Фарамунд кивнул. Гордый и полный достоинства ответ понравился,
но противник есть противник. Лучше всего его просто убить.
- У города нет ног, - предостерег Фарамунд. - А у вас есть.
- Да, но мы обязались его защищать, - ответил легат. - Мы
разделим его судьбу.
- А как же насчет ценности жизни? - спросил Фарамунд
насмешливо. - Ведь жизнь - самое ценное?
Легат ответил кротко:
- Мы не римляне. Мы только принесли присягу Риму.
Он взмахнул рукой. Фарамунд заставил коня попятиться. Он ожидал
града стрел, но римляне - слабые лучники, вместо этого прозвучал
отвратительный вопль боевой трубы, мерзкий, словно сдирающий кожу
заживо.
Строй второй когорты качнулся, словно волна, медленно потек
сквозь линию первой. Фарамунд все заставлял коня пятиться, чувствуя,
что это еще не атака. Легионеры разом остановились, пугающе
неподвижные, тяжелые, как прибрежные скалы, В тот же миг сдвинулась
с места третья, прошла насквозь сквозь ряды первой и второй,
остановилась, ощетинившись длинными сариссами и укрытая за плотной
стеной щитов.
Дальше все запомнилось Фарамунду, как непрерывная цепь
позорного отступления. Его люди откровенно трусили. Никто не
устрашился бы выйти на поединок с противником впятеро сильнее себя
самого, но шагающий легион казался ожившим горным плато.
Франки отступали, отступали! Иногда кто-то, не выдержав позора,
выскакивал вперед и бросался на железную стену. Его успевали поддеть
на копья еще в прыжке, поднимали над головами и несли некоторое
время, но когда другие, разъяренные видом погибающего в муках
родственника, бросались тоже, труп мгновенно сбрасывали на землю, а
острия копий смотрели холодно и прицельно навстречу бегущим людям.
Их погубило то, что столько лет, даже десятков лет, легион не
покидал городских стен. Хоть и сказалась высокая римская выучка, но
их противники менялись, а с ними и воинские хитрости. Римская же
манера боя оставалась неизменной вот уже сотни лет. Если не тысячу.
Но вот, наконец, пришли франки. Со своей манерой боя. Со своими
уловками, со своим понятием о доблести, славе, чести, героизме.
Когда легат решил, что уже достаточно оттеснил противника,
напугал и показал непобедимость римского оружия, пора возвращаться,
кто-то из легионеров закричал.
Далеко за их спинами над городом поднялись черные клубы дыма.
Видно было, как в распахнутые ворота врываются всадники на тяжелых
северных конях. С городских стен падают защитники, а между каменных
зубцов замелькали одетые в звериные шкуры похожие на лохматых зверей
люди.
- Дикари! - вырвалось у легата из глубины сердца. - Они
ворвались в город!
Конь под Фарамундом плясал, его поднимало на дыбы, он могуче
ржал и месил воздух копытами. Трижды Фарамунд проскакивал на быстром
коне вдоль шагающего легиона, глаза цепко выискивали щель, но не
находили.
Он услышал легата, заорал в бешенстве:
- А вы что хотели?
- Вы воюете как дикари! - крикнул легат с презрением, словно
плюнул ему в лицо. - Варвары!
Фарамунд задохнулся от ярости. Горячая волна жара ударила в
голову. Он прохрипел перехваченным горлом:
- А вы... хотели, чтобы все по-вашему? И воевали так, как
удобно вам? Как готовы лучше всего вы?.. Эй, лучники!!! Перебить
это... это стадо свиней в железе!
Громыхало рядом повернулся лицом к своим, вскинул руку. Из-за
всадников выбежали пешие лучники с длинными тяжелыми луками. У
каждого за плечами болтался колчан с сотней стрел. Быстро-быстро
натягивали тетивы, воздух грозно загудел, раздираемый сотнями
выпущенных стрел.
Легионеры разом присели. Тяжелые стрелы звонко щелкали по
щитам, шлемам, втыкались в землю почти по самое оперение. Справа и
слева появились пращники. Помня, с кем имеют дело, они с усилием
раскручивали и швыряли уже не простые камешки, а огромные булыжники.
А иные умельцы быстро-быстро раскручивали пращи, выпускали в цель
свинцовые пули. Пущенная умелой рукой, такая пуля пробивает римский
шлем, ломает конский череп, проламывает шит.
Трижды лучники пускали рой стрел, а пращники заваливали римский
строй камнями, прежде чем там начали колыхаться щиты. То один
легионер падал, то другой заваливался на товарищей. Легат поднялся,
и привычно скомандовал было отступление к стенам города, но осекся:
город уже в руках врага.
Когда их осталось десятка три, уже не римский строй, а
разрозненные кучки среди павших, Фарамунд в бешенстве бросил коня
вперед. Можно бы добить оставшихся, как перебили весь легион,
стрелами да камнями из пращ, но горячее безумие толчками разливалось
из сердца по всему телу и скапливалось в руке, а затем собралось в
мече. Тот вспыхнул оранжевым огнем, Фарамунд заорал дико, его
понесло прямо на выставленные копья.
Отточенные острия вонзились в грудь и бока коня. Он закричал,
рухнул, Фарамунд скатился через голову, но вскочил так быстро, что
острия копий вонзились в то место на земле, где он только что
прокатился.
Он вскочил, дикий и остервенелый, заорал в бешенстве, бросился
на этих умелых и выученных воевать правильно. Боль ожгла голову,
плечи, с силой что-то вонзилось в грудь, но он все кричал, срывая
голос, рубил мечом остервенело, с каждым взмахом падала одна из
блестящих фигур. Потом в глазах все затянуло розовым, но он двигался
через этот розовый туман только вперед, рубил, кричал. Последнюю
сверкающую латами фигуру разрубил с такой яростью, что та распалась
почти надвое, шагнул дальше, замахнулся. Человек начал отпрыгивать с
воплем:
- Рекс!.. рекс!.. Это я, рекс, Унгардлик!
Фарамунд попытался смахнуть красную пелену с глаз. Ладонь сразу
стала липкой и пурпурной. На него набросились, хватали за руки,
плечи, сильные цепкие пальцы выдирали рукоять меча из судорожно
сжатых пальцев.
Голос Громыхало прозвучал совсем рядом:
- Где лекарь?.. Лекаря быстро сюда!.. Рекс весь изранен!
Я не ранен, хотел сказать Фарамунд. Я только...
В голове раздался звон, истончился до комариного. Внезапно
наступила тьма.
Очнулся, над ним нависло широкое мясистое лицо. Из-под
набрякших век смотрели острые глаза. Когда человек увидел, что
Фарамунд поднял веки, он сказал с радостным облегчением:
- Боги... Мы уже не думали, что ты очнешься!
Что случилось, хотел спросить Фарамунд, но из горла вырвался
только легкий хрип. Громыхало, Фарамунд узнал его с трудом, сказал
торопливо:
- Молчи-молчи. Ты еще слаб. Да и голос сорвал. Я еще не слышал,
чтобы кто-то так в бою орал!
Фарамунд прошептал:
- Что... случилось?
- Ты дрался как зверь, - ответил Громыхало с благоговением. -
Воины и сейчас гадают, кто же в тебя вселился. Одни говорят - Тор,
другие - Сигурд, третьи - Беовульф. А один договорился, что в тебя
снизошел сам святой Георгий... Ну, это кто-то из христиан. Объяснить
не дали: сразу в морду и вытолкали к другому костру.
- Сколько я... спал?
- Двое суток, - ответил Громыхало с восхищенным почтением. - Об
этом тоже будут говорить!.. Ты был так изранен, что мы боялись, как
бы ты не помер прямо там... среди трупов.
Фарамунд сделал попытку приподняться, поморщился от боли.
Каждая косточка и каждая жилка молила о покое. Он сцепил зубы, сел,
опираясь руками о ложе. Он был голым по пояс. На груди, плечах и
даже на животе вздувались безобразные сизые шрамы. Кое-где раны были
покрыты темными струпьями из засохшей крови.
- Зажило? - спросил он вопросительно.
- Как на собаке, - ответил Громыхало. Он пристально посмотрел
на Фарамунда. - Ты непростой человек, рекс...
- Что не так? - насторожился Фарамунд.
- Очень быстро зажило, - сказал Громыхало. - Так не бывает.
Фарамунд посмотрел на багровые шрамы. За пару недель, понятно
бы, но за два дня... гм...
- Я слышал, - сказал он, - что на победителях раны заживают в
сто раз быстрее, чем на побежденных. А разве мы не победили?
Город почернел, даже часть городской стены стала черной от
копоти, а дома из-за провалов крыш стали похожи на беззубые рты
старух. Фарамунд на коня влез с помощью Громыхало, но там, с высоты
седла оглядел мир, ощутил, как быстро уходит слабость, а тело
оживает, забывает о ранах.
- Зачем жгли? - спросил он, морщась. - Это теперь наша
крепость... Хотя, не знаю. Наверное, все-таки правильно, что все
сожгли и всех убили.
Громыхало, ободренный, сказал живо:
- Народу было больно много. Опасно такое оставлять за спиной!
Большой отряд оставлять жалко, а малый - перебьют простыми палками.
- А где сейчас местные?
- Ну... кого сразу, кого потом, кто сгорел, а других продали.
Тут всегда крутятся эти... которые рабов переправляют на Восток!..
- Так что же, Люнеус пуст?
Громыхало широко улыбнулся:
- Нет... Из подвалов столько навылазило, что как будто никто и
не пропадал! Но этот народ, который подвальный... пуглив, не пикнет.
Это уже покорные. Храбрые дрались... как умели.
Фарамунд нахмурился, что-то напомнило слова того крикуна,
который кричал о самой великой ценности - жизни человека. Значит,
смелых да честных он побил, а теперь будет править трусами?
- Ладно, - сказал он и повернул коня прочь от закопченного
города, - даже от самых больших трусов, бывает, рождаются смелые
дети.
Часть 2
Глава 13
С двумя десятками всадников он прибыл в крепость Свена.
Захваченная с прочим скарбом легкая повозка весело стучала колесами
следом. Подозрительный Свен на этот раз не решился впустить такое
войско, Фарамунд проехал через врата с одним Громыхало.
К удивлению всех грозный вожак разбойников сразу направился на
задний двор. Старая колдунья сидела у порога. Ее жидкие седые кудри
выглядели как выгоревшая на солнце тряпка, а сама напоминала
нахохлившуюся цаплю.
Фарамунд остановился в двух шагах. Странная печаль коснулась
сердца.
- Здравствуй, - сказал он тихо. - Ты помнишь меня?.. Ты
сказала, что я тоже могу, как и птицы, в дальние края... Но ты
знаешь, что это, а я - нет... Я хочу, чтобы ты жила в моем бурге.
Вопросы лезут из меня, как мыши из нор в половодье. Иначе мне
придется каждый день бегать к этой крепости и подолгу ждать, пока
откроют врата!
Она долго молчала. Ему вдруг почудилось, что она уже решила для
себя, но сейчас задумалась о другом.
- Ты постоянно в походах, - сказала она медленно. - Или походы
в тебе самом?.. Но я чувствовала, что ты меня позовешь...
- И какой приготовила ответ?
- Мне будет нужна повозка с толстыми стенками и без щелей.
Старые кости ломит от любого сквозняка. И еще мне надо много теплых
одеял...
Он чувствовал, как еще один камень свалится с его спины.
- Все будет, - пообещал он твердо. - Ты не представляешь, как
ты нужна.
И хотя, по словам Свена, колдунья зря ела хлеб, но он
заупрямился, не хотел отпускать. Правда, жадность пересилила:
Фарамунд уплатил за старуху римским золотом, и повозку пропустили
через ворота.
- Ты все предусмотрел, - проворчала она. - А как именно ты
решил, что я оставлю нору, где прожила столько лет?
- Ты тоже смотришь на облака, - ответил он, - и тоже глядишь
вслед улетающим птицам... Не знаю, что ты видишь, но ты - смотришь.
Садись, там уже куча одеял, теплые медвежьи шкуры. Я сяду с тобой, у
меня вопросы, вопросы... Очень странные вопросы!
Вопросы, в самом деле, любому показались бы странными. Правда,
не колдунье. Он не спрашивал, как заставить коров приносить по два
теленка, не интересовался, что говорят звезды о его судьбе, или как
ворожбой извести соседа.
Не стал спрашивать и о себе. Глупо, но жадно выспрашивал о
Риме. Странное чутье говорило, что именно здесь разгадка потери его
памяти...
Рим, загадочный Рим, о могуществе которого все говорят, и по
чьим окраинным землям сейчас идут франки. Пусть не по самому Риму,
но все же по римской империи, что охватывает полмира. А если куда-то
еще не ступала нога римского легионера, то лишь потому, что там не
только люди, но даже звери жить не желают.
И не только воинская мощь, но и сама римская система, как он
видел из рассказов старой колдуньи, была просто идеальной. Он сам не
находил в ней ни единого изъяна. Голова трещала от попыток понять,
почему же Рим терпит одно поражение за другим. Даже не сражается, а
просто одни германские племена защищают его от других германских
племен. Даже не римская армия, тоже вся из варваров, а германские
рексы становятся на защиту Рима, помня о его величии... О недавнем
величии. О прошлом величии.
Но долго ли они будут благоговеть перед прошлым?
Повозка покачивалась на ухабах, Фарамунд сидел напротив
старухи. Окна она велела прикрыть, дует, в полумраке звучал ее
размеренный скрипучий голос:
- А здесь нет системы... У франков правая рука не знает, что
делает левая... Хотя нет, здесь тысячи рук, и все сами по себе...
Здесь нет закона, нет общей власти. Императорской власти!.. Но все
же... все же нечто странное складывается!..
- В чем?
- Понимаешь, молодой варвар... Я получила хорошее образование,
знаю историю всех древних государств. Первая империя образовалась за
много тысяч лет до нашего Рима в далеком Египте... Ты даже не можешь
себе представить, что такое - тысячи лет!.. Так вот, та империя
существовала не тысячу лет, а много тысяч лет. Ее сумел покорить
только наш могучий Рим с его железными легионерами... Да, о чем это
я? Ага, в том Египте был рекс... его называли фараоном. Фараон был
единственным свободным человеком. Он считался богом, а все остальные
жители огромной страны - его рабами. И сами рабы, и воины, и
полководцы, и бродячие торговцы... Вся страна. А свою власть,
понятно, передавал по наследству своим сыновьям, те - внукам,
правнукам...
Он недоверчиво качал головой:
- И что же остальные? Соглашались?
- Считалось, - сказала она, - что только так и правильно. Мир
устроен так... Честно говоря, я все еще считаю, что только так
единственно верно. Но я - человек того мира. Я жила в нем, я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг