-- Не чудится, -- бросил Мрак.
-- Ты тоже заметил его рожу?
-- Если уж ты да заметил!
Не останавливаясь, уже не глядя на другие хатки, пошли напрямик, даже
не по дороге, а прямо через перелазы, заборы и заборчики. Эта хатка
выглядела странновато: стены из новеньких бревен, одно к одному, на крыше
труба, хотя остальные хаты, кроме войтовой, вон она, вовсе без труб, везде
топят по-черному, сарай стоит с распахнутыми воротами, а во дворе бурьян,
да пасется рогатая коза с хитрыми глазами.
-- Попросимся заночевать, -- решил Мрак.
-- Чую недоброе, -- проговорил Олег.
-- Да не трясись, -- отмахнулся Мрак. -- Мы что ль, добрые?
За их спинами Таргитай вскрикнул возмущенно:
-- Добрые!.. Даже ты... где-то очень глубоко... в чем-то да добрый...
может быть... хоть на маковое зерно!..
Его не слушали, Мрак толкнул калитку. Дорожка, на которую чертополох
лез с обеих сторон, привела к крыльцу. Перила слегка обгорели, будто их
лизал огонь, но вовремя остановился. Дверь выглядела новенькой, с
настоящей бронзовой ручкой, совсем уж дивное диво в лесной деревушке.
Сверху по соломе зашуршало. Рука Мрака ухватила Таргитая и заволокла
на крыльцо, а в ступеньку бухнул увесистый булыжник размером с кулак
Мрака. Мрак постучал, затем пнул, дверь распахнулась, а вторая, что вела в
комнату, была распахнута настежь.
В просторной комнате огрядная баба, стоя к ним задом, возилась у
печи. В руках у нее явно был ухват, а когда развернулась, черные рога
ухвата цепко зажали чугунок. Из-под крышки булькало, выбивались запахи
пшенной каши с салом.
-- Доброго здоровья, -- поприветстовался Мрак. Подумал и добавил с
сомнением, -- добрым людям.
Баба, не отрывая от гостей взгляда, осторожно переставила горшок на
середину стола, лишь тогда улыбнулась:
-- И вам того же, странники.
Лицо у нее было доброе, некрасивое, но с теми черточками, что сразу
распознаешь человека бесхитростного, простого, готового свое отдать, но
никогда не брать чужого. Даже как стояла, рассматривала гостей, было видно
простую натуру, не привыкшую хитрить, грести к себе.
-- Доброго здоровья, -- повторил Мрак. -- А где ж хозяин?
Судя по виду избушки, здесь давно обходились без хозяина, но баба к
их удивлению ответила без смущения:
-- Хозяин отлучился. Недалеко здесь...
В ее голове прозвучала заминка, Мрак сразу спросил понимающе:
-- В корчму?
-- Да, -- вздохнула она. -- Он у нас тихий, безответный... Да вы
садитесь за стол! Как раз кашка поспела.
Олег покосился на Таргитая, тот вроде бы еще в корчму не просится,
хотя, может быть, просто не пришло в голову, что там место всем тихим и
безответным, а Мрак уже по-хозяйски перешагнул лавку, сел, положив локти
на стол, спросил понимающе:
-- Обижают?
-- Еще как, -- вздохнула она. Быстро сняла с мисника три тарелки,
поглядела на гостей оценивающе, без сожаления поставила их обратно и
вытащила большие миски. Да и то в ее глазах мелькнуло сожаление, что в
доме не найдется трех тазиков. -- Уж он и огород помогал соседям
вскопать... и забор им чинил, денег дал на свадьбу ихней дочери... надо
сказать, такую уродину никто бы не взял, если бы не доброе приданое... Так
нет же, все им не так!
Олег и Таргитай вежливо сели, с наслаждением вдыхали запах горячей
каши. Баба сняла крышку, ароматный пар вырвался душистым облаком, ударил в
ноздри. Олег засопел, а Таргитай шумно сглотнул слюну.
Дверь скрипнула. Олег застыл с ложкой во рту, Мрак хмыкнул, только
Таргитай во все глаза рассматривал странное существо. Оно возникло на
пороге неожиданно, хотя такому обрубку лежать бы под крыльцом: голова
почти квадратная, громадная, тельце худое, с огромным вздутым животом,
ножки кривые.
Хозяйка сказала торопливо:
-- Это наш сынок!
-- А, -- сказал Мрак, он продолжал мерно зачерпывать кашу, но глаза
не отрывались от уродливого дитяти. Тот перехватил взгляд чудного
человека, зло оскалился. У Олега по коже побежали мурашки: зубы у ребенка
были острые и совсем не человечьи, а как у большой хищной рыбы.
-- Это он трубу ломал, -- узнал Таргитай. -- Он!
-- Больно буйный, -- заметил Мрак равнодушно.
Баба посмотрела пугливо, затравлено, словно зверек из темного угла,
но голос незнакомца был ровный, без осуждения. Да и вид у него такой, что
скажи, будто сам в детстве был тихим, можно привязывать камень к ногам и
бросать в реку.
Она проговорила нерешительно:
-- Да, люди жалуются...
-- На такого малого? -- удивился Мрак.
-- Да им что, -- вздохнула она еще горестнее. -- Не понимают, дите
малое... Оно ж еще не понимает, что хорошо, а что делать нельзя. Да и
вообще он...
Она замялась, Мрак бухнул:
-- Что?
-- Немтырь он, -- вздохнула женщина. -- Не говорит, хотя уже пятый
годок пошел...
Судя по виду Мрака, он явно усомнился, что дите малое, если вон какие
булыжники летели с грохотом, сам видел, как малое дите швыряло даже за
забор, явно метило в чужих собак.
-- Люди злые, -- согласился он, -- только своих детей хвалят.
-- Это точно, -- согласилась она с живостью, -- чего только от них не
наслушаешься! И вежественные, и тихие, и старших чтут... А я вижу, какие
они вежественные, если вчера вон камнями нищего гнали от своего дома!
Щеки порозовели, она словно распрямилась, равнодушие гостя к ее
ребенку совсем не испугало и не огорчило, а совсем наоборот, она перевела
дух с облегчением, но Олег, в отличие от оборотня, смотрел с интересом,
всматривался в непомерно большую голову, широкий рот, толстый живот. Когда
ребенок сморщил ему устрашающую гримасу, зубы показались чересчур длинными
и острыми, а клики размером с волчьи.
-- Он тихий, -- сказала женщина и ему торопливо. -- Это он так...
улыбается.
-- Тихий, -- повторил Мрак с неодобрением. -- Что за мужчина из
тихого ребенка? Я в детстве, помню, чуть деревню не спалил... А раз тихий,
то либо в баклушечники, а то и во что-нибудь еще хуже... в волхвы, к
примеру.
-- Ну, он не всегда тихий, -- призналась она с усилием, -- он
застенчив... и, бывает, шалит... Но мы всем соседям сразу платим сколько
запросят, если он что у них испортит или сломает.
Мрак кивнул:
-- Дети -- есть дети. Мы на сеновале ляжем. Я заметил, там еще сенца
осталось малость. А вон по улице телега, полная сена, катит к вашему
двору... Для вас?
-- Нет, для козы, -- пояснила женщина. -- Мы сами, знаете ли,
хозяйством почти перестали заниматься. Ребенок не то, что слишком шалит,
но за ним нужен глаз да глаз, вот и запустили двор... Но как-то еще живем.
Мрак посмотрел на широкую ляду, что прикрывала лаз в погреб, прикинул
его размеры, кивнул, жить так все же можно. Запасов там явно на две-три
зимы, да и теперь, судя по столу, живут не совсем уж нищенски.
-- Эй, малыш, -- позвал он повелительно, -- а ну-ка иди сюда.
Мальчонка поглядел исподлобья. Злые волчьи глаза блеснули злобой.
Верхняя губа приподнялась, показывая острый клык. Мрак согнал улыбку с
лица, его губа справа приподнялась, показав клык в три раза длиннее, а из
горла едва слышно донеслось низкое рычание.
Женщина отшатнулась, а мальчишка застыл, глаза уставились в темное
лицо странного человека. Мрак поманил пальцем, мальчонка послушно подошел.
-- Ты что же это, мерзавец, -- сказал Мрак внятно, -- трубу
разломал?.. Твои отец и мать уже не маленькие, чтобы всякий раз на крышу
лазить!.. Сегодня же чтоб починил!.. Сам. И больше не ломай. Тебе что,
мало соседских труб? Да и те по ночам можно только, чтоб никто не видел.
Так даже интереснее... Но это я так, к слову. Ты мне другое скажи: есть
дорога отсюда к Верховному Упырю?
Мальчонка смотрел, вытаращив глаза. Это было страшно, когда из-под
массивных надбровных дуг, похожих на медвежьи, глаза блестели уже не из
глубоких щелей, а выпучились как у совы.
Женщина снова сказала жалко, но в голосе был уже упрек:
-- Я ж сказала, он не говорит. Немтырем уродился...
Мрак в упор смотрел на мальчонку:
-- Так ты и этого даже не знаешь?.. Да, в самом деле дурачок.
Мальчишка смотрел с ненавистью, лицо страшно побагровело. Синие губы
с трудом шевельнулись, слова вышли квакающие, почти нечеловеческие:
-- Зачем... Великий Упырь... Никто не смеет...
-- Да мы все смеем, -- отмахнулся Мрак. -- Тебе ж тоже нельзя трубу
ломать, и никто не смеет такое непотребство чинить, но ты-то полез на
крышу?.. Вот и мы лезем. Так как, говоришь?.. Ты квакай, квакай. Потом и
вовсе расквакаешься по-человечьи. Привычка нужна. Вон как твоя маманя
обрадовалась, сейчас заревет... Чего радуется, дура-баба? Завтра пожалеет,
да уже не замолчишь, не замолчишь...
А Таргитай, чувствуя себя сытым, вышел во двор, сел на крылечке.
Рядом бы коту греться на солнышке, но во дворе такое запустение, что любой
кот сбежит, коты -- звери домовитые, это собака за хозяином в огонь и в
воду, а коту на хозяина плевать с высокого дерева, ему хозяйство важнее,
но какое хозяйство во дворе, где бурьян до пояса? И такой густой, плотный,
под его широкими стеблями непонятно что и завелось... Забора нет, на и
зачем, если во дворе ни козы, ни поросят, ни даже кур или гусей?
К заборчику, что отделял их двор от соседского, подошел длинноволосый
мужик, пугливо огляделся по сторонам, украдкой поманил его пальцем.
Заинтересованный Таргитай не поленился встать, спрятал дудочку. Мужик
наблюдал за его приближением настороженно, вздыхал и переступал с ноги на
ногу, словно еще не решил, сказать что-то важное, или бежать без оглядки.
-- Ты того, -- сказал он негромко, почти шепотом, -- гость, да?..
Недоброе место выбрали для ночлега.
-- А что не так?
-- Ребенок у них подменыш, -- прошептал мужик совсем тихо.
Таргитай смотрел, ждал продолжения, но мужик уже умолк, полагая, что
и так сказал много, даже лишнее, и Таргитай наконец спросил тупо:
-- И что?
-- Как что? -- удивился мужик. -- Ты что же, не знаешь, что есть
подменыш?
-- Не знаю, -- признался Таргитай. -- Это Олег у нас все знает, ему
так надо, он у нас волхв. А я дурак, мне можно не знать. Я и так живу,
незнаемый.
-- Эх, -- сказал мужик с жалостью. Он оглядел Таргитая с головы до
ног, задержал взор на его честном румяном лице с пухлыми девичьими губами,
глаза чистые, невинные. -- Да, ты совсем не для волхвов... Подменыш -- это
когда ребенка еще в колыбельке подменят... понял? Ну, те подменят,
понял?.. Лесные, горные, болотные, водяные... У нас лес рядом, так что
чаще всего те, лесные, своих уродов нам подбрасывают, а наших воруют!
Таргитай спросил тупо:
-- Зачем?
-- Как зачем? -- изумился мужик. -- У них уроды, а наши дети -- сам
понимаешь... Ихние так и растут тупыми, как валенки, разговаривать не
умеют... а какой и пытается, все одно не выходит. А наши у них, понятно, и
работают, и племя их гадкое обихаживают. Так что держите уши на макушке.
Как бы порчу не навел! А еще лучше, удирали бы вовсе от такого соседства.
-- Бедные, -- искренне пожалел Таргитай.
-- Сами виноваты, -- заявил сосед убежденно. -- Либо баба спала,
отвернувшись рылом от дитяти, либо красную ленточку на ручку не
повязала... На жатве, говорят, оставляла колыбель под стогом... Не только
мавки или полевки, простой волк мог бы украсть ребенка! Да и колыбельку,
говорят, не окуривала травами, порог переступала когда правой, а когда
левой, не плевалась, когда по небу хвостатая звезда...
Таргитай сказал жалостливо:
-- Теперь уж ничего не поделаешь. Не убивать же...
-- Зачем? -- удивился мужик. -- Надо заставить их забрать этого
гаденыша! Это ж просто. Нужно просто-напросто высечь березовым прутом на
пороге хаты... но сперва тем же прутом хорошо выпороть жабу... чем толще,
тем лучше. Да, и прут чтоб толще, и жаба. Если не найдут порог в
собственной хате, то можно еще сечь на меже, на перекрестке, даже на
развилке дорог, как вот у нас прямо за околицей!.. Так нет же, не
решаются!.. Конечно, пороть может не каждый, а либо пастух, либо волхв,
либо мальчонка, рожденный во грехе, но у нас, говорят, почти каждый третий
во грехе, а если на самом деле, то безгрешного и отыскать трудно... Зато
те, не наши, сразу бы забрали своего, а человечонка вернули бы! Конечно,
возвращенный долго болеет, а то и помирает, но все же это свой, нашенский!
И похоронить можно рядом со своими!!!.. А теперь живи с такими по
соседству! Я бы убежал, да уже привык к этой реке, березам на околице... А
так бы и золото их гадкое не удержало бы.
Таргитай вспомнил, что их запасы из вирия Мрак почти все отдал Лиске
с Корой, в мешке золота скоро не останется, поинтересовался:
-- А что, они вам золото дают?
Мужик сказал уже неприязненно:
-- А как же иначе? Ихний гаденыш то плетень наш повалит, то курицу
задушит, то свиней выпустит... на волю, говорит. Вот и возмещают!
Он уже отступал, явно терзаясь своей откровенностью с дураком, по
роже видно, а Таргитай крикнул вдогонку:
-- А у них откуда берется? Наш старший говорит, что они на работящих
не больно похожи...
Мужик крикнул почти от крыльца:
-- А их змееныш приносит!.. Навроде в благодарность, что не удавили,
а все еще нянчатся.
Глава 21
Таргитай почесал голову, но ничего путного не приходило, но продолжал
драть ногтями голову, хоть и нет умных мыслей, но приятно, просто приятно,
и, почесывая сперва голову, потом спину, затем бока, медленно побрел
обратно.
Дверь неспешно отворилась, навстречу вышел Олег. Прищурился,
внимательно рассматривал небо. Там в свете заходящего солнца грозно встали
исполинские фигуры трех ратников, все в остроконечных шлемах, толстые,
слегка размытые, но их видно было так четко, что Таргитай осмелился
указать на них Олегу.
Волхв всмотрелся, наморщил лоб:
-- Да, ты прав, завтра с утра дождь... Но малый, скоро кончится.
-- А эти, -- он указал пальцем, -- эти, которые с мечами?
Олег скользнул равнодушным взором по тучам, перевел взгляд на дорогу
впереди:
-- А что с мечами?.. Как говорит Мрак, когда встретим, тогда и решим.
-- Да нет, -- возразил Таргитай, -- я говорю о вон тех!
Олег проследил за пальцем Таргитая, с недоумением перевел взор на его
раскрасневшееся лицо. Зеленые глаза волхва были внимательными, серьезными.
-- О ком?
-- Вон о тех! Разве не видишь?
Олег снова долго и добросовестно всматривался в облака. Вздохнул,
пожал плечами:
-- Нет.
-- Ну вон же... Вон головы, шлем.. Один стал еще крупнее... Голова,
правда, съехала в сторону... зато у коня выросли рога... ага, еще и
крылья...
Олег покачал головой:
-- Тарх, тебе мерещится. Наверное, от твоего собачьего воя, который
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг