Джордж Райт
Абстиненция
Больше всего на свете Питер Джордж Вейнард любил читать.
Собственно, в его жизни было два устойчивых больших чувства:
любовь к книгам и нелюбовь к людям. Первое было сильнее, зато вто-
рое проявилось раньше. Еще до того, как маленький Питер научился
не просто складывать буквы в слова, но и погружаться целиком в опи-
сываемый этими словами мир, он уже смущал своих родителей, наотрез
отказываясь ехать в одном лифте с соседями по дому. Разумеется, в
условиях большого города подобное недоверие ребенка к чужим можно
только приветствовать; однако Питером двигала вовсе не осторож-
ность, а именно неприязнь к этим большим, скучным и, как тогда уже
начал подозревать мальчик, чрезвычайно глупым существам. Он не ждал
от них ничего хорошего; даже если они угощали его конфетой (разуме-
ется, с согласия миссис Вейнард), то лишь затем, чтобы услышать в
ответ его "спасибо", точно он был дрессированной собачкой (они обо-
жали собачек и прочих безответных тварей; вообще удивительно, до
чего сходно люди относятся к детям и домашним животным - в любом
парке каждый вечер можно услышать "Иди к мамочке!", адресованное
какой-нибудь болонке). То, что они сами были глупыми, составляло
еще полбеды: хуже, что они и его, Питера, считали глупым и вели
себя с ним соответствующе, задавали глупые вопросы и учили его глу-
пым правилам, лишенным всякой целесообразности. Питер не знал еще
слова "целесообразность", но прекрасно понимал, что нет никакого
смысла разговаривать, если тебе нечего сказать; отвечать на вопрос,
заданный без всякого интереса; здороваться с теми, до кого тебе нет
никакого дела и кому нет дела до тебя. От них, этих скучных существ
с их бесконечными разговорами, в которых они обсуждали друг с дру-
гом очередной телесериал или перемывали косточки себе подобным,
исходили все запреты и ограничения: из-за них нельзя было бегать
по квартире, громко кричать, ложиться спать и вставать тогда, когда
хочется, а не когда они велят; из-за них надо драть волосы расчес-
кой и вообще "выглядеть прилично", чтобы им было приятно на тебя
посмотреть, в то время как их совершенно не заботит, приятно ли
тебе смотреть на них. Они ерошили Питеру волосы и целовали его, а
бедный мальчик лишь украдкой морщился, не решаясь сказать, как ему
противно.
Таково было отношение юного Вейнарда к взрослым; однако когда
он пошел в школу, то понял, что дети гораздо хуже. Впрочем, в этом
не было ничего удивительного: ведь это были их дети. Визгливые,
глупые, жестокие. Питер рано понял, в чем состоит основное отличие
ребенка от взрослого: если взрослый хоть как-то прячет темные сто-
роны своей натуры под пленкой пусть лицемерных, но все же общепри-
нятых правил, то жестокость детей не сдерживается и не ограничива-
ется ничем. Питер учился лучше всех в классе и к тому же не отли-
чался физической силой: нетрудно догадаться, что он стал желанной
мишенью детской стаи. Мысль о том, что эти скудоумные троечники,
эти ничтожества, считающие, что часами гонять мяч - это интереснее,
чем читать, дразнят его, Питера, была настолько нестерпимой, что
он мгновенно выходил из себя, к великой радости малолетних садис-
тов. Впрочем, сам Вейнард тоже не был паинькой: он не только с ин-
тересом отрывал насекомым лапки и крылышки, наблюдая за их агонией,
но и регулярно принимал участие в травле своих одноклассников, как
только стая избирала себе новую жертву. Его оружием были не кулаки,
а интеллект: чрезвычайно обидные насмешки, дразнилки в стихах, ка-
рикатуры, которые он рисовал с большим умением. Не раз Питер с удо-
вольствием наблюдал, как очередной его враг ревет в голос, разма-
зывая сопли и слезы по красному лицу; однако нередко объектами его
издевательств становились и те, кто никогда не причинял ему зла.
Но даже и тогда Питер не чувствовал себя частью стаи - она была
лишь его орудием, позволяющим оттачивать остpоумие. Постепенно он
все более противопоставлял себя стае, толпе, коллективу, обществу;
он старался все более дистанцироваться от них, минимизировать, по
мере возможности, свое общение с Чужими. Задолго до того, как он
впервые прочел Сартра, Вейнард пришел к тому же выводу, что и те-
оретик экзистенциализма: ад - это Другие.
И совсем иной мир открывался ему в книгах. Нельзя сказать,
чтобы мир этот был добрым и прекрасным (в общепринятом значении
последнего термина) - нет, там тоже были жестокость и насилие, глу-
пость и борьба - Питер любил остросюжетные книги. Но там, во-пер-
вых, не было этой унылой тоскливой скуки, пронизывавшей все сущест-
вование молодого Вейнарда; и если положительные герои и выглядели
несколько бесцветно, то уж злодеи наделены были изобретательным
умом и особым мрачным очарованием, ничуть не походя на этого жир-
ного ублюдка Тома Виллиса или тупую скотину Боба Хэнка. Во-вторых,
этот мир был абсолютно безопасен для читателя; герои могли сколько
угодно преследовать и убивать друг друга, в то время как Питер Вей-
нард наблюдал за ними, с комфортом лежа на диване с пакетом хрустя-
щего картофеля. Конечно, нельзя сказать, что Питер замкнулся на од-
них только книгах - как и все дети цивилизованного мира, он возда-
вал должное и телевизору, и электронным играм. Однако все это было
не то, дешевка, жвачка для людей без воображения: тем, кто не может
представить себе таинственных джунглей, затянутых гнилым предутрен-
ним туманом, в глубине которого таится Нечто, приходится демонстри-
ровать все это на экране. Однако даже самые дорогие декорации, са-
мый старательно изготовленный в голливудской студии монстр не могут
вызвать той сладкой дрожи, того леденящего холода в животе, какие
возникают от слов "нечто, таящееся в глубине тумана", прочитанных
поздним вечером в полутемной комнате. Реальность, как ее ни при-
украшивай, всегда гораздо тусклее и скучнее воображения; Питер рано
усвоил эту истину.
В этот мир книг, мир, принадлежавший только ему, он уходил
каждый вечер; но было еще утро, отвратительное, тошнотворное утро
с его необходимостью вставать, и был день, который приходилось про-
водить в школе. Так как учеба давалась Питеру легко, учиться ему
было скучно, и скука эта все более развивала его природную лень.
На фоне этой скуки даже общение с одноклассниками казалось порой
не столь непpиятным. Со временем Вейнард понял, что они вовсе не
ненавидят его - они попросту не имеют понятия о чувстве собствен-
ного достоинства и не считают свои дразнилки и приставания серь-
езной обидой. Их зависть, их жестокость были мелочны, как они сами.
С удивлением Питер убедился, что некоторые из них считают его своим
другом. К этому времени он уже научился скрывать свои чувства ради
собственных интересов и поддерживал их в этом заблуждении, в душе
презирая и ненавидя их. Вскоре у него появился еще один повод для
презрения. Приятели, обучившие Питера неприличным ругательствам и
непристойным песенкам, объяснили юному Вейнарду - до той поры со-
вершенно не интересовавшемуся этим вопросом - кое-какие тонкости,
связанные с появлением детей и предшествующим тому действиям. Это
вызвало любопытство Питера, как и всякая новая информация, и он
вновь обратился к книгам. Достав через тех же приятелей пособие
по гигиене половой жизни, мальчик внимательно изучил его. Это со-
бытие имело два последствия. Во-первых, любопытство его было удов-
летворено, и он утратил всякий интерес к предмету. Второе послед-
ствие было более важным. Если раньше Питер полагал, что отврати-
тельная процедура, в которой главную роль играют выделительные ор-
ганы, проводится в сугубо утилитарных целях воспроизводства вида
и, соответственно, не чаще, чем рождаются дети, то теперь он узнал,
что среднестатистический человек занимается этим всю жизнь чуть ли
не каждый день. Ужасу и возмущению Вейнарда не было предела; его
мнение о людях, и без того не слишком высокое, упало стремительней,
чем ненадежные акции в день биржевого краха, остановившись где-то в
глубокой бездне отрицательных величин. Впоследствии, впpочем, пpи-
pода сделала pобкую попытку взять свое: в стаpших классах Питеp
стал pассеянно поглядывать на девочек и даже сходил в кино с двумя
из них, показавшимися ему наиболее умными. Этим, однако, все и ог-
pаничилось: Вейнаpд окончательно убедился, что все это - пустая
потеpя вpемени, не пpиносящая никакого удовольствия, и ни одна жен-
щина не стоит не только хоpошей книги, но даже дешевой бpошюpки.
Из книг он к тому же знал, что женщины пpямо или косвенно повинны
если и не во всех бедах, то, во всяком случае, в большей их части:
слишком много зла совеpшается из-за них. Размышляя на эту тему,
Питеp все больше убеждался в своей пpавоте и глупости обычных лю-
дей, пpидя, в конце концов, от pассеянного интеpеса к искpеннему
непониманию, как это к женщинам можно испытывать что-либо, кpоме
отвpащения. Натыкаясь в книгах на любовные сцены, он досадливо моp-
щился и мысленно pугал автоpа за уступки вкусам толпы.
Поступление в унивеpситет вначале как будто изменило жизнь
Питеpа к лучшему: окpужающие больше не вызывали у него непpиятных
воспоминаний о детстве, да и новые знания казались увлекательными.
Вскоpе, однако, он почувствовал, что коллектив - везде коллектив,
и студенты с их споpтом, девочками и шумными вечеpинками, с их вуль-
гаpностью, жвачками и запахом пива немногим достойнее его пpежних
школьных товаpищей. Доказательство же теоpем и взятие сложных ин-
тегpалов оказалось занятием куда менее интеpесным, чем следование
хитpосплетениям лихо закpученного сюжета. Не следует думать, будто
Питеp читал одни боевики: пеpипетии психологической дpамы занимали
его никак не меньше, чем детективная или фантастическая интpига.
Что касается тpиллеpов, то он пpедпочитал лучшие обpазцы, избегая
тpетьесоpтных дешевок; но иногда пpиходилось довольствоваться и
дешевками. Дело в том, что финансовые возможности Вейнаpда не поз-
воляли покупать книги с той скоростью, с какой он их прочитывал
или, точнее сказать, проглатывал; пользоваться же библиотеками он
не любил - трудно сказать, почему, скорее всего из-за неприязни ко
всему общественному. Поэтому Питер часто одалживал книги у несколь-
ких студентов, которые, как и он, любили почитать, хотя и не в та-
кой степени, как Вейнард. Это продолжалось довольно долго, и со
временем Питер стал воспринимать это как своеобразный налог, взи-
маемый им с нелюбимого человечества. "Хоть какая-то польза от них",
- думал он, открывая в блаженном предвкушении очередную книгу и,
по старой детской привычке, обнюхивая первые страницы. Время от
времени, впрочем, у этого снабжавшего Вейнарда конвейера случались
перебои, и тогда Питер чувствовал себя отвратительно. Ему ничего
не хотелось делать, он не знал, куда себя деть, и взрывался от лю-
бой мелочи. В такие минуты Вейнард называл себя - сначала в шутку,
а потом со все большей серьезностью - книжным наркоманом, страда-
ющим от абстиненции.
Окончив университет одним из лучших на курсе, Питер мог бы
сделать блестящую карьеру и, действительно, получил несколько за-
манчивых предложений. Однако все они были связаны с напряженной
работой, а Вейнарда это никак не устраивало. Последние годы он
учился с отвращением - лишь чувство собственного превосходства над
окружающими не давало ему скатиться - и мысль о каких-то дальнейших
усилиях казалась ему ужасной. В конце концов Питер устроился в ка-
кую-то находящуюся на последнем издыхании контору, где получал ми-
зерное жалование за почти полное безделье. Это никоим образом не
травмировало его гордость: он знал, что способен на большее, если
захочет - однако он не хотел. Пусть эти серые посредственности вы-
биваются из сил в погоне за своими фетишами - женщинами, престижем,
славой, властью... Ему, Вейнарду, не нужна такая чепуха. Единствен-
ное, что его беспокоило - возможность окончательного закрытия кон-
торы. Он не имел ничего против жизни на пособие, если бы это не оз-
начало переезд в другую, более дешевую квартиру, то есть перемены
и хлопоты, которые он ненавидел. Существовал и более грозный источ-
ник опасности: поскольку старых знакомых Вейнард растерял, а новых
не завел, утоление его вечной страсти оказалось под угрозой. Пока
его снабжал последний из университетских товарищей, Эндрю Смит,
который учился хуже отличника Питера, но благодаря своему упор-
ству уже занимал неплохую должность в одной из солидных корпора-
ций; коллеги не без зависти говорили, что этот парень далеко по-
йдет. Бизнес, однако, не помешал ему обзавестись женой, страст-
ной любительницей Воннегута и Стивена Кинга; собственно, благо-
даря ей Смит и оставался для Вейнарда золотой жилой, ибо сам Эндрю
к тому времени читал уже только спортивные колонки в газетах и де-
ловые бумаги. Впрочем, и у молодой миссис Смит существовали занятия
помимо чтения, поэтому новые книги отнюдь не всегда освобождались
так быстро, как хотелось бы Питеру.
Как-то раз, в очередной раз обнаружив, что ему совершенно не-
чего читать, Вейнард позвонил Смиту и узнал, что у того только что
появился последний бестселлер Дина Кунца, дорогое издание в твердой
обложке.
-Джейн сейчас читает, - объяснил Смит.
-Ну, ясно. Как прочитает, позвони мне. А то я уже начинаю с
вожделением поглядывать на Хемингуэя - ты знаешь, я его терпеть
не могу.
-О'кей, позвоню, - рассмеялся Эндрю.
Через четыре дня Вейнард не выдержал.
-Алло, Эндрю. Кунц еще не освободился?
-Пока нет. Я же обещал тебе позвонить.
-Кто знает, вдруг ты забыл. У меня же абстиненция. Твоя жена
знает, что это такое?
-Надеюсь, что нет. Но я расскажу ей о твоих страданиях.
-Ладно, пока.
Прошло еще три дня, и Вейнард позвонил снова. Кунц был все
еще занят.
-Но прошла уже неделя! - возмущенно воскликнул Питер.
-Послушай, надеюсь, ты не против того, чтобы владелец книги
читал ее столько, сколько ему нужно? - в голосе Смита впервые от-
четливо звучало раздражение.
-Я не против. Но за неделю ведь можно прочитать три таких кни-
ги.
-За неделю, между прочим, можно заработать не только на книгу,
но и на целый книжный шкаф! Извини, Питер. Я не хотел тебя обидеть.
-А твоя жена сейчас дома?
-Нет, у них вечеринка выпускников. Будет только к утру.
-Что ж, ладно, - сказал Вейнард со странной интонацией и по-
весил трубку. Смит отошел от телефона, все еще борясь с раздраже-
нием. "Этот парень как будто уверен, что все ему всё должны", - по-
думал он, доставая из кейса папку с последними отчетами.
Прошло, вероятно, чуть больше часа, когда Смита оторвал от
работы требовательный звонок в дверь. На пороге стоял Вейнард с
сумкой на плече.
-Видишь ли, Эндрю, я подумал, что твоя жена, наверное, читает
Кунца не каждый день, а значит, ты можешь на пару дней дать его
мне.
-Питер, это, наконец, смешно! Ты бы еще среди ночи заявился
ко мне со своим Кунцем!
-То-то и оно, что он не мой. Так где он у тебя?
-Слушай, ты рехнулся! Мы что, заключили контракт? Я что, обя-
зался снабжать тебя книгами и платить неустойку за задержку? А мо-
жет... - неожиданная идея посетила Смита, -может, ты пьян?
-Я, как тебе известно, не пью и не курю. И плевать хотел на
секс, престиж и прочие идеалы вашего расчудесного общества. А по-
скольку я не гоняюсь за всей этой чушью, у меня было немало вре-
мени для размышлений. И, в частности, я пришел к выводу, что че-
ловека, который причинил тебе крупное зло, иногда можно простить:
ведь у него были на то веские причины. Но тот, кто отказывает тебе
в малости, в пустяке, который ему ничего не стоит, прощения не за-
служивает. Таких людей надо уничтожать, - с этими словами Вейнард
извлек из сумки пистолет 38 калибра и с улыбкой наставил его на
обалдевшего Смита.
-Сюрприз! Это не шутка. Он заряжен. Где Кунц?
-Т-там, - Смит указал рукой на дверь в соседнюю комнату.
-Иди вперед. И без глупостей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг