хорька... Смотри же, сукин сын, не осрами! Надери ему задницу.
-- Так и сказал? -- спросил Любоцвет недоверчиво.
-- Слово в слово,-- поклялся Ховрах.-- Это ж наш воинский бог! Он и
говорит по-мужски.
Холодное осеннее солнце зябко поднялось из-за края темной земли.
Маленькое, съежившееся, оно сонно смотрело на мир, который уже заждался
прихода зимы с ее метелями и толстым покрывалом снега.
Кречет завел долгий спор с Гонтой о кордоне между Куявией и Артанией,
он знал много, но Гонта теперь сам держал свою дружину на кордоне,
сталкивался с артанцами и в схватках, и в торге, знал их доводы, потому
возражал умело, рассказывал и то, чего Кречету и не снилось. Привлеченные
громкими голосами, к ним подъехали Любоцвет и Ховрах. У Любоцвета уши
вытянулись от любопытства, глаза горели возбуждением. За прошлый день и
ночь он так много узнал!
А Ховрах пожал плечами:
-- Все говорят, что раздоры начались из-за земель Гога. Так и в
старых хрониках записано. И волхвы тому учат детишек... Но я-то жил в
детинце, знаю правду.
Любоцвет подпрыгнул, едва не упал с коня. Голос сорвался на писк:
-- Расскажи! Ой, расскажи...
-- Да что рассказывать,-- Ховрах опечалено махнул рукой.-- На самом
деле все войны начинаются из-за баб. Жена царя Остапа тронулась на
волховстве, все секрет вечной жизни искала... Тут стакнулась с Тарасом,
братом Остапа. Тот тоже больше проводил времени с волхвами, чем в
благородной охоте, травле зайцев или правлении царством. Люди начали
шушукаться, а Остап вообразил, что жена ему изменяет... Однажды застал ее
в башенке, где они голова к голове с Тарасом разбирали тайные значки на
медных пластинках. Сдуру почудилось нивесть что. Он ее разрубил мечом, а
потом и на брата кинулся. Тарас едва унес ноги. Тут и началась вражда...
Любоцвет слушал с раскрытым ртом. Спросил, едва дыша:
-- А Славия почему ввязалась?
-- А царь Славии Панас был добр и слаб. То одного жалко, то другого.
Помогал тому, кто в этот момент кидался за помощью.
В глазах Любоцвета заблестела влага от великого сочувствия:
-- Так вот из-за чего... Бедная женщина!
Лицо Ховраха омрачилось:
-- И совершенно невинно пострадавшая.
-- Да,-- вздохнул Любоцвет.
-- Уж мне-то известно,-- сказал Ховрах с мрачной гордостью,-- мне
лучше всех известно, что с Тарасом они только разбирали тайные значки.
-- Откуда известно? -- спросил Любоцвет почти шепотом.
Кречет и Гонта вытянули шеи. Подъехали и другие воины, все
прислушивались, толкали друг друга локтями.
-- Потому что ее сердце принадлежало другому,-- ответил Ховрах
значительно.-- Потому что душой и телом была с другим! Не с мужем,
конечно... Как и ее сестра, жена Додона, ныне запертая в высокой башне.
Он пнул коня в бока и поехал вперед. Там одиноко маячил Мрак на
большом черном коне. Любоцвет смотрел вслед, раскрыв рот. Во взгляде юного
богатыря было великое почтение.
Воины ехали с сумрачными лицами. Все знали, что едут на верную
смерть, но взгляд у каждого был тверд, а руки на поводьях не дрожали. Мало
кто переговаривался, каждый больше думал о своем, вспоминал близких,
перебирал прожитую жизнь.
Ховрах обогнал всех, конь под ним шел весело, а сам Ховрах внезапно
заорал удалую песню. Он подскакивал на спине терпеливого коня как мешок с
овсом, вид у него был веселый и беспечный. А песня была о будущем пире,
где вина потекут не реки, а разольется море, жрать станут только на злате,
на сребре пусть собаки едять, все будут топтать ковры, лапать толстых
девок...
Гонта долго крепился, наконец кивнул Мраку:
-- Поет!
-- Поет,-- согласился Мрак.
Гонта хмуро буркнул:
-- И ты ничего не хочешь ему сказать?
-- О том, что нас ждет?
-- Да.
-- А ему все равно. Он радуется каждому мигу жизни. А звону мечей
тоже обрадуется как старой доброй драке.
-- После драки можно проспаться, а после пира, что нас ждет,
проснешься уже под лапой Ящера. Стоит ли ему класть голову?
-- Думаешь, Додон его не пощадит?
Гонта оскорбился:
-- Вроде не знаешь нашего царя!
Мрак долго смотрел в спину Ховраха. Тот без нужды горячил коня,
сворачивал с дороги, срывал на скаку верхушки промерзшей за ночь травы,
нюхал, с гнусным хохотом разбрасывал, передразнивая величавых волхвов.
-- Ладно,-- сказал Мрак наконец.-- Мы отъехали уже далеко. Скоро и
стены Куявии... Отправь его обратно.
-- Не поедет.
-- Придумай!
Гонта хлопнул себя по лбу, догнал Ховраха, возопил отчаянным голосом:
-- Совсем забыл!.. Я должен отдать Медее важный наказ. Ховрах, будь
другом. Скачи к ней, я черкну пару слов. Это очень важно!
Он вытащил из сумки сверток тонко выделанной телячьей кожи. Мрак с
хмурым любопытством смотрел на непонятные значки. Гонта щедро рассыпал их
по листу, свернул в трубочку, перевязал шелковым шнурком и залепил воском,
что разогрел в ладони. Ховрах с неодобрением смотрел как Гонта для
верности приложил перстень с печатью. Конечно, читать он не умеет, как и
Мрак, но по дороге мог бы показать волхву...
-- Это очень важно,-- повторил Гонта настойчиво.-- Скачи обратно! А
мы будем ждать тебя здесь.
-- Нет,-- поправил Мрак,-- впереди по дороге неплохая корчма. Там на
постоялом дворе отдохнем, заночуем. И подождем.
Ховрах переводил ошалелый взор с одного на другого, наконец с великой
неохотой принял свиток. На лице была горькая обида. Из-за корчмы, подумал
Мрак насмешливо. Все-таки впервые за стол сядут раньше него.
-- Только не разграбьте дотла,-- предупредил Ховрах.-- Я буду скакать
обратно быстро! В глотке у меня будет сухо как в норе полевой мыши.
Конь под ним встал дыбки, развернулся на задних ногах и с места
погнал таким галопом, что выбивал из промерзшей земли сухие комья. Гонта
нетерпеливо тронул своего коня. Мрак спросил:
-- Что ты накарябал?
-- Чтобы Медея сразу поднесла ему такую чару! Ну, дабы сразу с копыт.
А потом, когда очнется, чтобы толстые девки... он толстых обожает, чесали
спину так, дабы только хрюкал. И чтоб все время подносили кувшины с вином.
Это его задержит надолго. Очень надолго!
Они горько засмеялись. Копыта коней глухо и невесело стучали по
твердой как камень дороге.
Оба за сотню шагов от постоялого двора уловили запах бражки, кислых
щей. В воздухе было нечто бодрящее, что заставляет орать, петь,
ввязываться в бесшабашные драки.
-- Корчма,-- определил Гонта с удовольствием.-- Что без нее дороги?
-- Что без нее жизнь? -- засмеялся Мрак.-- Этот мир от преисподней
только корчмой и отличается. Убери корчму -- и вместо нашего красного
солнышка засияет черное.
Ворота были распахнуты настежь. Во дворе у коновязи обнюхивались
кони, из щелей ковальни пробивались струйки дыма. Гонта с удовольствием
посматривал на раскрытые двери. Оттуда доносились веселые песни, вопли, а
аромат наваристого борща, вытеснив дрянной запах щей, потек навстречу как
тяжелая душистая смола, разнежившаяся на солнце.
-- Здесь мы задержимся,-- сказал он довольно.
-- На дольше, чем думаешь,-- ответил Мрак.
Что-то в его голосе насторожило Гонту. Он начал поворачиваться, но
как не был быстр, Мрак оказался быстрее. Голова Гонты дернулась от
тяжелого удара в затылок. Он ткнулся в конскую гриву, начал сползать на
землю.
Мрак спрыгнул, подхватил, не дав упасть на землю. Глаза Гонты
медленно закрылись. С крыльца на них выжидающе смотрели двое мужчин. Мрак
крикнул зычно:
-- Хозяина сюда, немедля! Денежное дело.
Один нехотя скрылся за дверью. Мрак успел накрепко стянуть ремнем
руки Гонте, когда с крыльца неспешно спустился грузный человек. От него
пахло уверенной зажиточностью, но глаза были настороженные, а в руке был
боевой топор на длинном топорище.
-- Я хозяин,-- сказал он с осторожностью.
Мужики за его спиной взялись за ножи. Мрак торопливо сдернул с пояса
калиточку. Ладонь ощутила теплую тяжесть.
-- Держи,-- велел он.
Хозяин поймал на лету, взвесил на ладони. Выражение его свирепого
лица изменилось. Так могло весить только золото, и здесь его было
достаточно.
-- Что я должен за это сделать? -- спросил он уже не столь враждебно.
-- Посторожи этого человека,-- велел Мрак.-- Трое суток. А потом
отпусти. Но чтоб волос с его головы не упал! Это мой друг... но я не хочу,
чтобы он ехал со мной.
Хозяин с облегчением перевел дух. Похоже, не любил без крайней нужды
пускать в ход топор, лишаясь гостей. Бережно спрятал калиточку:
-- Сделаю. Хоть неделю продержу. Буду поить и кормить от пуза. В
лучшей комнате поселю.
-- Договорились,-- сказал Мрак.
Он повернул коня и, не взглянув в сторону зазывно открытой двери,
направил обратно через раскрытые ворота. Конь вдохнул, но вполголоса. За
воротами недвижимо сидели на конях люди Кречета. Сам Кречет вскинул брови,
завидев Мрака:
-- А Гонта... смотрит покои?
-- Да,-- ответил Мрак сумрачно.-- И будет смотреть их еще три дня. А
мы поедем дальше.
Конь его вперил суровый взор вдаль, вздохнул и пошел экономной рысью,
рассчитанной на долгую дорогу. Кречет некоторое время всматривался в спину
Мрака, затем пожал плечами. Похоже, понял все, но ни одобрять, ни осуждать
Мрака не стал. Каждому, что на роду писано, то и свершится.
Глава 44
Они гнали коней без отдыха. Но к обеду уже пошли знакомые места,
сердце Мрака застучало гулко и часто. Их отряд мчался под низким небом,
затянутым темными тучами, мир был сер и мрачен, но далеко впереди на
высоких горах странно и ярко блистал оранжевый город. Стены из белого
камня четко выделялись на темном небе. Острые шпили крыш как острия копий
грозили небесам. Город держался гордо, он сознавал свою красоту и мощь.
-- Боги что-то хотят! -- вскрикнул кто-то в страхе.
Мрак тоже ощутил как на плечи пала тяжелая недобрая тень. В затылок
дохнуло могилой. Небо потемнело еще страшнее, с севера надвигались новые
свинцово-тяжелые тучи, подминали и теснили старые. Можно было различить
огромных страшных коней, косматых, с чудовищными головами. По мере того
как двигались к блистающему граду, грозно превращались в драконов,
рыкающих еще глухо, но уже видны были слабые отсветы огня, вылетающего из
их пастей. Глухой рев постепенно становился громче, потрясенные и
устрашенные люди видели как немыслимые звери, то исчезая, то снова
показываясь в тучах, неумолимо двигаются прямо на город.
-- Добрый ли это знак? -- вскричал Кречет в страхе.
Голос его странно и одиноко прозвучал в мертвой тишине. Рядом высился
на рослом коне огромный и недвижимый Гакон. Он молчал, как молчали и
витязи за спиной.
Мрак пустил коня в галоп. Стены близились, между зубцов показались
два сонных стража. Мрак откашлялся, готовился заорать, чтобы отворяли
ворота, свежий воздух хлынул в грудь с готовностью, защекотал ноздри. Он
поперхнулся, а когда набирал снова, да побольше, услышал сзади нарастающий
стук копыт.
Их отряд нагонял всадник на взмыленном коне. Клочья пены срывало
ветром с морды, на солнце блестели мокрые бока. Всадник выпрямился,
заметив, что Мрак смотрит в его сторону, помахал рукой.
-- Чертов Ховрах,-- вырвалось у Мрака.-- Как же он успел...
Кречет рявкнул, всадники расступились, и Ховрах ворвался в середку их
дружины. Конь шатался, хрипел, глаза были красные, налитые кровью от
долгой скачки и усталости.
-- Догнал,-- сказал Ховрах ликующе. Вид у него был гордый.-- Ишь,
хотели, чтобы я поспел к объедкам! Да за столом я завсегда первый!
-- Как ты обернулся так быстро? -- спросил Мрак хмуро.
Он видел как Кречет поехал ближе к воротам, принялся колотить в
медные створки рукоятью меча. Ховрах гордо подкрутил ус:
-- Я? Я умею. Просто встретил по дороге двух поляниц Медеи. Отдал им
письмо Гонты, отвезут с радостью. Медею обожают. Понятно, тут же повернул
коня вслед за вами. Но уж больно быстро вы гнали... Я думал догнать еще
вчера. А где Гонта?
-- Гонта... Он догонит попозже.
Ховрах даже не заметил выражение лица Мрака. Он уже потирал ладони,
облизывался. Похоже, даже через толстые створки ворот чуял запахи великого
пира.
-- Стучи громче,-- посоветовал он Кречету.
Наконец над воротами показалось заспанное лицо сотника. Проворчал,
что ездиют тут всякие ни свет, ни заря, спать добрым людям мешают, потом
распахнул глаза, всмотрелся, икнул, дурным голосом позвал воеводу.
Ворота медленно распахнулись, в проеме появились дюжие хлопцы с
боевыми топорами в руках, а на стене слышно было как лениво набрасывают
тетивы.
Навстречу, в сопровождении сурового начальника стражи ворот, вышел
старый Рогдай. Он грозно окинул взором Кречета и его три дюжины закованных
в темную бронзу всадников, взревел зычно:
-- Кто такие...-- и осекся.-- Да неужто?
-- Мы самые,-- ответил Мрак.
В глазах старого воеводы метнулся непонятный страх, недоверие и даже
жалость. Он развел руками в растерянности:
-- Так вы все-таки пожаловали на... гм, пир...
-- Точно,-- подтвердил Мрак.-- На пир.
А Ховрах спросил обеспокоено:
-- Надеюсь, еще не начали?
Его ноздреватый нос хищно подергивался, ловил запахи. За его спиной
воины сурово молчали. Ратники, что перегораживали вход, молча
расступились, дали дорогу. А Рогдай сказал с печальной
многозначительностью:
-- Такой пир без вас не начнут.
В гробовом молчании Мрак во главе отряда проехал через городские
ворота. Впереди пробежала черная кошка, а следом за нею торопливо
просеменила женщина с распущенными волосами. На плече у нее покачивалось
расписное коромысло с пустыми ведрами. Ховрах ругнулся:
-- Дура, спит долго! Могла бы и пораньше встать.
Но в его голосе не было страха перед недобрыми приметами, что как на
зло сыпятся будто из дырявого мешка. Только опасение, что борща будет
мало. Мрак ухмыльнулся. Ховрах просто чудо, хоть и ненасытное.
Додон принял их в тронной палате. Был он в царском одеянии, сидел на
троне. Правой рукой стискивал скипетр, на ладони левой круглилась держава.
Сейчас эту дубину и булыжник, усыпанные алмазами, рубинами, яхонтами, было
не узнать под украшениями из золота, но Мрак видывал их и в простом
обличье, когда вождь племени невров держал как знаки власти в одной руке
дубину -- оружие ближнего боя, в другой -- круглый камень в полпуда весом,
удобный для броска.
Лицо царя осунулось, глаза блестели сухо, будто слюдяные. По правую
руку стоял Кажан, вид был довольный, как у коршуна, уже вонзившего когти в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг