- Отчасти ты прав. Дурачусь, но здесь все дурачатся. Я не знаю, какой
болван назвал этот остров краем благоухающей радости, я бы его определил
как место коллективного сумасшествия. Здесь все сходят с ума, и каждый
старается сделать это самым необыкновенным образом. Мое легкое
помешательство, которое тебя так развеселило, выглядит довольно бледным на
фоне ярких достижений здешних завсегдатаев, но меня оно вполне устраивает.
Я приехал сюда отдохнуть и поблаженствовать... Ты с дороги ничего не
хочешь выпить?
- Нет, спасибо.
- Смотри... А древние владыки, нужно отдать им должное, умели нежиться.
Эта привычка вырабатывалась у них веками.
- И ты решил воспользоваться опытом прошлого?
- А почему бы нет? Тебе никогда не приходило в голову, что для безделья
подходит далеко не всякий костюм?
- И ты считаешь?..
- Попробуй, если не веришь. Этот на первый взгляд дурацкий хлерикон
приспособлен идеально, в нем физически ощущаешь наслаждение жизнью.
- Ладно, может, ты и прав. Сейчас мне не кажется все это смешным...
Пригляделся немного. Так ты и мне посоветуешь вырядиться в нечто
невообразимое?
Конд поднялся на ноги и, пройдясь по комнате, взял в руки фигурку
спящего Орипасы.
- Как хочешь, я тебе своего мнения не навязываю. Возможностей здесь
множество, все определяется вкусом и... - Конд подбросил статуэтку в руке,
- ...наличными деньгами. Сколько у тебя осталось?
- Четыре тысячи ти.
Он причмокнул:
- М-да, дорогое это удовольствие иметь живого отца, дешевле хранить о
нем светлую память... Впрочем, хватит, я за это время спустил около двух
тысяч, а что касается советов, за которыми ты пожаловал... могу дать два.
Первый - проведем эти дни раздельно, мы еще достаточно успеем надоесть
друг другу в экспедиции.
- Согласен.
- И второй - заведи себе подругу.
- Что?
- Ничего. Ты не смотри на меня так. Запомни, дружище, что нет скучнее
занятия, чем в одиночестве тратить деньги, поверь моему скромному опыту.
Я... да что там, голодать и то одному легче! А женщины, - тут Конд
оживился, - удивительные это создания! Присутствие их придает остроту
ощущениям, словно хорошая приправа, которая облагораживает и делает
восхитительным самое посредственное блюдо.
Я рассмеялся, но он, не обращая внимания, продолжал с прежним пылом:
- Да, да, поверь, дружище. Странные и непонятные эти создания. Они
могут быть то безумно расточительными, эффектно и с треском выпуская на
ветер с трудом добытые деньги, то тошнотворно бережливыми. Вот мы и
обращаемся к ним, когда нам нужно или приумножить или промотать содержимое
своего кошелька. Истратить - дело, казалось бы, простое, но выполнить его
с чувством, с толком... О-о!.. Не легко!
Вот я тебе и рекомендую... э... стимул.
- А ты сам?
- Не беспокойся, средство апробировано. Ласия! - позвал он.
В соседней комнате послышался легкий шум, и через минуту в открытой
двери появилась молоденькая девушка высокого роста с гибкими грациозными
движениями и красивым лицом. Ее одежда, выдержанная в том же древнем
стиле, состояла из полупрозрачных тканей, единственным назначением которых
было подчеркивать линии и формы прекрасного тела. На иллюстрациях и
картинах художников такой наряд выглядел привлекательно, но в обычных
условиях казался чересчур откровенным.
- Моя вдохновительница, - отрекомендовал Конд.
- Антор, - представился я.
Она наклонила голову и сделала приветственный жест. Мне стало неловко.
Неловкость порождалась излишне вольным одеянием Ласии и тем разговором,
который мы вели с Кондом в ее присутствии. Он не предназначался для
женских ушей.
Почувствовав себя неуютно в создавшейся атмосфере, я стал собираться.
- Уже уходишь? - спросил Конд.
- Да.
- Что так рано?
- Последую твоим советам незамедлительно. Сейчас исполню первый -
поселюсь подальше от тебя.
Конд прищурился:
- А как насчет второго?
Оставив этот вопрос без ответа, я распрощался и вышел.
8
Вспоминая сейчас обстановку, царившую в Хасада-пир, я испытываю
какое-то брезгливое чувство, словно меня окунули в нечистоты. Тогда это
воспринималось не так остро, а если быть откровенным с самим собой, то
зачастую просто отступало на последний план. Покоренный восхитительной
природой, которая окружала и подобно ширме отгораживала меня от теневых
сторон действительности, загипнотизированный комфортом и удобствами,
сопутствующими каждому шагу, я как-то не замечал или не хотел замечать,
что вся эта роскошь и доступность любых мыслимых удовольствий тяжелым
бременем давит на плечи других.
Память почти всегда окрашивает прошедшее в теплые тона
привлекательного, вероятно, потому, что прошлое неповторимо, а может быть,
просто таково свойство человеческой памяти, хранящей в себе лишь светлые
детали пережитого. И только сознание способно оценить все критически, но
как мало значит сознание в формировании нашего настроения! Мы знаем, что
смертны, но не огорчаемся и бываем веселы, мы отдаем себе отчет в том, что
не все прожитые дни были радостны, но вспоминаем о них с сожалением и
теплом.
Вот и сейчас, возвращаясь к тому периоду моей жизни, я только в
нескольких строках отмечаю мрачный фон окружавшей меня действительности и
цепляюсь в своих воспоминаниях лишь за светлое и радостное - за часы,
проведенные вместе с Юрингой.
Юринга! Где она теперь и что с нею? Мое чувство к ней я пронес сквозь
холод и мрак бесконечного расстояния, и оно до сих пор согревает меня
здесь, вселяя непонятную надежду на возвращение. Словно оттого, что Юринга
существует, мир стал ко мне добрее и отзывчивее. Наивна и запутана душа
человека! Я не хочу думать о том, где и как мы встретились. Мы встретились
там, этим достаточно сказано; нас свела моя прихоть и ее зависимое
положение, и все это вначале было отмечено грязной печатью морали и нравов
бесчеловечной страны "благоухающей радости".
Наш первый вечер...
Мы вышли прогуляться в парк. Солнце уже склонялось над горизонтом, с
моря тянул прохладный ветерок. Она зябко куталась в легкую накидку и
молчала.
Молчала.
Ее молчание угнетало меня. И без того после происшедшего днем мне было
тошно и стыдно. Несмотря на всю мою неопытность в подобного рода встречах,
я подсознательно угадывал в ней что-то отличавшее ее от тех легкодоступных
женщин, с которыми изредка имел дело. Это чувствовалось в манере
держаться, в тоскливом взгляде, который она изредка бросала на меня, в
брезгливом, старательно скрываемом отношении к своему положению не
принадлежащего себе человека. Я шел медленно и тоже молчал, не зная, как
рассеять тягостную отчужденность, возникшую между нами, досадовал на
самого себя, проклинал весь мир, Конда, и временами...
ее, Юрингу. По-видимому, для человека не до конца потерянного
порядочность другого бывает так же неприятна, как неприятен всякий укор
совести.
- Юринга!
Она медленно повернула голову и посмотрела на меня. В сумерках зрачки
ее глаз расширились и от этого взгляд казался еще более печальным.
- Слушаю вас, мазор-са.
- Юринга, тебе... не холодно? - Я не придумал ничего более уместного.
- Нет, не холодно.
- Может быть, пойдем в плис-павильон, там сегодня...
- Мне все равно.
- Ты бы могла быть любезнее... - Меня начал раздражать ее тон. - Если я
тебе неприятен, скажи...
- А что от этого изменится? Вы отправите меня с жалобой и возьмете себе
другую, нас здесь много...
Она на мгновение замолчала, но тут же заговорила снова, уже совсем по
другому:
- Простите меня, мазор-са, это так, настроение. Что вы хотели мне
сказать?
- Юринга, - я постарался смягчить свой голос, - не называй меня
мазор-са, у меня есть имя, меня зовут Антор, Антор, слышишь?
Она повернула ко мне голову:
- Да, я слышала где-то это имя.
- Еще бы, - мрачно ответил я, почувствовав себя снова уязвленным, - не
далее как сегодня я сообщил его тебе.
- Нет, раньше, я слышала его где-то раньше. Наверное, встречала в
вестнике.
По лицу ее пробежала тень.
- Да, в вестнике. Вы богатый человек, а пишут всегда о богатых. Бедных
не замечают, а если и пишут, то только тогда, когда им неожиданно
посчастливится разбогатеть.
Я ничего не ответил. Какое-то дурацкое самолюбие, ложная гордость или
мелкое тщеславие, не знаю, как еще охарактеризовать это чувство, помешали
мне сказать ей, что я вовсе не так богат, как другие бездельники,
населяющие Хасада-пир.
Щегольская одежда и роскошное убранство моего временного жилища надежно
маскировали мою бедность, и, конечно, она не представляла себе, что я был
такой же бедняк, как и она сама, с тем лишь отличием, что на меня
неожиданно свалился заработок за много времени вперед, который я
проматывал с бездумным расточительством.
Разговор наш по-прежнему не клеился. Мы молча шли вперед. Дорожка,
которая вела нас, сузилась, и стебли растений доставали иногда до лица,
приходилось отводить их рукой, чтобы проложить себе дорогу.
Я вспомнил Ласию, которую видел у Конда. С тою, наверное, было бы
проще. Подумав о ней, я стал сравнивать ее с Юрингой. Ласия была, пожалуй,
красивее, определенно красивее, но что-то было в ее красоте такое, что
привлекало лишь ненадолго. Ей не хватало мягкости и обаяния Юринги, чья
красота не бросалась в глаза сразу, а разгадывалась постепенно, черточка
за черточкой и поэтому всегда была свежей, новой и неизвестной.
- Что вы так смотрите на меня... Антор?
- Тебе, правда, не холодно?
- Чуть-чуть.
- Может быть, все же зайдем куда-нибудь?
- Как хотите.
- Я хочу, чтобы ты захотела чего-нибудь.
- Мои желания, увы, невыполнимы даже... - Она замолчала.
- Ты хочешь сказать, с моими деньгами? Не надо, лучше выскажи пожелания.
Она грустно улыбнулась. В сгустившихся сумерках смутно вырисовалась ее
стройная фигура. Я нерешительно обнял ее за плечи и почувствовал, как она
вздрогнула от моего прикосновения.
- Пойдем, Юринга, куда-нибудь, где много людей, тебе нужно отвлечься.
Она взглянула на меня:
- Вы странный, Антор.
- Чем же?
- Так.
Помолчала.
- Мне можно быть с вами откровенной?
- Да, конечно. Тебя что-нибудь угнетает?
- Да.
- Что именно?
- Вы!
- Я!?
Последовала неловкая пауза.
- Вы не сердитесь, - рука ее коснулась моей, - я не хотела вас обидеть,
поймите меня правильно...
- Чего уж там, - пробормотал я, - но... разве я хуже других?
Договаривай, если начала.
- Нет. Наоборот... лучше, поэтому и тяжело. С вами я снова чувствую
себя человеком, а быть человеком в моем положении...
Дорожка закончилась тупиком, в котором стояла тесная скамейка.
- Не хочешь отдохнуть?
Она отрицательно покачала головой. Мы повернули и пошли обратно. Под
ногами шуршали камешки.
- Почему ты решила, что я лучше?
Грустная улыбка скользнула по ее губам.
- Не решила. Это видно, Антор, и кроме того я женщина, а женщины
сильнее чувствуют. Я здесь... не первый день и многое научилась понимать.
Вы думаете, это было незаметно, как вы стыдились самого себя, говорили мне
из-за этого резкости, хотели казаться хуже, чем вы есть? Или... вот только
что вы обняли меня, вы сделали это... простите... неловко. Но как хороша
эта неловкость!
Она протянула из-под накидки руку и быстрым движением сорвала головку
едва распустившегося лироса.
- Отпустите меня, Антор... Найдется кто-то другой, с кем я забуду, что
я человек. В обществе зверей проще чувствовать себя животным... а так
тяжело... и вам со мной тоже трудно...
Юринга споткнулась и уронила накидку. Я поднял и молча протянул ей.
- Спасибо... если хотите, - голова ее повернулась ко мне, - я подыщу
вам девушку, с которой будет легче - такие есть.
- Замолчи!
Я схватил ее за плечи и повернул к себе.
- Ты...
- Я вас обидела? - Она смотрела мне прямо в глаза.
- Прости, Юринга, - пальцы мои постепенно разжались, - это так...
вспышка, сейчас пройдет.
Мы стояли возле ярко освещенного здания. Здесь сновали люди.
- Уйдем отсюда.
- Хорошо, уйдем.
Она покорно следовала за мной. Я остановился около свободной машины и
открыл дверцу:
- Поедем?
- Куда?
- Просто так, тебе холодно, а здесь тепло, и потом... мне хочется тебе
что-то сказать.
- Хорошо, поедем.
Мы забрались на мягкие сиденья и включили отопление. Не зажигая плафон,
я нащупал щиток автоуправления и ткнул первую попавшуюся маршрутную
кнопку. Машина тронулась, неся впереди себя яркий сноп света. Приятно
покачивало. Я первый нарушил тишину:
- Ты просишь отпустить тебя, Юринга, и предлагаешь взамен...
- Простите, Антор...
- Да нет, я уже не сержусь. Отец был прав, когда называл меня...
Впрочем, не то я говорю. Я не хочу отпускать тебя, Юринга, не хочу.
Она отодвинулась.
- Я приехал сюда совсем ненадолго, и мне хочется отдохнуть, просто
отдохнуть.
Мне не нужны эти сногсшибательные аттракционы, хватит с меня и моих
сегодняшних впечатлений. Здесь есть чудесные уголки, ты знаешь, в них
грустно быть одному...
Хочешь, будем вместе?
- Как вместе?
- Так. Представь, что ты приехала сюда вместе со мной, как приезжают
другие, как приехал я сам, приехала отдыхать... Я не стану от тебя ничего
требовать, ничего, понимаешь? Будь просто человеком, таким человеком, как
тебе хочется. Я проведу здесь еще шесть дней, пусть они будут и твоим
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг