возникнут. (Многие в полку всерьез полагали, что южные дикари побегут от
одного нашего вида; при этом их отнюдь не смущало, что за последнее
столетие граница Грундорга не отодвинулась к югу ни на милю - впрочем,
возможно они, как и я в то время, просто не знали об этом.)
Итак, в конце весны мы выступили в поход. Прежде, чем вторгнуться в
таинственные и враждебные Дикие Земли, нам предстояло пересечь Грундорг с
севера на юг. Этот путь длиной примерно в 350 миль - Грундорг, в отличие
от Корринвальда, вытянут не с севера на юг, а с запада на восток - занял у
нас три недели. По дороге, в соответствии с неведомыми мне планами
командования, происходили постоянные переформирования, какие-то части и
подразделения присоединялись к нам, какие-то уходили, так что в южных
областях состав экспедиционного корпуса сильно уже отличался от того
полка, что выступил с севера - но, кажется, общий уровень не повысился.
Меня все эти перемены не затронули. Никаких особенно интересных наблюдений
по дороге я не сделал: во-первых, потому что средневековая жизнь вообще
невероятно скучна, и если не считать войн, пожаров и прочих бедствий,
оживляют ее лишь казни да мистерии по праздникам; во-вторых, ежедневные
долгие переходы в полном вооружении - довольно утомительное занятие, чтобы
глазеть по сторонам. Лишь одна картина врезалась в мою память.
Это было уже ближе к концу пути; мы проходили через один из южных
городов. У пересечения двух самых широких улиц нас остановили. Даже по
линдергским меркам лето уже прочно вступило в свои права, а в этих широтах
тем более; солнце припекало во всю, хотелось поскорее выбраться из душного
города, и тем более раздражала внезапно возникшая заминка. По главной
улице, видимо, двигалась какая-то процессия; я слышал радостные крики
мальчишек и непристойные ругательства взрослых; кого-то дразнили. Затем в
общем шуме я различил цоканье копыт, звон железа и щелканье бичей; вскоре
показались и главные участники зрелища.
Дюжина кавалеристов конвоировала около полусотни совершенно голых
людей, мужчин и женщин. Все пленники были закованы в кандалы по рукам и
ногам; кроме того, общая цепь соединяла их железные ошейники. Было видно,
что идут они уже давно и еле держатся на ногах от усталости и боли;
всадники нещадно хлестали их бичами по обнаженным плечам и спинам -
очевидно, не столько для того, чтобы принудить идти быстрее, сколько ради
удовольствия толпы. Более всего меня поразила нагота пленников: хотя по
обычаям средневековья унижение побежденного считается делом не только
естественным, но и необходимым, церковная мораль никогда не допустит,
чтобы обнаженное человеческое тело было выставлено напоказ. Однако, когда
странная процессия приблизилась, я начал понимать, в чем тут дело. Эти
тела могли пробудить вожделение разве что у самых извращенных натур.
На всех пленниках лежала печать редкого уродства. Кожу многих из них
покрывали безобразные язвы, волдыри и наросты, у многих не хватало пальцев
на руках и ногах или, напротив, обнаруживались лишние. Я видел страшно
искривленные, высохшие или покрытые гноящейся сыпью конечности; кости,
выпиравшие из-под натянувшейся кожи в самых разных местах; тела согнутые,
перекошенные, перекрученные, горбатые; ужасно деформированные, сплющенные,
вдавленные, раздутые черепа; лица с чудовищно искаженными чертами,
гроздьями гигантских бородавок, сросшимися или заплывшими жировыми
наростами ртами, носами, глазами. У одного мужчины вместо правой руки был
какой-то жалкий багровый рудимент, однако и на эту культю умудрились
надеть цепь. У другого рука полностью срослась с телом, и кисть уходила
куда-то вглубь бедра. У одной женщины начисто отсутствовала левая грудь, а
на правой не было соска. Про одного из пленников вообще нельзя было
сказать, мужчина это или женщина; я так и не разглядел на его дряблом теле
никаких следов половых признаков. Кто-то ковылял на руках, заменявших ему
ноги; кто-то при каждом выдохе ронял в пыль слизь, стекавшую у него из
дыры на месте носа... Некоторое время любопытство боролось во мне с
отвращением; наконец отвращение победило, и я отвернулся, давясь
подступившим к горлу комком.
- Что, никогда не видел мутантов? - спросил стоявший рядом солдат,
заметив мою реакцию. Странно было слышать слово, бывшее некогда
медицинским термином, а потом перекочевавшее на страницы научной
фантастики, из уст средневекового солдата.
- Нет, - ответил я и поспешно добавил: - Я с севера, - опасаясь, что
моя неосведомленность может вызвать подозрение. Это объяснение оказалось
вполне удовлетворительным; солдат кивнул и принялся рассказывать.
Оказывается, мутанты составляют давнюю проблему для Грундорга и
других королевств, граничащих с Дикими Землями; Корринвальд в их число не
входит, ибо на юге от него - джунгли, населенные дикарями-людоедами,
мутанты же предпочитают центральные и западные области континента. Сколько
их, никто не знает; люди, попавшие в страну мутантов, не возвращаются.
Периодически отряды мутантов предпринимают набеги на южные области
королевств, а отряды солдат - карательные экспедиции в северные районы
Диких Земель; по всей видимости, мы видели как раз результат удачной
экспедиции или неудачного набега. Впрочем, серьезной угрозы безопасности
королевств в целом мутанты не представляют: хотя число их, несмотря на все
принимаемые меры, похоже, не уменьшается, однако они - животные и могут
создать только стаю, но не армию. Так что не менее, а то и более, чем
военная, важна проблема религиозная. Существуют две принципиально разные
концепции. Святой Тауллен считал, что мутанты - порождение Сатаны, и,
соответственно, долг каждого верующего - уничтожать их елико возможно.
Блаженный же Афтриак, архиепископ Тромский, признавая, разумеется,
мутантов существами нечистыми, утверждал в то же время, что Господь терпит
их, дабы напоминать человечеству о грехе, в который оно некогда впало.
Один из последователей Афтриака, Уннел, даже утверждал на этом основании,
что убивать мутантов нельзя, а когда человечество очистится от грехов, они
исчезнут сами, но эта точка зрения была осуждена как ересь. Сам же Афтриак
полагал, что убивать мутантов можно, но можно и не убивать, а
использовать, предварительно подвергнув процедуре очищения (обычно через
кропление святой водой), ибо "Господь сильнее Сатаны, а следовательно, и
нечистое, помимо воли своей, может служить благу". Спор между
последователями Тауллена и Афтриака носил поначалу академический характер,
но по мере отодвигания границ на юг столкновения с мутантами участились, и
проблема обрела остроту, едва не приведшую к церковному расколу. В самом
деле, авторы обеих концепций были к тому времени канонизированными
церковными авторитетами, и признать правоту одного означало обвинить в
ереси другого. Однако в конце концов сочтено было, что раскол церкви из-за
каких-то мутантов недопустим; так поныне и существуют обе концепции -
уникальный случай церковного плюрализма. В тех епархиях, где заправляют
тауллениты, мутантов уничтожают, торжественно сжигая на кострах, там же,
где сильны позиции афтриакцев - в частности, на большей части Грундорга -
мутантов используют в разных целях: как рабочую скотину и для показа на
ярмарках. При использовании мутантов, однако, существует два ограничения:
во-первых, всех их полагается кастрировать, чтобы не плодилось нечистое
племя, а во-вторых, они не должны носить одежду (мутант - сатанинская
карикатура на человека, который есть подобие Божие; обрядить мутанта в
человеческие одежды значит уподобить его человеку и тем оскорбить
Господа). Поэтому на севере, где зимой без одежды не выжить, даже в
афтриакских епархиях мутанта можно увидеть крайне редко.
Я давно уже знал о существовании мутантов: о них шла речь в рукописи
Даллена Кри, найденной мной и Лоутом вскоре после прибытия в эту эпоху, а
также в некоторых манускриптах из библиотеки герцога. Мутанты появились в
результате взрывов и медленного разрушения военных и мирных ядерных
объектов после гибели цивилизации. Один из манускриптов так описывал
подобное событие: "Среди ночи на юге взошло новое солнце, и было оно во
сто крат ярче солнца истинного. Столь ярок был его свет, что пламя факелов
отбрасывало тени; и всякий, кто видел это солнце, ослеп. Следом пришел
огненный ураган, вырывавший деревья с корнем и срывавший крыши с домов;
земля же при этом дрожала. И те, кто видел это, стали болеть, а многие
умерли, потеряв волосы и зубы, непрерывно стеная от страшной боли; и люди,
приходившие с юга, рассказывали о сожженной пустыне, где нет ничего
живого, и о развалинах самых крепких замков, и о людях, от которых
остались только тени на обугленных стенах развалин; и все, пришедшие с
юга, умерли от той же болезни. И многие годы еще земля рождала странные
плоды, а из чрева женщин выходили чудовища. И ни молитвы, ни лекаря не
могли отвратить гнев Божий."
Так как большинство ядерных объектов располагалось на южной половине
континента, она и стала естественной зоной обитания мутантов. Были,
разумеется, случаи рождения мутантов и в северных, "цивилизованных"
областях; в зависимости от законов конкретного времени и места их либо
убивали, либо изгоняли вместе с родителями в Дикие Земли.
Все это, повторяю, я знал и прежде; однако облик пленных мутантов
поразил меня. Несмотря на то, что, если верить Кри, некоторые ядерные
объекты взорвались совсем недавно, а каким-то, видимо, это еще предстоит,
основное радиоактивное загрязнение пришлось на первые столетия после
Искупления; исходя из этого, я полагал, что за прошедшие века естественный
отбор отмел нежизнеспособные формы мутантов, так что ныне существующие их
расы по-своему совершенны и единообразны. Однако, хотя среди пленников и
не было ни одного двухголового - любимый образ фантастики моей эпохи - но
в целом они являли собой настоящий паноптикум нефункциональных уродств. Я
спросил у своего товарища-солдата, все ли мутанты таковы, или есть среди
них и более похожие на людей. Он подтвердил, что бывают мутанты,
практически неотличимые от нормального человека (он, конечно, сказал
просто "от человека"), но таких обычно не берут в плен, а уничтожают на
месте. Во-первых, потому, что они могут, скрыв свои дефекты или
избавившись от них (скажем, отрубив себе деформированную кисть), выдать
себя за нормального; во-вторых - тут солдат широко усмехнулся - их тела
вполне способны ввести грешных людей в искушение, хотя вообще-то
совокупление с мутантом считается тяжким грехом.
Итак, среди мутантов были как вполне функциональные, почти
нормальные, так и явно ущербные; наличие последних можно было объяснить
двумя способами. Либо мутанты сохраняют жизнь даже наименее жизнеспособным
своим представителям - а значит, у них есть медицина и какие-то социальные
институты, и они отнюдь не полуживотные, каковыми их считают в
королевствах; либо - при этой мысли все у меня внутри похолодело - либо
причины, бурно порождающие новые мутации, не исчезли, и там, куда мы
направляемся, сохраняются очаги высокой радиоактивности.
37
Странно, что мысль о подобной опасности не пришла мне в голову
раньше; теперь же я сразу подумал о необходимости дезертировать. Однако,
поразмыслив еще, я решил, что спешить с этим не стоит; меня пугала не
столько возможность поимки - вряд ли станут устраивать охоту на
одного-единственного солдата - сколько перспектива опять остаться без
средств к существованию. Эта опасность была вполне реальной, в то время
как опасность наткнуться на очаг радиации - гипотетической и
маловероятной. Даже если такие зоны и существовали в пределах
досягаемости, далеко не факт, что они окажутся на нашем пути; а если и
окажутся, то не исключено, что их удастся заблаговременно распознать по
внешнему виду - скажем, по вымершей или разнообразно мутировавшей флоре и
фауне.
Таким образом, я не предпринял попыток покинуть экспедиционный
корпус. Через неделю после встречи с пленными мутантами мы вышли на
северную границу Диких Земель и остановились ненадолго в самой южной
грундоргской крепости. Некогда это был просто деревянный форт; мутанты во
время своих набегов несколько раз сжигали его, а королевские солдаты
всякий раз отстраивали заново. Наконец предшественник Ральтвиака в
последние годы своего правления велел заменить деревянные стены каменными;
постройка обрела большую прочность, но хорошей крепостью так и не стала.
Этот форт, как и другие пограничные крепости, служил базой для
периодических неглубоких рейдов в Дикие Земли; теперь сюда были
заблаговременно доставлены припасы для нашего экспедиционного корпуса,
численность которого к тому времени составляла что-то около четырех тысяч
человек, в основном пехотинцев - от кавалерии мало проку в лесах. После
короткого отдыха и последних приготовлений мы выступили оттуда четырьмя
полками, которые, продвигаясь к югу, постепенно расходились в стороны; в
свою очередь, каждый полк тоже со временем разделился. Поскольку на этот
раз я наблюдал кампанию не с командных высот, а с точки зрения рядового
солдата, я не могу с уверенностью судить о планах и замыслах командования;
вероятно, оно исходило из обычной тактики мутантов, никогда не
действовавших большими армиями, и поэтому мы также двигались вглубь Диких
Земель сравнительно небольшими отрядами, растянувшимися по широкому
фронту.
На пятый день пути в моем отряде осталось три сотни человек; за все
это время мы не встретили ни одного мутанта, но пару раз натыкались на их
заброшенные стоянки. Лес постепенно редел; к полудню пятого дня мы вышли
на обширную проплешину, где еще недавно размещалось большое селение,
окруженное земляным валом и частоколом. Теперь оно было полностью сожжено;
по пеплу и головешкам невозможно было даже приблизительно судить о жилищах
и укладе жизни нашего противника. Очевидно, селение стало жертвой
карательного рейда; вполне возможно, что пленники, которых мы видели, были
захвачены именно здесь. Я заметил несколько лошадиных скелетов, уже
обглоданных зверями, но нигде не увидел человеческих останков. Я уже знал,
что солдаты во время рейдов не хоронят убитых мутантов, а вешают их или
просто сваливают в кучу; выходит, недавно здесь побывали соплеменники
погибших и совершили похоронный ритуал. Мне стало не по себе при мысли,
сколь недружественные взгляды могут в эту самую минуту следить за нами
из-за деревьев. Офицеры тоже сознавали опасность; ночью были выставлены
усиленные караулы.
Однако ни в эту ночь, ни в следующую нас никто не потревожил, если не
считать обычных звуков, характерных для богатой фауны южного леса. На
шестой день мы уперлись в болото, и весь день ушел на поиски обходного
пути. Это стоило жизни трем солдатам, ушедшим в трясину так быстро, что им
не успели помочь; еще несколько десятков человек также приняли грязевую
ванну, но были вовремя спасены. На болотах нас атаковала армия
кровососущих насекомых, что оказалось, пожалуй, самым тяжелым испытанием с
начала похода. Эти проклятые твари не только кусали лицо и руки, но даже
умудрялись забираться под панцири доспехов, делая зуд совершенно
невыносимым. Впрочем, меня куда больше беспокоила возможность подцепить
какую-нибудь болотную лихорадку.
На седьмой день мы, наконец, выбрались из этого чертова болота,
сильно отклонившись от первоначального направления; капитан послал гонцов,
чтобы известить об этом отряды справа и слева. К вечеру обнаружилось, что
часть солдат чувствует себя прескверно; очевидно, мои опасения насчет
лихорадки подтвердились даже скорее, чем я ожидал. Мы уже собирались
останавливаться на ночевку, когда вернулись посланные вперед разведчики и
доложили, что обнаружили поблизости развалины старинной крепости, пустой и
заброшенной. Капитан решил, что это самое подходящее место для привала, и
вскоре мы вышли к затерянному в лесу древнему форту.
Это, по всей видимости, была одна из тех легендарных крепостей, что
воздвиг в Диких Землях император Нордерик. Некогда крепость была мощным
фортификационным сооружением, но прошедшие столетия не могли не отразиться
на ее облике. Часть стен и башен обвалилась, от рва и земляного вала почти
не осталось следов. С северной стороны руины густо поросли мхом, а с южной
- плющом; кое-где из щелей между камнями, бойниц и узких башенных окон
тянулись небольшие деревца, а на стенах и не обвалившихся еще крышах тут и
там пышно зеленел кустарник. Это зрелище торжества природы над человеком
навевало уныние не только на меня, но и на не склонных к философии солдат.
Однако капитан велел нам скорее проходить внутрь; в самом деле, даже
полуразвалившаяся крепость выглядела лучшей защитой, нежели простые
палатки. Уже смеркалось; мы зажгли факелы. Капитан велел тщательно
обследовать руины, предупредив об опасности ядовитых змей. Змей мы,
впрочем, не обнаружили, но потревожили целый выводок летучих мышей,
которые принялись кружить над нашими головами, словно ангелы смерти.
Большая птица с шумом вспорхнула с пола одной из башен и некоторое время
металась между стенами, пока не вылетела в окно. Но были и более жуткие
находки.
Я услышал испуганное восклицание и поспешил туда, где уже стояли
несколько солдат, освещая что-то факелами. У подножия стены примостился
человеческий скелет в остатках ржавых доспехов; между костями мертвеца и
из одной из его глазниц росла трава. В колеблющемся свете факелов
казалось, что мертвец ухмыляется. Некоторые солдаты бормотали молитвы.
Всего на территории крепости оказалось больше десятка покойников; все
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг