- Я за медь деньги платил! - враждебно повел глазами в его сторону
Афанасий.
- Все плотют, - бойко затараторил Филипп. - Не только ты один пло-
тишь. Никто тебе об этом ничего не говорит, браток, что ты не плотишь.
Он как бы незаметно поднялся, стал к Афанасию спиной, состроил на ли-
це ноющую гримасу, подозвал к себе Данилу.
- Вот что, дружок, - говорил он ему вполголоса, - лети сейчас к наше-
му заводскому доктору, объясни все, в чем дело, скажи, что буйства ника-
кого нет и ни на что вообще не жалуется, только, похоже, даже своих род-
ных не признает. Живо!
Данила убежал и через час возвратился в сопровождении двух докторов,
одного заводского, другого специалиста-психиатра, случайно приглашенного
первым.
- Пока, конечно, ничего такого определенного нет, - сказали оба док-
тора после тщательного исследования Афанасия, изредка бросавшего им об-
рывки фраз про зажигалки, про медь. - Но, во всяком случае, факт его по-
мешательства на-лицо. Наблюдение за ним необходимо, одного его пока-что
не оставляйте. А там посмотрим.
- Доктор, - с клокочущими в горле слезами обратился к специалисту уже
во дворе Данила, - ну, а сознание к нему когда-нибудь вернется?
- Как сказать? Оно и будет возвращаться, и будет опять пропадать.
Картина болезни, ее ход определятся позже.
- А может, это нервное?
- И это может быть.
Доктора сели рядышком на линейку и уехали. Собравшийся возле дома
Афанасия слободской народ таращил на них глаза с завистью, как на счаст-
ливчиков: хорошо одеты, хорошо упитаны, пешком не ходят, лечат друг дру-
га бесплатно и без обмана...
И потянулись для дома Афанасия жуткие, томительные дни...
Как и предсказывал доктор, сознание иногда возвращалось к Афанасию.
Но что это было за сознание! Он опять говорил только о зажигалках, о ме-
ди, обо всем, что связано с ними, и, не жалея себя, дни и ночи проводил
у станка, работал зажигалки в запас. Но, главное, он все время что-ни-
будь при этом изобретал. Он изобретал и штамп для выделки готовых зажи-
галок, и пытался приготовить из какого-то смешанного состава камушки для
зажигалок, и приноравливал электрические батареи для серебрения зажига-
лок, доставал ванночки, растворял в воде щелочи, убивал бесполезно на
все это массу времени, переводил материал, портил инструмент. Он писал
заявление в Москву, просил выдать ему патент на монопольное производство
зажигалок, как великому самородку-изобретателю. Однажды он заставил Да-
нилу написать вывеску "Здесь делаются зажигалки" и нарисовать горящую
зажигалку с протянутой к ней папиросой.
- Что-то будет! - предсказывал он какие-то социальные грозы. - Зажи-
галки надо готовить!
По-прежнему то-и-дело украдкой убегал он в город добывать медь, с той
только разницей, что теперь в его мешке на-ряду с негодными, поломанными
медными вещами оказывались и вещи вполне годные, иной раз даже совершен-
но новые. Больше всего он приносил медных ручек от парадных дверей.
- Где ты взял эту крышку от самовара? - выпрастывая его мешок, требо-
вала от него ответа Марья и топала на него ногой. - Говори сейчас, где
взял, признавайся, а то пойду в милицию, заявлю, и тебя посадят в
тюрьму. Воровать?.. - для острастки замахивалась она на него кулаком. -
Воровать?.. Скажите, пожалуйста, что мне с ним делать, где-то совсем но-
вую крышку с нового самовара снял! Люди, может, поставили на паратном
крыльце скипятить самовар, рассчитывали вечером чаю с гостями попить, а
он, без совести, снял с кипящего самовара крышку, в мешок и - домой! Еще
подумают, что мы его посылаем. Мало того, что на всех паратных медные
ручки поотворачивал, так ты уже и к чужим самоварам дорогу узнал! Этому
конца не будет! Сына своего напрасно перед хорошими людьми ставил вором,
а сам кто: не вор?
- Медь, меди, медью... - на все подобные попреки успокоительно отве-
чал Афанасий, в то время, как лицо его выражало сознание исполненного
очень важного долга.
Но как только эта полоса сравнительного сознания у него проходила, он
тотчас же впадал в состояние полного младенчества. Тогда они как бы ме-
нялись с Данилой ролями: Данила выполнял по производству зажигалок самую
ответственную работу, а Афанасий делал только то, самое несложное, что
давал ему Данила. Но, конечно, это была уже не работа, а мука и для от-
ца, и для сына. Ночами он вел себя еще более беспокойно. Вообразив медь
великой драгоценностью, он, один, среди спящего дома, носился с нею из
угла в угол, и по квартире, и по двору, перепрятывал ее с места на мес-
то, подглядывал, не следят ли за ним налетчики, чтоб убить его и отнять
у него столь дорогое и нужное для всех сокровище. Или когда среди ночи
вдруг вставала над крышей соседнего сарая медно-желтая с легкой прозе-
ленью луна, безумец приходил в страшное волнение. Он становился на пол
на колени, прятал лицо от луны за край подоконника и жадно горящими гла-
зами в продолжение долгих часов следил за медленным движением в небесном
просторе ночного светила с таким возбуждающим медно-зеленым металличес-
ким отблеском. Стоило луне или месяцу скрыться за соседним сараем, как
Афанасий начинал метаться по комнате, задыхаться, стонать, потом он рвал
все дверные запоры и выбегал на улицу, чтобы итти и итти за околдовавшей
его луной.
И как за ним ни следили, и как его ни запирали на десятки замков, он
все-таки ухитрялся вырываться из дому и отправлялся на поиски меди. Днем
он ходил по людным улицам, выслеживал человека, который закуривал папи-
росу о зажигалку, внезапно нападал на него, валил на землю и отнимал у
него зажигалку.
- Караул! - кричал испуганный хозяин зажигалки. - Держите его, держи-
те!
Афанасия хватали.
- Это моя зажигалка, он ее у меня украл! - говорил он и зажигалки не
отдавал.
Собирался народ, его вели в милицию, там с трудом разжимали его руку
с зажатой в ней зажигалкой, и, продержав несколько дней, выпускали.
Придя домой, Афанасий, вместо того, чтобы отдохнуть, брал лопату и
принимался рыть землю во дворе, в одном месте, другом, везде. Сбегалась
семья, поднимала на Афанасия крик, что он испортил весь двор, пыталась
отнять у него лопату. Афанасий оказывал сопротивление и упорно твердил,
что в земле у него запрятаны зажигалки.
Он и на самом деле имел обыкновение уворовывать целые зажигалки или
их части у Данилы и прятать их во всех потайных местах.
Потом он повадился выпрашивать зажигалки у прохожих или специально
для этого ходил по дворам. Позвонит в парадную дверь, ему отворят.
- Что вам?
- Дайте зажигалку.
- Что-о?..
- Зажигалку.
Одни с громом захлопывали перед ним дверь, другие, принимая его за
нищего, выносили ему кусочек хлеба, третьи думали, что чудак просит за-
курить.
- На, - выносили они ему зажигалку и ждали.
Афанасий совал зажигалку в карман и делал попытку скрыться.
- Воры! - кричал он, когда у него отнимали чужую зажигалку. - Воры! -
кричал он и на народ, обыкновенно сбегающийся на такие скандалы в очень
большом числе. - Кто такого, как я, обидит, тот пропадет!
Народ, видевший в Афанасии человека необыкновенного, принимал его
последние слова за прорицание. И в карманы сумасшедшего со всех сторон
совали мелкие деньги, булки, кусочки сахару, яблоки... Старухи при этом
крестились.
На Афанасия нередко приходили с жалобами, что поймали его, когда он
отвинчивал у парадных дверей медную ручку; однажды его привели домой ок-
ровавленного, избитого и рассказали, что среди ночи застали его на бал-
коне за подпиливанием медных перил. Домашних он не слушался, и они все
чаще в обращении с ним прибегали к побоям. Он много ел, обрюзг, опух,
оброс, был очень тяжел, и чтобы сдвинуть его с места, иногда возле него
стояли и били его кулаками в спину, как в стену, и Марья и Груня.
- Ишь, проклятый. Не хочет итти.
Они немного отдыхали, потом принимались снова его бить. Часто призы-
вали себе на помощь и Данилу. Данила тоже бил. А у Афанасия, когда его
били, было такое выражение, как будто он и сознавал, что напроказил, но
помочь горю при всем своем желании никак не мог, а только стоял, жался и
по-детски испуганно моргал глазами на каждый занесенный над ним кулак.
И вот, после долгих мучений с ним, после крушения надежд на полное
его выздоровление, после длительных споров членов семьи между собой, же-
на и дети решили с помощью завкома отправить его в соседний город в дом
умалишенных.
XV.
В день посадки больного в поезд в его доме, кроме своих, собрались
прежние два врача, Филипп и двое рабочих-металлистов, старых товарищей
Афанасия по заводу, вызвавшихся провожать его до места.
Афанасия перед дальней дорогой подстригли, вымыли, приодели. С ним
перед разлукой и обращаться стали ласковей и кормили его лучше, сытее. И
он, казалось, учуял, что его собираются упрятать в какое-то нехорошее
место. Он забрался в угол мастерской, огородился мебелью и уперся.
- Что уже сговорились, сволочи? - спрашивал он у собравшихся из свое-
го угла, из-за баррикады. - Сговаривайтесь, сговаривайтесь!..
- Афоня, - с обычной бойкостью вертелся возле него и весело болтал
Филипп с самым невинным видом. - Афоня! Об чем же мы сговорились? Нам не
о чем сговариваться. Ты ведь все слышишь, о чем мы говорим. Мы ничего
такого тебе не желаем, ты не сомневайся, мы все свойские. А что касается
поездки, то тут ничего такого нету. Я тоже еду. Поедем вместе. И вот лю-
ди поедут, двое наших старых товарищей, тоже заводские. Погостим там
немного, отдохнем от работы, хорошо покушаем и обратно домой. Едем? А
там хорошо! Вино, закуски, все на свете! Ну, подымайся, идем...
Афанасий не давался. Брать его силой не решались, боялись шумом прив-
лечь внимание соседей, улицы. Доктор посоветовал на некоторое время со-
вершенно оставить его в покое, дать ему забыться и выйти из засады.
И среди собравшихся мало-по-малу завязалась беседа. Беседа еще более
оживилась, когда, после вечернего гудка, в мастерскую пришли, проводить
Афанасия, еще человек десять рабочих-металлистов. Это были большею
частью люди пожилые, однолетки больного, степенные, и было чрезвычайно
трогательно видеть, как они, провожая своего старого друга, быть может,
в последний путь, умыли свои синевато-прометалличенные лица, руки, наде-
ли чистенькие сорочки, праздничные платья.
Старики-металлисты были очень рады встретить друг друга не на заводе,
а в обстановке частной жизни. Они тотчас же разбились на отдельные круж-
ки и оживленно заговорили. Говорили о зажигалках.
- ...Такой штамп изобресть безусловно можно, - слышались убежденные
слова старика в одной группе.
- ...Штамп, - донеслось это же слово из другой.
- Штамп... штамп... - повторялось это слово по всем углам квартиры.
Вопросом вскоре заинтересовались оба доктора. Это вдохновило речисто-
го Филиппа на самые пространные объяснения.
- Это ведь тоже, как говорится, своего рода, неизвестно что! - пере-
катывался в комнате его бойкий голосок, когда он, отвечая на вопросы
докторов, старался говорить с ними по-ученому. - Зажигалка! Каждый ее
имеет, каждый ее носит в кармане, но не каждый имеет об ней правильное
понятие! Многие, даже очень многие, в особенности люди сильно ученые,
вот хотя бы взять вас, докторов, думают, что зажигалки, это изобретение
науки, развитие промышленности, техника, оптика, диабет, нумизматика! А
если на этот вопрос взглянуть, как следует, серьезно, практически, то
окажется, что никакой заслуги перед наукой тут нет. Наоборот! Зажигалки
- это просто всеобщее помешательство рабочих-металлистов, болезнь, эпи-
демия, бороться с которой не в силах оказалось даже государство!
- Правильно! - с добродушным смешком загудели изо всех углов метал-
листы. - Так оно и есть!
- Дураки! - обратился к присутствующим Филипп. - Зажигалками хотят
побить спички! Разве это мыслимо? Разве в здравом уме на зажигалку можно
смотреть, как на серьезную вещь? Это скорей забава для детей: вот нет
ничего, а вот огонь, и без спички! Для детей это своего рода китайский
фокус, игрушка, рождественский подарок с елки. Но мы же все-таки не де-
ти! "Самостоятельность", "самостоятельность"! Они помешались на "самос-
тоятельности"! Хотят стать выше людей, отбиться от кучи, от всеобщего
стада, - какие умники! Но только нет, не отобьются!
- Дядя Филипп, - раздался обиженный голос одного металлиста: - а раз-
ве вы не делаете зажигалки?
- Как же! - вскричал Филипп и подпрыгнул, и завертелся, стоя на месте
и жестикулируя. - Делаю, очень делаю! Я не скрываю! И если бы люди узна-
ли, какие я все время терплю на зажигалках убытки, как я на зажигалках
раздеваю невинное семейство, меня давно бы связали и тоже отправили в
сумасшедший дом! Вы думаете, один Афанасий на зажигалках сошел с ума?
Все! Я первый! У меня у первого вот уже два года нет сну! А вот в этой
комнате перед нами сидят, по крайней мере, десять старых, можно сказать,
заслуженных мастеровых, посмотрите на них, послушайте, о чем они гово-
рят, разве это не сумасшедшие?!
В комнате раздался взрыв общего смеха, особенно хорошо смеялись оба
доктора. Один из них, специалист-психиатр, ловил каждое слово Филиппа с
таким острым вниманием, с такой лихорадочной жадностью, точно случайно
вдруг увидел перед собой всемирно известного великого ученого, о котором
раньше только слыхал.
- Подумайте сами! - указал рукой Филипп на заслуженных металлистов. -
Проработали на заводе, как люди, по тридцати лет, нажили кое-какое, хотя
и небольшое, состояние, считались рабочими первой руки, получали по пер-
вой категории, а потом взяли и сошли с ума: начали днями и ночами ковы-
ряться в квартире с зажигалками, разорять дом, изводить жен, уродовать
детей, и все ждут какого-то сумасшедшего случая, когда зажигалки их враз
подымут! Хотел бы я увидеть хотя одного металлиста, который бы продавал
зажигалки не в убыток себе! И это, несмотря, что медь у всех краденая!
Вы, доктора, и прочие люди науки, когда видите перед собой очень краси-
вую фигурную зажигалку, наверно думаете: вот какие хорошие заграничные
фабрики зажигалок пооткрывались! Ничего подобного! Никаких фабрик зажи-
галок нигде не пооткрывано! Этот товар работается вручную! Если бы вы
хотя раз посмотрели, каким путем из куска меди получается зажигалка, вы
бы решили, что зажигалки делают сумасшедшие мученики, и если бы вы не
были очень сильно ученые и если бы у вас не была потерянная совесть, вы
бы первые вышли на площадь и разбили свою зажигалку о мостовую с тем,
чтобы больше никогда ее в руки не брать! Вы думаете, это медь? Это не
медь, не металл, это наши слезы, это крик души рабочего-металлиста!
- Ооо!.. - волной покатилось одобрительное гудение заволновавшихся
матерых мастеровых. - Ооо!.. Верно!.. Верно!..
- Я извиняюсь, - перебил Филиппа врач-специалист, держа записную кни-
жечку в руках и карандаш. - Если вы так хорошо сознаете и разори-
тельность работы над зажигалками, и все безумие этого дела, отчего же вы
тогда не бросите эту работу?
- Бросить нельзя, - сделал убежденный жест Филипп.
- Отчего же?
- Вещей жаль. У меня весь инструмент, вся мастерская, вся квартира,
весь дом, весь двор, вся семья, жена и все дети, - все подогнано под за-
жигалки! Неужели все это бросить? Да и сам я уже вроде как ни на что
другое не способен... Правда, я, как хороший мастер, все-таки нахожусь в
лучшем положении, чем они, потому что я в последнее время почти что уже
совсем изобрел такой пресс, который будет штамповать сразу готовые зажи-
галки. Если бы не этот пресс, конечно, я тоже давно бы сошел с ума. Меня
этот пресс очень должен спасти!
- Теперь пора, - тоном гипнотизера вдруг произнес врач-специалист, не
спуская внимательных глаз с Афанасия, который перекинул через плечо ме-
шок, надел картуз и тихонько выходил во двор.
По знаку доктора несколько человек пошли вслед за Афанасие незаметно
окружили его, усадили вместе с собой на поджидавшую на улице линейку...
Филипп, со слезами на глазах, распоряжался возле линейки:
- Дань, держись ближе к отцу, чтобы он все-таки видел своих! Возьми
его под руку! Маша, теперь не плачь, теперь не время! Груня, не забудь
отблагодарить доктора!
Линейка тронулась, оторвалась от домика, в котором Афанасий родился и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг