Потому он держал войско в лагере, а сам с мудрым Октарасом и
верным Панастом наблюдал, наблюдал, наблюдал. Дни жаркие, на стороне
гелонов в тени небольшой рощи поместились немногие, остальные
изнывают на солнцепеке, река кишит купающимися, выходит из берегов.
Те, кто из рощи уходил к реке ополоснуться от пота, находил свои
места занятыми. Вспыхивают потасовки, вот-вот прольется кровь...
В то же самое время его агафирсы не ропщут, хотя тоже на
солнце, у них нет даже рощи. Сурово и мужественно переносят зной,
как раньше переносили морозы, голод, тяжелые переходы. Помнят, что
всегда возвращаются с победой, с награбленным золотом. А Гелония,
как знают все, самая богатая и зажиточная страна, а люди в ней не
воины, а сплошь пахари. Женщины там все молодые и прекрасные, а тела
их как молоко с медом...
В лагерь агафирсов прибыла Хакама с его матерью, Миш. Агафирс
встретил Хакаму неприязненно, хотя именно она настояла на походе в
Гелонию, к нападению на которую он и сам давно готовился втайне. Она
же обещала прислать в помощь драконов, страшных летающих зверей, что
могут изрыгать огонь, но все же Агафирс инстинктивно ей не доверял,
как всякий честный воин не доверяет подлому и непонятному
колдовству.
Хакама настаивала, чтобы наконец-то перешли реку, опрокинули
мужичье, но Агафирс все выжидал. Зной одинаково мучит обе стороны,
но в лагере гелонов все чаще и чаще вспыхивают драки за лучшее место
на берегу, когда купают коней. Теперь все лезут без всякого порядка,
очереди, кому когда восхотелось. Все злятся, а некоторые вообще
отправляются вроде бы поискать места в тени, и уже не возвращаются.
Десять дней простояли гелоны, как прочитал Агафирс, за это
время даже от того порядка, что поддерживал их полководец Турч, не
осталось и следа. Днем гелоны страдают от зноя, ночью отбиваются от
комаров, встают нехотя, опухшие от укусов, а с утра тех и других
доводят до бешенства крупные, как воробьи, оводы, слепни.
Как стало известно, некоторые мужики потихоньку под покровом
ночи ускользнули из стана. Поднялось возмущение, но потом раздались
и рассудительные голоса, что агафирсы трусят, явно же страшатся
перейти реку, вот те и решили, что без них обойдутся, здесь и так
собралась несметная сила...
На следующую ночь ускользнуло уже около сотни, а потом и среди
бела дня всякие обиженные на соседей или просто на жару, вскакивали
на коней и уезжали из стана. Начало нарастать беспокойство, в
покидающих лагерь полетели оскорбления, насмешки, в них бросали
комьями сухой земли, но, хуже того, однажды ночью пронесся слух, что
лагерь покинули и сам Турч с его воеводами. Поднялся такой гвалт,
что агафирсы на том берегу всполошились и схватились за оружие.
Турч едва успел заснуть, когда полог шатра распахнулся, влетел
испуганный оруженосец, пролепетал:
- Господин, там...
И тут же, отшвырнув его, ворвалась целая толпа с оружием в
руках, готовая бить и крушить, ломать мебель, вымещая злость на
сбежавших полководцев. Увидев сонного Турча, мужики замерли, потом
один, опомнившись, заорал дурным голосом:
- Так это ж все брехня!.. Брехня!.. Никуда они не делись!
Турч не успел опомниться, одеться, как его полуголого
подхватили на плечи, бегом понесли по лагерю, показывая, что вот он,
родимый, не сбежал, не бросил, остается верным воинскому долгу,
чудо-то какое в перьях! Вот он, родимый наш!
Глава 34
Агафирсы время от времени выезжали из лагеря целыми отрядами.
Теперь и гелоны, забравшись на деревья, могли видеть, как те скачут,
разом останавливаются на полном скаку, поворачиваются, как один
человек ощетиниваются длинными пиками или же, наоборот, хватаются за
боевые топоры.
Притомив коней, возвращались, а им на замену выезжал другой
отряд, тоже разогреть застоявшихся коней, приучить себя и коня к
слитным действиям всего отряда, а заодно и попугать гелонов - все
уже знали, то за ними наблюдают.
В лагере гелонов, в самом деле, распространялись слухи один
другого страшнее. Всадники, что как муравьи, одинаково выполняют все
приказы, казались нечеловечески страшными, непонятными,
таинственными, даже заговоренными злыми колдунами. Тут же у костров
пошли рассказы о разных случаях, когда кого-то не брало железо, а
стрелы вовсе отскакивали, таких заговоренных можно убить только
прутиком омелы, смоченной в отваре из лап молодой лягушки и перьев
птицы Стратим...
Уныние пошло по лагерю, как круги от брошенного в воду камня.
Одни тут же напились до свинского состояния, другие призывали богов
и давали обеты, третьи клялись умереть, не покидая лагеря, но уже не
отыскалось тех смельчаков, кто хотел перейти реку и ударить на
агафирсов.
Скиф и его воеводы спешно обходили стены, осматривали, готовясь
к осаде. К огромному облегчению Скифа стены оказались в полном
порядке, нигде ничего не пришлось чинить, закрывать бреши или менять
камни. Впервые он подумал о Гелоне-воине с благодарностью, такие
стены выдержат любой натиск.
Настоящих мечей и боевых топоров в оружейной все же оказалось
недостаточно. Скиф велел насадить косы ребром на древки, как и
наконечники копий, а тяжелые дубовые палицы приказал набить толстыми
гвоздями, которыми подковывают коней. Только доспехов в подвалах
оказалось вдоволь, и вскоре все мужчины Гелонии гордо расхаживали в
кожаных латах, а то и в металлических, медных или бронзовых.
Теперь ночная стража на стенах утроилась, из окрестных деревень
спешно везли крупу, муку и другие припасы, хотя подвалы и кладовые
города и так ломились, Гелон всегда был осторожен и запаслив. Из
деревень постепенно прибывали мужики, но семьи везли немногие.
Как-то не верилось после десяти лет безбедной мирной жизни, что на
их земли явится враг.
Город и окрестности бурлили, кипели. Всадники носились на
быстрых конях между селами, а слухи, один нелепее друга, разлетались
как вспугнутые вороны. В Гелон тянулись тяжело груженые подводы, шли
угрюмые люди с косами и цепами на плечах. Немногие были в кожаных
латах собственной выделки, но в городе все получали настоящее оружие
и настоящие доспехи.
Однажды Скиф, объезжая городскую стену с внешней стороны,
наткнулся на целую толпу, что двигалась к воротам. Его тут же
окружили, он видел всюду разъяренные лица, вскинутые к небу косы,
пики, дубины, палицы и даже колья, отовсюду несся крик:
- Не отдадим Гелонию!
- Дай оружие!!!
- Веди нас!..
- Вместе жили, вместе и помрем, но Гелон не сдадим!
Скиф чувствовал, как в глазах щиплет, он сам был в этот миг
готов броситься на врага и растерзать его в клочья, защищая вот этих
самоотверженных мужиков, что оставили семьи и пришли защищать нечто
более высокое, чем жизни, защищать Мечту, защищать дело их первого
справедливого правителя Гелона, который ушел из жизни так же
доблестно и праведно, как и жил.
Он вскинул к небу руки, призывая его в свидетели, закричал
громко и звеняще:
- Успокойтесь!.. Мы не отдадим наш славный город, не отдадим
Гелонию!.. И сумеем защитить свои земли. Но если кто из вас раньше
когда-либо держал в руках оружие, умеет держаться в седле, приходите
сегодня к городской зброярне. Вам дадут оружие, накормят,
распределят по отрядам. Не отдадим Гелонию!
Дружный клич всколыхнул мир, заставил затаиться в страхе
подземных зверей, а птицы в соседнем лесу поднялись с веток и
закружились над деревьями:
- Не отдадим!
- Всю кровь до капли!
- Не сдадим Гелонию!
Но все-таки в городе настали тревожные дни еще задолго до
подхода агафирсов. Мужчины, оторванные от семей, занялись,
естественно беспробудным пьянством. Привыкшая к порядку стража хмуро
поглядывала на пьяных, но не вмешивалась даже в то и дело
возникающие драки. Переселенцы, оставшись на ночевке в городке,
прямо на площади жгли костры, бражничали, спорили, дрались, прыгали
на спор через огонь. В трех местах пели и плясали бродячие
музыканты, танцовщики. Им бросали монеты, орали, нахваливали, в
музыку и песни вплетались хриплые голоса охотничьих рогов, резкие
вопли дудок, рев скота, далекие звуки била со сторожевой башни.
В одном месте в окружении целой толпы орущих мужчин плясали с
мечами в руках двое обнаженных до пояса и совершенно пьяных воинов.
Одного взгляда Олегу было достаточно, чтобы сказать, чем такая
пляска кончится.
А Скиф сказал восторженно:
- Им дай только повод, что вскочить на коня и помчаться
навстречу ветру, чтобы вскипела кровь, чтобы меч сверкал и пел,
чтобы хряск вражеской плоти, крик чужих женщин, чтобы огонь и кровь!
Нет, не удалось вытравить в этих людях чисто человеческую страсть к
оружию, к сражениям, к воинским подвигам!
Олег задумался. Дерзкая сила переполняет этих людей, они
забыли, что в войне кладут головы, а помнят удачные походы на
соседей. Если даже не свои походы, то с восторгом пересказывают
воинов-соседей, которые приводили пленных и перекладывали на них всю
грязную работу, а захваченных женщин использовали как наложниц, на
что не согласится ни одна женщина их племени.
В непроглядной ночи громко и страшно ударили в медные щиты.
Протяжный тягучий звон возник и остановился в ночном воздухе, в него
вплетались все новые и новые удары, и вся ночь, казалось, дрожит,
как лист на ветру.
На башнях вспыхнули факелы. Кое-где их сразу бросали в бочки со
смолой, и вскоре тьма вокруг крепостных стен озарилась красным
зловещим светом. Наверху раздался общий вздох, что перешел в стон.
Внизу под стенами в двух десятках шагов из тьмы быстро
подъезжали ровными рядами всадники. Между ними уже пробегают по
направлению к стенам пешие, умело держа в руках длинные лестницы.
Каждую лестницу несут по четыре человека, и едва их разом приставили
к стенам, наверх тут же начали быстро-быстро карабкаться сотни...
нет, тысячи вооруженных людей!
Скиф стряхнул оцепенение, закричал страшно:
- Бочки!.. Разом!!!... Лучники!
Со стен начали торопливо опрокидывать бочки с кипящей смолой.
Следом сбрасывали бревна, что ломали лестницы и калечили людей.
Снизу раздался многоголосый крик дикой боли, ибо капли смолы, попав
на тело, не гаснут, а прожигают его до кости, а то прожигают и саму
кость.
Лучники торопливо стреляли в конников, в темноту, догадываясь,
что и там стрелы найдут цель. Вокруг крепости по всему периметру
стоял крик, ругань, вопли, страшно кричали раненые кони. Выглянула
луна и снова скрылась за тучей, но Скиф и его военачальники успели
узреть, что вся равнина перед городом занята войсками. И хотя ими не
кишит, все держатся отдельными отрядами, ровными такими квадратами,
словно и не люди вовсе, волосы на голове встали дыбом: не думал, что
Агафирс приведет такую силу.
- Лучники!
Воздух трещал, раздираемый сотнями тяжелых стрел. Из темноты
доносились крики людей, которые считали себя надежно укрытыми тьмой.
Скиф с топором в руке носился по стене, глаза безумные, сердце
едва не выскакивает, это же город Гелона, он обязан любой ценой
защитить дело рук и сердца самоотверженного брата...
С внутренней стороны стен по лестницам подавали новые связки
стрел. На толстых канатах поднимали корзины с тяжелыми булыжниками.
Женщины выбегали из домов, наготове чистые тряпицы, но раненых пока
нет, пока нет, все еще нет...
Олег бежал по стене с другой стороны. Скиф с удивлением и
облегчением увидел в руке волхва обнаженный меч. Олег крикнул
издали:
- Что на той стороне?
- Отбили! - прокричал Скиф. - У тебя?
- Тоже, - ответил Олег. - Твой брат как будто предвидел
заранее, с какой стороны и как нападут!.. Именно там больше всего
камней, бревен, там в ряд бочки со смолой. Ни один не добрался даже
до середины стены!.. А жаль.
- Почему?
- Дальше бы падали, - сказал Олег зло. - Таких высоких стен я
еще не видел! Но теперь вижу, не зря, не зря.
Скиф мотнул головой. Всякий раз при воспоминании о Гелоне в
глазах щиплет, а в сердце появляется боль. Как он несправедливо
набрасывался на брата, винил в трусости, обвинял, хулил! А теперь
брат спасает его, даже будучи там, в мире черного солнца.
- Но как? - спросил Скиф потрясенно. - Как проникли? Почему их
не задержало наше войско?
Олег покрутил головой.
- Шутишь? Ты бы еще сказал, остановило!.. Это вшивое дурачье
явно взяли сонными. Но неужели и Турч, он же воин... И не дурак. Эх,
не будем о павших... наверное. Но про войско за стенами города
теперь забудь. Наше счастье, что агафирсы совсем обнаглели!.. Ишь,
попробовали захватить город одним передовым отрядом.
Скиф долго молча смотрел в темноту. На востоке медленно
светлело. Обозначился темный край земли, над которым неспешно
поднимался слабый рассеянный свет.
- Так это было еще не войско?
- Шутишь?
- Да нет... Но что в темноте рассмотришь...
Олег посоветовал угрюмо:
- Дождемся рассвета. Там увидишь.
Но ждать долго не пришлось, на востоке небо уже медленно
светлело. Из чернильной тьмы медленно проступали стены, крыши,
бледные лица. Все напряженно вслушивались, опасаясь нового приступа.
Их темноты доносилось далекое фырканье коней, топот, иногда
резкий повелительный вскрик. Привыкшие в темноте глаза жадно хватали
все, что могли разглядеть, сперва во тьме плавали комья черного
тумана, превращались в страшных мохнатых зверей, сливались в
огромные массы, дробились, но с наступления рассвета это исчезло,
растворилось в бледном рассвете, а взамен все увидели голую
вытоптанную землю.
- Ушли, - сказал Скиф с облегчением. - Ушли, гады!
- Не получилось и ладно, - прокомментировал Олег. - Сегодня
вряд ли полезут.
- Почему? Войско не подойдет?
- Подойдет, но пока встанет лагерем... Я слышал, Агафирс всегда
на ночь войско загоняет в лагерь и даже огораживает рвом и валом.
Скиф фыркнул:
- Трус!.. Он всегда был трусом!
- Гм... - ответил Олег. - Что не мешает ему, однако,
побеждать...
Очень нескоро заискрился край земли. Солнце поднималось
мучительно медленно, в небе давно полыхают облака, а на земле
глубокие угольно черные тени, где, как в подземном мире, исчезает
все, что туда проваливается.
Дорога уходила от городских ворот вдаль, там иногда сверкало,
поблескивало, наконец, один, самый остроглазый, закричал:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг