитого ужаса и украдкой
ощупывает себя: целы ли косточки.
Потом краем глаза он видел смутное движение. Клотильда встала,
ночную рубашку прижимала к груди, прикрывая наготу. Лицо ее
похудело, выглядело изможденным. Глаза ее казались темными пещерами.
- Рекс, - прошелестел ее голосок. - Я была... девственницей.
Так что простыню... пусть видят.
В ночной тишине ее босые ступни прошлепали отчетливо, словно к
двери побежал утенок с мокрыми перепончатыми лапками.
Глава 28
Через час в спальню ворвались хохочущие гости. Фарамунд в это
время, обнаженный до пояса, умывался из кадки, а в другом конце зала
трое служанок, среди которых была и Клотильда, расчесывали
необыкновенные золотые волосы Брунгильды Белозубой.
Во главе гостей шествовал Тревор. Его опередили Вехульд и
Унгардлик, разом ухватили простыню, завопили ликующе, вскинули ее
как знамя. Фарамунд видел, как Брунгильда вздрогнула, ее огромные
глаза на миг повернулись в его сторону, в следующее мгновение она
словно отпрянула в отвращении.
А что я должен был делать, спросил ее молча Фарамунд. Он сцепил
зубы, только плескал воду в лицо и на грудь с такой силой, что гости
отпрянули с веселыми воплями.
- Эту простыню можно как знамя! - орал Вехульд ликующе. - Рекс,
можно мне отодрать кусочек? Говорят, это как амулет, чтобы всегда
быть... всегда!.. ха-ха!!..
- И мне!..
- Ага, ему - да!..
- Ты на что намекаешь?
Фарамунд с гадливостью слушал пьяные вопли и поздравления.
Похоже, пир продолжался всю ночь, и, судя по всему, они готовы
пьянствовать и дальше.
Как был мокрый до пояса, он направился к Брунгильде. Еще издали
видел, как она напряглась, подобралась. Служанки хихикали, смотрели
на него влажными зовущими глазами, добрыми, как у коров. Только
Брунгильда смотрела прямо перед собой, да еще Клотильда отводила
взгляд, ее руки старательно работали гребнем.
- Дорогая Брунгильда, - сказал он ровным голосом. - Мне этот
пир надоел. Мы сегодня же отправляемся в мои владения. Там у меня
масса дел... что требуют моего присутствия.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг