Юрий Нестеренко
Исполнитель
Снова ночная смена... Мне нравится работать по ночам. Многие
мои коллеги жалуются на ночную работу, посмеиваясь, что она роднит
их с нашими клиентами, но я люблю это время суток. Я часто вспоми-
наю ночи моей молодости, ту интереснейшую эпоху, когда дряхлеющий
имперский орел еще простирал свои крылья от океана до океана, но
воздух был уже пропитан духом революции. Мы с моими однокурсниками,
бывало, просиживали до рассвета у кого-нибудь на квартире, а летом -
на даче или в имении, споря о политике, истории, философии - да бог
весть о чем еще. Я вспоминаю эти горящие глаза, вдохновенные лица...
Я издевался над их восторгами, а они называли меня занудой и упре-
кали за неверие в светлую силу разума. "Через десять лет!..." - го-
ворили они мне. Да, через десять лет они увидели, кто был прав. Соб-
ственно, многие увидели и раньше. Но было поздно.
Мой теперяшний тесный кабинет со всегда задернутыми шторами и
тяжелой настольной лампой - единственным источником света - мало
похож на просторные веранды тех давно сожженных имений. И по ночам
я веду теперь совсем другие разговоры - вообще говоря, довольно
скучные, но работа есть работа.
Я подвинул очередное дело в круг света, отбрасываемого лампой.
Папка пока еще тонкая - заполнить ее предстоит мне... разумеется,
совместно с клиентом. Ну-с, кто там у нас? Ага, типаж довольно ха-
рактерный, хотя в последнее время все более редкий. Аполитичный ин-
теллигент, из тех, чей лозунг - "мы служим не режиму, а Отечеству".
Ну что, друг любезный, дослужился? Я с интересом отметил, что он
окончил тот же университет, что и я. Мы могли встречаться... Я еще
раз посмотрел на фотографию в деле. Нет, не помню. Впрочем, у меня
вообще отвратительная память на лица. Я нажал кнопку звонка.
Он вошел в кабинет, все еще неуверенно ступая в ботинках без
шнурков. Сутулая фигура, длинное бледное лицо... Внешность вполне
типичная. Для полноты картины не хватало только очков и бородки
клинышком. Но бородки не было, а была трехдневная щетина, разбитая
губа и синяк под глазом. Отлично, значит, он уже знаком с нашими
методами.
-Садитесь, - сказал я. Он опустился на краешек стула, явствен-
но подавив в себе желание сказать "благодарю".
-Я ваш следователь, - продолжал я голосом тусклым и бесцветным,
как обычно.
-В чем меня обвиняют? - в его тоне уже не было гонора, обычно-
го для тех, кого взяли только что, но еще ощущалась готовность к
борьбе.
-Неужели вы думаете, что мне доставляет удовольствие повторять
банальности? Типа "здесь вопросы задаю я". Ну в чем мы можем обви-
нять? Разумеется, в контрреволюционной деятельности.
-А к... конкретно?
-Ну вы же умный человек, - я поднял глаза от дела и взглянул
на него. -Придумайте сами, что вам больше по душе.
-То есть как?! - прямо-таки взвился он. -Вы с таким цинизмом
признаете, что за мной нет никакой вины?
-По-вашему, лицемерие лучше, чем цинизм? - усмехнулся я. -И
запомните - невиноватых людей нет. Кажется, что-то подобное есть
и в Библии?
-Вы же атеисты.
-Вы знаете, отнюдь не все. Я лично знаю солдат из расстрельной
команды, верующих самым простонародным образом. Но дело не в этом,
а в том, что полезные вещи надо брать отовсюду, в том числе и у
врагов. А у церкви есть чего взять. Например, в нашем деле весьма
полезен опыт инквизиции...
-Вы пытаетесь меня запугать?
-Я просто объясняю вам ситуацию. Постарайтесь не смотреть на
меня, как на врага - мы партнеры, делающие общее дело. Я предлагаю
вам взаимовыгодную сделку. Подпишите все, что надо, сделайте это
прямо сейчас. Мне это сэкономит время, а вас избавит от массы не-
приятных ощущений.
-Я не буду ничего подписывать.
-Будете. Можете поверить моему богатому опыту. Весь вопрос в
том - когда и в каком состоянии. Знаете, у нас есть поговорка -
"нет несгибаемых подследственных, есть плохие следователи". Я хо-
роший следователь, во всяком случае, так считает мое начальство.
И мне вовсе не доставит удовольствия выбивать у вас признание - ни
морального, ни, как вы могли подумать, сексуального. Я не кровожад-
ный маньяк, какими вы нас считаете. Но если вы меня вынудите - я
позабочусь о том, чтобы вам было очень больно. Я знаю, как сделать
так, чтобы боль все время нарастала, а человек не мог ни свыкнуться
с ней, ни потерять сознание. Боль может длиться часами... сутками...
неужели вы этого хотите? И ведь главное - результат-то будет тот
же самый.
-А если я подпишу, вы меня расстреляете.
-Скорее всего. Возможны, конечно, и 15 - 20 лет лагерей, но
я не думаю, что это лучше. Это, знаете ли, для быдла... а человеку
умному и образованному там... - я покачал головой.
-Я никак не пойму... - медленно сказал он, - вы говорите серь-
езно или издеваетесь?
-Знаете, с вами я как раз говорю серьезно, - честно ответил я.
-Я ужасно устал от всей этой демагогии про партию и врагов... Вы бы
видели, что за публика проходит через мои руки... Обыватели, неспо-
собные связать двух слов от страха и глупости. Подпольные дельцы и
спекулянты, только и умеющие, что сулить деньги за свое освобожде-
ние. Кадровые военные и бывшие аристократы, поначалу готовые лоп-
нуть от презрения к нам, а потом ползающие на коленях и умоляющие
дать им подписать что угодно. Но хуже всего, разумеется, революци-
онеры. Вот уж, воистину, маргинальная публика. Мне кажется, они во-
обще не способны ни думать, ни говорить по-человечески. Вообразите
себе: революция отправляет их на расстрел, а они вопят "Да здрав-
ствует революция!" Мне порой кажется, что это не люди, а какая-то
дегенеративная мутация... Нет, побеседовать с цивилизованным чело-
веком вроде вас - это большая удача.
-Не могу сказать, что разделяю удовольствие от нашей беседы,
- усмехнулся он.
-Ну разумеется, я понимаю... Инстинкт самосохранения и все
такое... Но, кстати, вам не приходило в голову, что, прежде чем
отнять у клиента жизнь, мы многое даем ему? Мы позволяем человеку
почувствовать свою значительность. Кем он был прежде? Винтиком,
червяком, ничтожеством. А кем делаем его мы? Грозным и могучим за-
говорщиком, угрожающим первым вождям революции... да что там - са-
мой революции, которой боится весь мир! Весь мир боится революции,
а революция боится его, этого вчерашнего винтика - боится настоль-
ко, что вынуждена ликвидировать как можно скорее. И, между прочим,
мы не просто даем клиенту иллюзию - мы даем ему реальную власть,
власть над чужими судьбами и жизнями. Своими показаниями он может
уничтожить практически кого угодно. И, надо сказать, люди охотно
пользуются этой возможностью, так что у нас всегда полно работы.
Ну да, впрочем, все это лирика, а нам нужно работать, - я подвинул
ему бумагу и ручку. Он посмотрел на меня.
-Никаких шансов?
-Ни малейших. Вы понимаете, после того, как за вами пришли,
обратной дороги уже нет. Расценивайте это как стихийное бедствие.
-Всю жизнь считал самым обидным погибнуть от стихийного бед-
ствия, без всякой вины.
-Ну, это вы бросьте! Я уже говорил - все люди виноваты, а вы,
быть может, больше других. Вы не помните меня?
-Ннет, не припоминаю.
-Я вас тоже, а ведь мы учились в одном университете. И я хоро-
шо помню таких, как вы, в молодости. Все эти разговоры о всеобщем
равенстве и справедливости... Ведь вы приветствовали революцию! Да?
Или нет? Если нет, то почему вы не боролись против нее с оружием в
руках? Где были ваши принципы? Вы привели нас к власти, а теперь
говорите, что за вами нет никакой вины!
Он молчал. Затем произнес, глядя в стол:
-Я... служил не власти, а...
-А Отечеству? Знаем, знаем. Слышали не раз в этом самом каби-
нете. Только не приходила вам в голову простая мысль, что каково
отечество, такова и власть в нем? Давайте пишите, милостивый госу-
дарь!
-Что писать?
-Что хотите. Шпионаж, диверсии, контрреволюционная пропаган-
да... Могу вас заверить, что приговор не зависит от конкретных пун-
ктов. Не забудьте указать пять фамилий сообщников. Можно больше.
-Что? - он растерянно смотрел на меня.
-Что слышали. У вас есть редкая возможность свести счеты с
вашими врагами. Смелее, вспоминайте, кому вы хотите отомстить.
Он решительным жестом отодвинул бумагу.
-Я не подлец!
-Ну вот, опять начинается... Да поймите вы, наконец, где вы
находитесь. Система уже сожрала вас, вы уже фактически на том све-
те, по ту сторону добра и зла... Я иду вам навстречу, не заставляю
оговаривать ваших близких, а предлагаю поквитаться с врагами - а
вы строите из себя институтку.
-Я одного не могу понять, - сказал он, глядя мне в глаза,
- зачем?
-Обычно людей в вашем положении волнует вопрос "почему", -ус-
мехнулся я. -"Почему именно я?" А на вопрос "зачем" им наплевать...
Меж тем вопрос "почему" в данном контексте неуместен. Потому что
сегодня ты, вчера другой, завтра третий... Система. Заурядный жи-
тель Империи просто не представляет себе истинных масштабов тер-
рора... пока за ним не придут.
-Житель Республики, вы хотели сказать.
-Я хотел сказать то, что сказал. Но вернемся к вашему вопросу
"зачем". Дело в том, что он точно так же неуместен. Зачем бациллы
чумы губят организм больного? Им это невыгодно, они разрушают соб-
ственный мир, однако они это делают. Посмотрите, что творится. Стра-
на охвачена истерией кровавого безумия. Жены доносят на мужей, дети
на родителей. Толпы с траспарантами требуют смерти, смерти, смерти.
Смерть изменникам! - орут ораторы. Толпы аплодируют. Наши люди тут
же, не таясь, уводят людей из этой же толпы - аплодисменты все гром-
че. Стоит кому-нибудь из этих кровавых маньяков, я имею в виду вож-
дей, открыть рот - начинается истерика восторга. Меж тем сами вожди
день и ночь трясутся от страха перед Верховным, а он точно так же
трясется от страха перед ними и поэтому старательно и регулярно
уничтожает их и набирает новых. И при этом от желающих сунуть го-
лову в петлю и занять высокий пост нет отбоя! А вы говорите "за-
чем"... Это агония, это вакханалия - называйте как хотите, но не
ищите здесь логики.
-По-вашему, даже на верху нет никакого логичного плана?
-Разве бациллы чумы обладают разумом? Впрочем, даже если бы
и обладали - это ничего бы не меняло. Им может казаться, что они
борются за сохранение личной власти или даже, чем черт не шутит,
действительно за общество всеобщего братства... Все равно они ос-
таются бациллами чумы и делают свое чумное дело.
-Но вы? Зачем вы во всем этом участвуете? Вы же сами говорите,
что насилие не доставляет вам удовольствия. Вы же могли эмигриро-
вать в начале революции... Или вы тоже не предполагали, что все так
кончится?
-Как раз я-то знал это с самого начала! И, по мере своих скро-
мных сил, помогал и помогаю именно такому развитию событий. Вы же-
лаете объяснений? Извольте. Я служу системе не ради материальных
благ и даже не ради личной безопасности. Мною движет идея - вы удив-
лены, не правда ли? Меж тем это так... Я с юности увлекался истори-
ей и еще тогда понял, что наше столь любезное вам Отечество, наша
Империя - ничто иное, как мировое зло. Всякая империя есть зло, а
в особенности такая грандиозная, как наша. Чем больше людей, тем
труднее им договориться мирно; чем больше страна, тем больше наси-
лия и подавления требуется для управления ею, тем больше нивелиру-
ется отдельная личность ради абстрактных интересов нации. Это же
грандиозное надувательство - у человека отбирают все и взамен всу-
чивают ему красивую байку о великой державе, которой он якобы дол-
жен гордиться. Чем гордиться? Тем, что его страна - динозавр с чу-
довищной тушей и крохотным мозгом? Бесчисленными и бессмысленными
войнами, несущими зло всему миру, гигантские потери в которых на
фоне необъятной Империи остаются незамеченными? Полным произволом
чиновников, пользующихся тем, что в такой огромной стране центр в
принципе неспособен уследить за ситуацией на местах? Тем, что инер-
ция этой чудовищной туши гасит любые прогрессивные импульсы? Нако-
нец, тем особым типом человека-винтика, агрессивно-покорной посред-
ственности, который веками культивируется в империях? Нет, с этим
монстром следовало покончить, пока он не подмял под себя весь мир -
а промышленная революция еще более, чем военная мощь, делала такую
перспективу реальной. Но беда в том, что чудовище такого масштаба
невозможно уничтожить извне. Даже в прежние времена Империя отража-
ла все иноземные нашествия, а теперь и подавно выстояла бы против
всего мира. Следовательно, погубить Империю можно было только из-
нутри. К счастью, динозавры сами несут в себе свою гибель. Неэф-
фективность управления, неспособность быстро реагировать на изме-
нения ситуации создали затяжной кризис, разрешившийся революцией.
Я знал, что революция никоим образом не достигнет декларируемых це-
лей свободы и справедливости. Я знал, что революционное правитель-
ство, пришедшее к власти под лозунгами свободы, развернет такой
террор, который не снился даже в кошмарах ни одному императору.
Я знал, что народ, еще вчера готовый растерзать офицера полиции
за то, что тот обратился на "ты" к задержанному, теперь снесет все
мыслимые и немыслимые унижения и издевательства и покорно пойдет
на бойню, прославляя своих убийц. Я знал, что так называемая Рес-
публика есть ничто иное, как самый безумный, самый маргинальный
вариант Империи, в которой все ее пороки доведены до предела, до
абсурда! И я пошел служить революции. Потому что Империя наконец-то
вступила в стадию коллапса, самоуничтожения. И я отдаю все силы,
способствуя ее полной и окончательной гибели.
Он молчал, переваривая услышанное. Почему-то даже умные люди
нередко неспособны понять, что свою родину можно ненавидеть, не-
навидеть страстно - и вовсе не из-за каких-то личных обид, а из-за
той угрозы, которую она представляет для человечества.
-Вы хотите разрушить государство, - сказал он наконец, - но
вместо того, чтобы бороться с властными структурами, уничтожаете
обычных людей.
-Вы ничего не поняли, - вздохнул я. -Властные структуры - это
вторично, это не имеет никакого значения. Империя есть раковая опу-
холь человечества. И она должна быть уничтожена полностью, до по-
следней злокачественной клетки.
-Вы хотите сказать, что каждый человек...
-Да. Каждый, рожденный и воспитанный в Империи, несет на себе
печать проклятья. Лишь очень немногие нашли в себе силы и желание
освободится от этого имперского наследия, большинство из них уже
за границей.
-Неужели вы рассчитываете уничтожить всю нацию?! - он смотрел
на меня, как на сумасшедшего.
-Система уже уничтожила миллионы, не встретив ни малейшего со-
противления, - проинформировал его я. -Даже те, кому уже нечего те-
рять, покорно выполняют приказания расстрельной команды. Я же гово-
рю - это безумие, это агония. Маховик террора будет раскручиватся
и дальше, и ничто не сможет его остановить. Конечно, речь не идет
о физическом уничтожении до последнего человека. Но на каком-то
этапе Империя окажется настолько обескровлена, что рассыплется, и
ее остатки будут ассимилированы соседними народами. Имперская нация
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг