На палубе теплохода "Азербайджан" под парусиновым тентом
светились желтые абажуры, как цветы огромных подсолнечников,
склонившиеся на изогнутых никелированных стеблях. За столами оживленно
беседовали и смеялись люди.
А в темноте, у самого борта теплохода, проплывал белый шар с
потухшим фонарем...
Глава двадцать первая
ЧАСЫ ОТСЧИТЫВАЮТ СЕКУНДЫ
Был воскресный день. Из репродуктора неслась веселая музыка.
После тяжелой штормовой ночи настало утро, безоблачное и радостное. На
улицах слышались звонкие голоса, смех, возгласы. Люди торопились на
поезда и автобусы: они направлялись к морю.
В кабинете директора института все окна были затянуты тяжелыми
темными портьерами.
Агаев взволнованно ходил по кабинету.
Вот он остановился у магнитофона, включил кнопку и стал говорить
в микрофон, укрепленный на блестящем изгибающемся шланге:
- Ленинград. Эпрон. Вторично прошу. Немедленно сообщить
возможность доставки скафандров... - Он замолчал. По невидимым
строчкам коричневого целлулоидового квадратика бегал блестящий
рекордер. Директор продолжал: - ...скафандров для глубины триста
метров... Точка...
Он нажал кнопку. Рекордер мгновенно остановился, словно
действительно поставил точку.
- Немедленно отправьте! - сказал директор, передавая секретарше
блестящий листок.
Маленькая темноволосая девушка в ослепительно красном платье
мгновенно исчезла, словно погасший огонек.
Подойдя к окну, директор откинул портьеру. У причала стоял
"Калтыш". Вновь в воображении Агаева промелькнули белые шары,
освещенные прожектором, - отвинчивающиеся люки... последний, пустой
шар.
Он пошарил на столе спички и закурил свою трубку. Дым медленно
полз по стеклу, словно обволакивая туманом силуэт танкера.
Резко загудел сигнал вызова видеотелефона. Агаев быстро подошел к
столу и включил этот опытный прибор.
На экране постепенно проявлялось лицо человека средних лет, с
седой блестящей прядью волос, спадающей на лоб.
- Слушаю, товарищ министр, - сказал директор.
- Что ответил Севастополь?
- С такой глубины подъем невозможен.
- Одесса?
- Предлагают спустить батисферу. Но ее нельзя доставить
самолетом.
По лицу человека на экране пробежала тень:
- На сколько ему хватит воздуха? Подсчитали?
- Не больше чем на сутки.
Экран потемнел. Вспыхнула красная лампочка и погасла.
Задребезжал звонок буквопечатающего телеграфного аппарата,
установленного в кабинете. Агаев подошел к нему.
Медленно тянулась лента. Выскакивали буквы, группировались слова:
"Ленинград... скафандры... испытываются..."
Директор машинально мял ленту, выползающую из аппарата. Трубка
давно потухла. Надоедливо и монотонно стучали рычаги букв, ползла
бесконечно длинная лента... Мысли тянулись вслед за ней, бесцветные и
ненужные. В них не было ни малейшего проблеска, никакой надежды.
Остаются одни сутки... Может быть, даже меньше, часы... Как за
это ничтожное время поднять затонувший дом? Как спасти Васильева?..
Снова он вспомнил пустой шар, шляпу, которую вытащил из люка Нури...
Надо дать телеграмму о гибели Синицкого.
Знал бы этот юный изобретатель, как пригодились его опыты с
маленьким магнитофоном и случайная запись на берегу! Она подкрепила
подозрения, бывшие у Рустамова и у людей, призванных охранять нашу
науку, наши изобретения, тайны, принадлежащие советскому государству,
- охранять их от врага, который в любую минуту может использовать их
как оружие, направленное против нас самих.
Сегодня рано утром Агаева вызвали к следователю, от которого он
узнал, что "рыбаки" полностью отрицают какой бы то ни было
практический интерес к испытаниям неизвестной им техники.
Да, действительно, один из них видел белые мины, о чем и
беседовал со своей знакомой - преподавательницей курсов иностранных
языков. Английским он занимается давно. Вот, пожалуйста, есть справка
об окончании курсов. А вообще он работает под Москвой председателем
артели, которая делает шпильки, заколки и тому подобную галантерею.
"Кстати, не угодно ли ознакомиться с нашей продукцией? Она у меня в
чемодане" - и "председатель" указал адрес квартиры, где он
остановился. "Что такое "сигма"? Это мы между собой так называем
особый вид дамской брошки из прозрачной пластмассы с блестящим
наполнителем... Вы спрашиваете, кто такой Вильям? Ну, это шутка! Так
мы прозвали нашего общего знакомого Васю. Обыкновенный перевод с
русского на английский. Василий - значит, Вильям..."
Следствие продолжается, но особых улик против любопытных
"рыбаков" пока еще не обнаружено.
"Странно! - подумал Агаев. - А что это за блестящий цилиндр,
который исчез под водой? О нем вчера говорил Нури... Впрочем, сейчас
не до этого..."
Лента кольцами спадала на пол. Агаев стоял с потухшей трубкой, и
снова он видел: пустой шар, мечущийся луч прожектора, рыбачий
баркас...
В комнату быстро вошел Рустамов. Он был одет в дорожный светлый
плащ. В руках - чемодан, на ремне - охотничье ружье.
- Уф, жарко! - Рустамов снял фуражку, бросил ее на стол и упал в
кресло. - Извини, я прямо с дороги. Что значит твоя телеграмма? От
самого Кировабада мчался без остановки. Отчаянный шофер Мардан! Решил
прокатить "с ветерком". На спидометре все время сто семьдесят... Он
это любит!.. - Парторг перевел дух. - Испытания скоростного
электробура после усовершенствования его Мариам прошли, я тебе скажу,
замечательно! Ну, а как здесь? Как васильевские испытания? Я же просил
тебя вчера сообщить... Где он сам?
- Пока еще в... подводном танке... На глубине... трехсот метров,
- с трудом проговорил Агаев и тяжело опустил голову.
После минутного молчания он рассказал все, что случилось этой
страшной ночью.
Бесшумно вертелись лопасти вентилятора, дрожащего под потолком.
Собеседники склонились друг к другу. Они сидели в мягких кожаных
креслах, около письменного стола. Громко стучали большие настольные
часы, отсчитывая секунды... Каждая секунда - глоток воздуха.
Сколько их осталось, этих глотков, там, внизу, в подводном
доме?..
- Нет, Джафар, ты не прав, - сказал Рустамов вставая. - Я не
верю, что мы бессильны! - Он энергично зашагал по комнате.
- Пойми, что сейчас никакая техника не поможет... Мне стыдно в
этом сознаться, но это так... - тихо, с какой-то затаенной обидой
заговорил Агаев. - Я глаз не могу закрыть... Все вижу, как крутится
воронка и лопаются пузыри там, где был подводный дом... Я как
неживой... Режь мне руку - кровь не выступит...
Он замолчал, словно прислушиваясь к голосам за окном; затем, не
глядя на стол, раздраженно похлопал по нему рукой, отыскивая коробку с
табаком, быстро набил трубку, закурил... Вдруг он отбросил ее - трубка
ударилась о бронзовую пепельницу.
Агаев вскочил с кресла и заговорил хрипло и отрывисто:
- Не могу об этом думать!.. Я брата в бою потерял... Но давно уже
закончилась война на нашей земле... - Он подошел к окну, прислушался к
веселым голосам, доносившимся с набережной, и продолжал: - Слышишь,
Али, они смеются... Они счастливы! Все давно осталось позади... Кто из
них может подумать, что сейчас, в дни мира, командир Агаев потерял
самого лучшего из своих людей и единственную машину, стоящую не один
десяток миллионов...
- Неправда, Джафар, борьба пока еще продолжается... За этот мир и
самое большое счастье на земле: за то, что мы, большевики, называем
коммунизмом.
Рустамов замолчал, подошел к Джафару, по-дружески обнял его и
спросил:
- Что ответил Ленинград?
- Для такой глубины скафандров, как правило, не существует.
Однако ленинградцы будут испытывать новую конструкцию специальных
скафандров, рассчитанных на очень большое давление... Но время...
понимаешь, время!
Рустамов уже ходил по комнате и, казалось, не слушал директора.
Вот он остановился у стола, повернул к себе часы и, медленно шевеля
губами, словно что-то высчитывая, взглянул на Агаева.
Директор бесцельно смотрел на стрелки часов и думал только об
одном: как решить задачу, которая ему казалась невероятно сложной,
почти невозможной. Триста метров глубины... Тысячи тонн нагрузки...
- Сложнейшее оборудование... Глубоководные скафандры... - как бы
дополняя свои мысли, уже вслух проговорил он. - Ничего похожего не
существует нигде... Нельзя подвести понтоны... Водолазов, имеющих опыт
работы на такой глубине, нет... Я помню одного из таких, еще до войны:
он спускался в специальном скафандре на девяносто метров... Но ведь
это редкость... Я не знаю, что покажут испытания в Ленинграде...
Батисферу из Одессы, даже если бы мы и сумели срочно ее доставить, все
равно нужно специально переоборудовать, иначе ничего не получится...
Нет, Али, я не вижу выхода.
- Не согласен! - резко сказал Рустамов. - Почему ты думаешь, что
только Эпрон или какая-нибудь другая мощная организация может поднять
танк, спасти Васильева?.. Вот камень, кусок породы... - Парторг взял
со стола черную, обточенную волнами гальку и продолжил: - Каждый
смотрит на этот камень по-разному... Мариам видит в нем осколок
твердой породы, которую не скоро пройдешь даже ее сверхскоростным
электробуром. Саида думает, насколько прозрачен он для ее локаторов.
Гасанов смотрит, как крепко будет держаться его труба в такой
породе... И в то же время они смотрят на него одинаково - глазами
людей-новаторов. - Он со стуком положил камень на стол и опять
взволнованно зашагал по комнате. - Можно ли надеяться на другие
организации, когда времени осталось так мало! Ты прав, Джафар: у нас
нет выхода... Только дерзкая, смелая мысль может решить эту задачу...
совсем иным путем - без скафандров и батисферы. Я верю в наш
коллектив. Верю, что именно здесь родится эта мысль...
- Что же ты хочешь?
- Посоветоваться с нашими инженерами, больше ничего... Они уже,
конечно, думали над этим вопросом... Надо их собрать вместе...
Понимаешь, вместе!
Агаев молча нажал кнопку звонка.
* * *
В этот воскресный день все были в институте. Никто отсюда не
уходил с тех пор, как к причалу подошел "Калтыш". Каждый ожидал, что
он будет нужен в любую минуту, чтобы плыть к тому месту, где качается
поплавок с антенной.
Гасанов стоял около гранитного барьера и смотрел на море.
Казалось, что оно течет спокойно, как река. Тупорылые баржи замерли на
якорях.
Он вынул из кармана кусок мела и сразу вспомнил... утро,
набережную и исчерченную формулами стену.
Неподалеку, тоже у барьера, остановился Нури. Его окружали
мастера из подводного дома. Разговор шел о возможности спасения
Васильева.
- Только в стальной броне может спуститься человек на такую
глубину, иначе вода его раздавит, - объяснял Нури, - Там на тело
человека давят десятки тонн воды. - Он взглянул на напряженные лица
слушателей и замолчал.
- А если стальными канатами... зацепить?.. - нервно потирая лоб,
спросил Керимов.
- Невозможно...
Тут же, у скамейки, разговаривали Саида и Мариам.
- Невозможно, - упавшим голосом сказала Саида, словно соглашаясь
с замечанием Нури. - Невозможно подвести понтоны... Триста метров...
- Не верю, Саида!.. Не верю! - со слезами на глазах возразила
Мариам. - Смотри, сколько нас! - Она резким движением указала на
работников института, одинокими группками бродивших по дорожкам,
стоявших у барьера, на лестнице. - И не только здесь, - продолжала
она. - Везде, всюду...
За решетчатой изгородью территории института проносились вереницы
машин. Скользили в небе самолеты. На морском горизонте таяли в
молочной дымке суда...
Да, не только здесь, как говорила Мариам, люди пришли бы на
помощь человеку, оставшемуся в морской глубине...
В институтах Ленинграда, Одессы, Севастополя инженеры и ученые
уже начали решать эту сложную задачу.
Все можно сделать! Нет для нас неразрешимых проблем! Но как
остановить время?..
...Саида и Мариам ходили по пустынным дорожкам институтского
парка.
"Сегодня праздничный день, - слышался веселый голос из
репродуктора, установленного на крыше института. - С самого раннего
утра тысячи людей направляются к морю..."
- К морю, - словно эхо, повторила Мариам. - Знали бы они,
Саида-джан! - вдруг неожиданно заплакала Мариам и спрятала лицо у нее
на груди. - Нет-нет, не обращай на меня внимания! - Она быстро вытерла
слезы. - Так просто... Я не о том... Когда я в последний раз видела
Александра Петровича, - стараясь быть спокойной, продолжала Мариам,
держа Саиду за руку, - он просил обязательно проверить электробур с
долотом конструкции Зейналова. Он очень ценил это предложение и хотел
сам пробовать его при следующих испытаниях... Я должна это сделать!
- Подожди, - остановила ее Саида.
- Нет, это для него, - упрямо сказала девушка и направилась к
воротам.
* * *
В кабинете директора собрались инженеры, изобретатели, опытные
мастера - весь творческий коллектив большого института. Сегодня им
нужно срочно, буквально считая минуты, изобрести, да, именно
изобрести, технический способ спасения человека...
Каждый знает, что изобретения так не делаются. Они долго
вынашиваются в тиши кабинетов и лабораторий... Разве можно выдумывать
или изобретать вместе, всем институтом, смотря на часы и считая про
себя, сколько еще глотков воздуха осталось человеку, которого завтра
может не быть в живых, потому что ты - именно ты! - как инженер не мог
решить техническую задачу?!
Но Рустамов верил и знал, что даже подчас капризную и своевольную
изобретательскую мысль можно заставить решить любую задачу, если этого
требует священный долг советского человека.
Не выдавая своего волнения, парторг подошел к столу и рассказал о
сложной задаче, которую предстоит решить.
Агаев сообщил о том, что в других организациях сейчас
предпринимается для спасения Васильева.
Все слушали с затаенным дыханием. Казалось, что и часы на столе
директора, слегка поскрипывая, учащенно и жадно дышат.
- Теперь скажите: можем ли мы что-нибудь сделать? - спросил
Рустамов, подчеркивая слово "мы".
Никто пока не решался ничего сказать. Молчание длилось долго...
Стучали часы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг