Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
эскизам   и   обугленным   остаткам   декора,   найденным   в   развалинах
реставраторами;  скульптуры  эти  создавала  Лилия  Шведская.  По  полгода
корпели резчики над каждой из 180 фигур. Наши современники Алексей Кочуев,
Анатолий Виноградов, Юрий Козлов с помощью зодчих постигли манеру резчиков
прежних столетий.
   Вслед за ними работали позолотчики, люди кропотливого труда, о  которых
не зря говорят, что у них золотые руки. Много сделано, много, но работы  в
Царскосельском архитектурном ансамбле, да и в других памятниках  зодчества
в Ленинграде и его пригородах, в Новгороде, Пскове...  хватит  еще  не  на
один год, ибо и создают и восстанавливают шедевры не в спешке,  лечат  их,
лишь глубоко изучив.
   Вадим Сергеевич Авилов консультировал, помогал коллегам при реставрации
одной из  недавно  восстановленных  достопримечательностей  царскосельских
строений - Коттеджа; это многолетняя забота архитектора Инны Ростиславовны
Беневой, с которой  сдружили  Вадима  Сергеевича  долгие  годы  работы.  В
прежние десятилетия она занималась реставрацией равелинов  Петропавловской
крепости, которые еще до революции утратили свой первозданный облик. Вадим
Сергеевич дорожил дружбой с Инной Ростиславовной, представительницей семьи
известных деятелей Русского искусства и  культуры,  немало  сделавших  для
Отечества.


   Звонок Инны Ростиславовны застал Авилова в дверях, он только что  вошел
с драгоценной ношей в портфеле и, сгорая от  нетерпения  скорее  проверить
чудесные свойства казуали, не мог разделить, как всегда,  желание  коллеги
поговорить о новостях, общих заботах, тем более что у  Инны  Ростиславовны
была неторопливая, обстоятельная манера изъясняться. Она и  сейчас  начала
прерванный накануне разговор с того,  что  им  вместе  предстоит  написать
фундаментальный  труд  об  успехах  ленинградских  реставраторов,  ведь  в
Ленинграде  и  его  великолепных  пригородах  1300  памятников  зодчества,
охраняемых государством.
   Год за годом встают в первозданной красе шедевры архитектуры, некоторые
из  них,  казалось,  безвозвратно  были  сметены  войной,  но   возрождены
Авиловым, Беневой и другими архитекторами.  Сколько  десятилетий  миновало
после окончания войны, но продолжаются не только  реставрационные  работы,
но и поиски похищенных фашистскими оккупантами сокровищ.  Одно  из  них  -
знаменитая "Янтарная комната" Екатерининского дворца.  Инна  Ростиславовна
поинтересовалась, читал  ли  Вадим  Сергеевич  недавнее  сообщение  газеты
"Фрайе Вельт":  "Всем,  всем,  всем!  Кто  может  указать  местонахождение
"Янтарной комнаты"?.. Кто имел к ней какое-либо отношение, слышал  о  ней,
вел переписку..."  Упоминаются  имена  тех,  чьи  солдаты  могли  похитить
русские сокровища, - Эриха Коха,  генерал-фельдмаршала  Кюхлера,  генерала
Ляша...
   И дальше Инна Ростиславовна стала говорить о том,  что  хорошо  знал  и
Авилов, просто она предполагала и об  этом  написать  -  нашлись  умельцы,
энтузиасты,  которые  решились,  не  дожидаясь  результатов  поисков,  что
ведутся уже почти 40 лет (!), воссоздать десятки метров панно  из  янтаря,
чтобы возродить  и  этот  утраченный  шедевр  -  "Янтарную  комнату".  Она
надеялась на поддержку Авилова...
   Инна  Ростиславовна  была  удивлена  тем,  что  Авилов  слушал  ее  без
энтузиазма,  а  ведь  вчера  вечером  сам  просил  позвонить   или   зайти
посоветоваться.  По  ее  мнению,  нужно  несколько  глав  посвятить  самым
талантливым мастерам-реставраторам послевоенного поколения. Мастера всегда
мастера, их никогда не  хватает.  И  двести  с  лишним  лет  назад,  когда
строились, к  примеру,  дворцы  и  храмы  на  берегах  Невы,  трудности  с
мастерами были немалые.
   Сохранился документ той поры - на пожелтевшей бумаге дата - 1751 год  и
такой текст: "Работных людей нанять и о том в Санкт-Петербурхе публиковать
и в пристойных местах выставлять  листы  при  барабанном  бое,  чего  ради
барабанщика с барабаном требовать".
   Спустя 200 лет,  хотя  и  без  барабанного  боя,  требовались  люди,  о
профессиях которых просто успели забыть: мастера тончайших паркетных работ
и резчики ажурных деревянных кружев на  стенах  и  мебели,  позолотчики  и
каменщики для работ на различных гранитах,  мраморах,  плитняках,  мастера
искусственного  мрамора  (таким  мрамором  особенно  славился   Павловский
дворец) и чеканщики по различным металлам и покрытиям, строители церковных
куполов и знатоки садово-парковых работ, мастера  по  старинным  фонтанным
системам и часовщики по древним механизмам, ткачи стародавних  шелковых  и
стеклярусных панно... Предстояло  узнать,  разгадать,  изучить  утраченные
ремесла. Но кто мог  ныне  научить  потомков,  кто  мог  передать  ремесло
предков? (Хотя и верно говорится, что семена всех наук посеяны в нас...)
   - Ведь и мы с вами, Вадим Сергеевич, причастны к тому, что после  войны
искуснейшему  мастерству  учили   в   специальных   научно-реставрационных
мастерских, - начала Бенева. -  Мы  с  вами,  Вадим  Сергеевич,  расскажем
историю паркета Лионского зала, голландской плитки в Монплезире. Расскажем
по тем редкостным архивным документам, которые мы  нашли,  расскажем,  как
мастера учили  этому  делу  лет  двести  назад  в  палате  "Канцелярии  от
строения",  в  Охтенском  поселении  в  Санкт-Петербурге.  И  учеба   была
немудреная: гляди, бери, режь. И  так,  от  отца  к  сыну,  по  наследству
передавалось редкостное ремесло...  Ведь  в  свое  время  царь  Петр  даже
повелел закрыть мастерские Оружейных палат в Москве и согнать в "Петербурх
мастеровых  людей  разных  художеств".  А  где  было  нам  с  вами,  Вадим
Сергеевич, искать мастеров "разных художеств" в послевоенные  годы?  Людей
уже  до  революции  редких  профессий?  Помните  наши  поиски,   волнения?
По-моему, Все это интересно людям. И, кроме  нас  с  вами,  это  мало  кто
знает.
   -  Да...  да...  -  рассеянно  говорил  Авилов  в  телефонную   трубку,
разглядывая линзы казуали.
   - Вы сегодня... какой-то странный. Прямо-таки непохожи на  себя.  Может
быть, вы нездоровы? - спросила Инна Ростиславовна.
   - Да... есть малость... как-то скис, не по  себе...  устал,  -  выдавил
Авилов.
   - Ну тогда, может быть, поговорим завтра?..
   - Да... лучше завтра, - обрадовался Авилов.
   И, попрощавшись, он положил трубку и решил  больше  не  откликаться  на
телефонные звонки. Он стал торопливо переодеваться, думая,  с  чего  лучше
начать опробование казуали.  Видимо,  с  уцелевшей  акварели,  сохранившей
облик Радужного дворца, - время идет, а проект восстановления не  очень-то
у него продвигается. Конечно, есть оправдание - мало исходных  материалов,
но  ведь  были  случаи  и  потруднее.  Тут  Авилов  вспомнил  о   Леонарде
Христофоровиче  Мавродине,  неразлучном  с  Вадимом  Сергеевичем  на  всех
работах. Он коротко назывался ГИП  -  главный  инженер  проекта.  Мавродин
технически обосновывал и проверял решения  главного  архитектора  проекта.
Леонард Христофорович за десятилетия  тщательно  изучил  старинные  методы
строительства и отделки, старался на реставрационных работах  применять  и
современную технологию, инструменты, но всегда проверял, не  привносит  ли
это отсебятину. Пока никто в этом его не упрекнул.
   Переодевшись, Вадим Сергеевич позвонил Мавродину, но жена сказала,  что
Леонард Христофорович на три дня уехал на рыбалку,  ведь,  кажется,  Вадим
Сергеевич сам говорил, что он пока ему не нужен, сделано маловато,  нечего
пока обсчитывать и обосновывать.
   Во время разговора по телефону у Вадима Сергеевича созрело решение - не
трогать акварели Радужного  дворца,  проверить  казуаль  на  работах,  уже
завершенных, где он знает ответ в непростой задаче. Для опыта он  подыскал
в  своих   архивах   подлинные   рисунки,   сделанные   после   завершения
строительства и отделки дворца -  одного  из  шедевров  Растрелли.  Манера
художников  той  поры   отличалась   доподлинной   фиксацией,   подробной,
фотографической точностью - художники добивались эффекта "как в жизни".  В
папке торчала картонная фотокопия приказа императрицы Елизаветы Петровны с
датой 5 декабря 1745 года. Речь шла о перестройке  Большого  Петергофского
дворца, который назывался тогда  Верхними  палатами:  "...по  обе  стороны
Больших палат на галереях зделать деревянные  апартаменты  с  пристройными
покоями, а на тех апартаментах кровли и  протчее  снаружи  украшение  было
по-прежнему как нынче на тех галереях, и о том велеть сочинить чертежи  ко
пробации Е.И.В.  -  архитектору  Дерастреллию".  С  этого  начался  триумф
Растрелли почти два с половиной века назад...
   Потом Вадим Сергеевич вспомнил, что Растрелли уже в ходе  строительства
Большого Петергофского дворца несколько раз менял проект - искал  наиболее
верное художественное решение. Короткий сей  текст,  давний  язык,  манера
изъясняться прибавили Вадиму Сергеевичу ощущение времени, о котором он так
много читал, знал вещи,  многие  здания,  картины,  гравюры;  он  жил  тем
временем уже три десятилетия.
   Авилов удобно устроился у стола и стал разглядывать с  помощью  казуали
акварель начала восемнадцатого века - внутреннее убранство парадной  залы.
Он тщательно осмотрел  отделку  стен,  ее  лепные  украшения,  скульптуру.
Изображения казуаль  показывала  со  стереоскопической  точностью.  Теперь
Авилов захотел увидеть даль, проглядывающую  в  окнах.  В  кабинете  вдруг
погас свет, видимо, "полетели пробки",  но  Авилову  было  лень  прерывать
надолго волшебные видения. Вадим Сергеевич нашел спички и, дотянувшись  до
старинного подсвечника, стоявшего  на  приставном  столике,  зажег  свечу.
Давно он не пользовался этим дивным освещением. Авилов зажег еще две свечи
и почувствовал, каким домашним давним уютом и таинственностью озарили  три
свечи угол его кабинета. Авилов переставил подсвечник  поближе  к  себе  и
снова принялся рассматривать старую акварель.
   При свечах линзы казуали  наполнились  волнами  света,  будто  побежали
строчки на телеэкране, но вскоре он к ним привык  и  изображение  виделось
четко - строки сливались... Вглядываясь в пейзаж за окном, изображенный на
акварели, Авилов почувствовал его явственно. Ему показалось, что  там,  за
окном, прошли какие-то люди в нарядах минувшей эпохи, вроде  бы  мелькнуло
лицо Растрелли,  знакомое  по  портретам,  помещенным  во  многих  книгах.
Вспомнился портрет, висящий в зале Русского музея: крупное лицо в  парике,
крупный нос, большие глаза человека умного,  с  огнем  души,  но,  видимо,
нелегкого  в  отношениях...  В  прежние  годы,   работая   над   проектами
восстановления растреллиевских дворцов,  Авилов  много  думал  о  личности
великого зодчего, не раз представлял себе его мощную фигуру  в  просторной
белой рубахе  и  бархатном  рисунчатом  жилете  нараспашку.  И  сейчас,  в
затемненной части кабинета, там, куда не проникал мерцающий  свет  свечей,
среди любимых медальонов-портретов  людей  прошлых  столетий,  Авилов,  не
удивляясь, не пугаясь, словно ждал этого, увидел маэстро  Растрелли,  даже
услышал хруст бумаги, над которой корпел великий зодчий.
   Авилов  перевел  дыхание,  направил  туда   экраны   линз   казуали   и
рассматривал зодчего, склоненного над огромным листом бумаги. Был  он  без
камзола, в просторной белой  рубахе,  рукава  закатаны;  вся  фигура  была
напряжена, он что-то напевал в нос, но дело, видимо, шло неспоро,  маэстро
сердился, взмахивал руками и снова склонялся  к  рисунку...  Авилов  долго
наблюдал за его работой, и вдруг мелькнула  шальная  мысль:  а  что,  если
попробовать заговорить?..
   - Господин Растрелли, - негромко, робко  произнес  Авилов.  -  Господин
Бартоломео Растрелли, я давно вас хотел спросить. Извините, ради бога,  за
беспокойство...
   Растрелли  обернулся,  посмотрел  на  человека,  которого   прежде   не
встречал, на непонятную одежду Авилова.
   Авилов боялся, что видение исчезнет.
   - Этот дворец, что вы задумали... который... у вас  на  ватмане  еще...
это  будет   великолепный   дворец,   им   будут   восторгаться   и   ваши
современники...  и  мои...   Но   дворец   будет   ужасно   разрушен,   до
неузнаваемости. И у нас мелькнут сомнения, к какому из вариантов мы должны
склониться, что предпочесть?
   Растрелли прислушался к странной, непохожей на ту, что  слышит  обычно,
русскую речь.
   - Кем будет разрушен? - Растрелли сердито опер руки в бока.  -  Кем,  я
тебя  спрашиваю?!  Да  за  это,  за  это   ее   императорское   величество
шпицрутенами да плетьми...
   - Это случится через 200 лет... После войны мне  доверили  восстановить
ваше творение... Понимаете? Я ведь порой муки, мученические испытываю, так
как в точности все хочу восстановить...
   - А кто ты такой?
   - Реставратор, господин Растрелли.  -  Авилов  был  смущен,  он  считал
неудобным называть  маэстро  коллегой;  помолчав,  продолжал:  -  Я  хотел
сказать, что перекрытие мы решили сделать не деревянное, как было у вас, а
поставить ажурные, но крепкие стальные  фермы...  Их  делали  на  Ижорском
заводе, а ставили с помощью вертолетов, когда мы уже возвели стены.
   - Это зачем? Да где такая длинная сталь найдется?
   - В мое время делают... Это прочнее, на века! И конечно,  о  вертолетах
вы  не  знаете,  но  я  вам  сейчас  покажу  фотографии,  на  которых   мы
зафиксировали этапы работы... - И, держа  в  одной  руке  казуаль,  другой
Авилов стал торопливо искать в ящиках стола фотографии, попутно  объясняя:
- Только вы подойдите и смотрите на них через этот... ну лорнет, что ли...
это археологи нашли...
   Вдруг раздалось дребезжание телефонного звонка... Растрелли  оглянулся,
будто искал, откуда непонятный звук... В казуали заколебался  свет,  пошел
частыми волнами, и видение исчезло. Вадим Сергеевич с раздражением схватил
трубку.
   - Кто это?
   - Добрый вечер, Вадим Сергеевич...



   3

                    Как печально, что мы не можем рисовать непосредственно
                 глазом! Как много пропадает на  длинном  пути:  из  глаза
                 через руку - в кисть!
                                                                 Г.Лессинг

   В  последние  месяцы  Авилов   терзался   трудной,   порой,   казалось,
неразрешимой  проблемой:  ему  предстояло  по  весьма  скудным  материалам
разработать   проект   восстановления   известного   своей    замысловатой
архитектурой  Радужного  дворца.  Впервые   Авилов   должен   был   многое
домысливать -  искать  сходные  решения  в  работах  самобытного  русского
архитектора Петра Ивановского, искать в том, что он построил до  Радужного
дворца и в последующие годы, хотя было известно - великий мастер не  любил
повторений, всякий раз решал архитектурные задачи по-новому, неожиданно.
   Облик Радужного дворца сохранился на двух гравюрах, нечетких,  впрочем,
где строение  заслонял  растительный  орнамент,  а  также  на  акварельном
рисунке чуть больше спичечного коробка. В распоряжении  Авилова  были  еще
обмеры руин, взорванного фашистами строения, были  описания,  сделанные  в
разное  время,  но  лучшими  документами  пока   оставались   любительские
фотографии, которые  удалось  получить  после  объявления  по  радио  и  в
газетах; их присылали люди, которые были на экскурсиях в  Радужном  дворце
еще  в  довоенные  годы.  Фотографий  набралось  немного,  и  те  блеклые,
порыжелые и чаще всего с сильными оптическими искажениями. Но все  же  они
давали представление о дворце; в основном о фасадной его части  и  лишь  о
нескольких помещениях внутри, а их в Радужном дворце было двадцать семь!
   Даже полная удача на стадии проекта  требовала  доказательств,  которые
необходимо было предъявить придирчивому  научному  совету  по  реставрации
памятников зодчества. На  заседаниях  совета  нередко  говорили:  "Это  из
области догадок, ваша фантазия" - и проект  возвращался  на  доработку,  и
неоднократно, пока не было всех необходимых доказательств. Почтенные члены
совета  и  молодые  спорщики  доверяли  прежде  всего  документам,  а   не
творческому чутью. Аргументы экспертов были простыми и каверзными: чем  вы
это решение можете подтвердить? Без одобрения проекта научным  советом  он
не мог быть воплощен строителями-реставраторами.
   В первую ночь после своей  необычайной  находки  Авилов  долго  не  мог
уснуть, пришлось прибегнуть к снотворному; и лишь под утро Вадим Сергеевич
забылся душным тягостным сном. Он беспокойно просыпался, торопился  зажечь
свет - остаток тревоги, сходной со страхом, вселил в душу видение - беседа
с великим Растрелли.  Авилов  не  мог  бы  определенно  сказать,  как  все
приключилось - устал, сдали нервы?
   На рассвете проснулся от пригрезившегося удивительного сна - он  увидел
дворец, бродил по его помещениям. Но сообразил,  что  это  сон,  а  мысль,
осенившая во сне,  мысль,  подкрепленная  всем,  что  он  успел  узнать  о
Радужном. Вскочив с постели,  Авилов  торопливо  умылся  и  сел  за  стол.
Повертев в руках акварель  Радужного  дворца,  Авилов  укрепил  казуаль  в
вертикальном положении, а затем на некотором расстоянии за линзами казуали
установил акварель. Он не мог поверить - Царский зал (основное  помещение)

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг