Зина посмотрела на часы, висевшие над клубным передатчиком.
- Скоро включится "Альтаир". Может быть, услышим.
- В том и беда, что не услышим, - искренне огорчился представитель
новокаменских радиолюбителей. - Нету приемника на ультракороткие волны.
Понятно? Ребята, конечно, сделают. Обещали, но не раньше, чем дня через
три. Знаете ли, конец месяца, - оправдывался он, - все работают кто - на
фабрике, кто где... пора горячая.
Серьезное осложнение. Зина этого не предвидела. Неужели напрасно
отстала от самолета? Теперь жди оказии, не каждый день она случается.
- Но ведь вам звонили со станции? - настаивала она. - Вы же знаете о
письме комсомольцев Московского радиоинститута?
Начальник радиоклуба только разводил руками.
- Пионеры сделали приемничек. Но пока ничего не добились. Волны для них
новые. Понятно? Он то рычит, то свистит, никак не налаживается. Понятно?
- Взяли бы человека поопытнее. Пусть поможет ребятам. - Зина повернулась
к Багрецову, заметив, что тот все время порывается вступить в разговор.
- Вам приходилось заниматься ультракороткими волнами?
Этого вопроса будто и ждал Вадим. Что там скрывать, любил он удивить
людей каким-нибудь неожиданным эффектом. Блеснет острым словцом, забавной
выдумкой - и наслаждается: вот, мол, я какой, я еще и не то умею!
Даже сейчас Вадим остался верен себе. Не отвечая на вопрос Зины, молча
подошел к столу, раскрыл чемоданчик, вытащил радиостанцию, затем небрежно
пошарил в кармане, достал спички и зажег фитилек. Действовал он, как
фокусник, чувствуя напряженное внимание, но вместе с тем и недоверие
зрителей.
Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Вадим спросил у Зины, на
какую волну настраиваться, и, получив ответ, подвел указатель настройки к
нужному делению. Но это еще не все. Деловито осведомившись у начальника
радиоклуба насчет антенн, провода которых подходили к передатчикам и
приемникам, Вадим выбрал из них наиболее подходящую, подсоединил к
"керосинке", надел телефонные трубки и, щелкнув переключателем, замер в
торжественном ожидании.
Новокаменский радист с немым уважением смотрел на гостя, но взгляд его
все чаще и чаще останавливался на странном радиоаппарате, похожем на
крохотный керогаз. Неужели его можно носить в кармане? Вопрос возник после
того, как гость жестом показал на свой карман: смотрите, мол, куда
помещается радиостанция.
Вдруг он замахал руками и знаком попросил закрыть окно, откуда слышался
шум улицы. Постепенно лицо его вытягивалось, глаза округлялись. Он
недоуменно пожал плечами и быстро передал наушники местному радисту.
- Ерунда какая-то... Сплошное мычание...
Действительно, Вадим ничего не мог понять. Мычали коровы, блеяли овцы,
слышались плачущие голоса чем-то обиженных ягнят. Он не сомневался, что
работает аппарат, потерянный студентами и неизвестно как оказавшийся среди
грузов экспедиции. Впрочем, тут нет ничего особенного, и эту возможность
Вадим допускал. Но откуда взялись овцы и ягнята, как ящик попал в стадо -
совершенно непонятно.
Начальник радиоклуба слушал передачу с явным удовольствием, затем
протянул наушники Зине.
- Точь-в-точь американский джаз, - и расплылся в широкой улыбке.
Зина не успела надеть их, как передача закончилась.
Вадима раздражала довольная улыбка новокаменского радиста. Подумаешь,
остряк. Мычание - джаз? Да не все ли равно. Не за этим Вадим проехал чуть
ли не две тысячи километров. Как найти аппарат - вот что должно
интересовать, и не только Вадима, московских студентов, девушку, сидящую
напротив, но и представителя радиолюбительской общественности Новокаменска.
Заметив недовольство москвича, он сказал:
- Вы человек не здешний. Понятно? А потому не знаете, что в нашем
районе всего лишь один животноводческий совхоз, Любимовский. Понятно?
- Ничего не понятно. - Вадим потушил горелку в радиостанции. - А может,
это стадо на дороге?
- Стадо! - рассмеялся начальник радиоклуба. - Видали специалист"? -
обратился он к Зине, как бы призывая ее в свидетели. - Я шесть лет чабаном
был. Понятно? А вы говорите - стадо! Это мне-то!..
Он внимательно прослушал передачу, поэтому точно представил себе
картину и в доказательство привел столь тонкие подробности, что сомнения
Багрецова постепенно рассеялись. Действительно, "Альтаир" надо искать в
Любимовском совхозе, находящемся в пятнадцати километрах от города. На том
и порешили.
Но не так-то легко достать машину. Начальник радиоклуба вызвался
организовать поездку в совхоз (куда еще не успели протянуть телефонную
линию), звонил в разные места с просьбой одолжить на часок машину - дело
чрезвычайно срочное, речь идет о судьбе важнейшего изобретения, - но все
машины оказывались либо за городом - отправлены в район, - либо в ремонте.
У секретаря райкома комсомола машины не было. У ДОСААФа - тоже.
Директор пивзавода обещал дать грузовичок, но только часа через три.
Машина уехала за тарой.
Начальник радиоклуба решил бежать в райком партии и там просить помощи.
Он знал, что если расскажет секретарю об этой беде, то получит машину
обязательно. Кстати, в таком маленьком городке, как Новокаменск, их было
очень мало - по потребности, за полчаса можно обойти весь город.
Багрецов и Зина остались одни. Немного помолчали, но вскоре
разговорились. В первые же десять минут Зина узнала от Багрецова о всех
его злоключениях (конечно, кроме истории с часами), искренне
посочувствовала ему и, что самое важное для Вадима, одобрила, как она
говорит, "благородную цель" путешествия.
А он, обласканный ее вниманием, яростно доказывал, что в его жизни
появился "личный враг © 1", то есть Медоваров. Тупой и непроницаемой
стеной встал он на пути, ничтожный бюрократ, заботящийся только о своей
выгоде. Позвонил какой-то начальник - нужно устроить племянницу, - и
судьба, может быть, очень ценного изобретения решена. Когда еще приведется
его испытать? Ждать до будущего года? Нет уж, покорно благодарим, есть
справедливость на свете.
Во всем соглашалась с ним Зина и наконец сказала, что терпеть не может
двуличных людей.
- Вот видите! - обрадовался Вадим, и лицо его осветилось детской
улыбкой. - Но некоторые из моих друзей, считают, что я не прав.
Начальству, мол, виднее. Да я бы и сам никогда не решился догонять
экспедицию, если бы мне русским языком сказали, что "керосинки" не нужны.
Но ведь это не так. Они очень понравились начальнику экспедиции, потому он
и приказал взять меня. Кого я должен слушать? Его или подхалима Медоварова?
Зина покачала головой и осторожно, не желая огорчать Багрецова,
спросила, не допускает ли он мысль, что Медоваров согласовал свои действия
с начальником экспедиции.
- Бывают руководители, которые сами никогда не откажут, за них это
делают подчиненные.
Багрецов даже привскочил. Мысль показалась ему невероятной - Если бы вы
знали профессора Набатникова, - горячо заговорил он, - то у вас не
оставалось бы сомнений в его прямоте и честности! Афанасий Гаврилович -
настоящий коммунист. У него слово никогда не расходится с делом. Скажет -
как топором отрубит. Он юлить не будет. Позвал бы меня и сказал: "Извини,
пожалуйста, с твоей поездкой ничего не выходит.
Обстоятельства изменились". - Вадим с сожалением развел руками и вновь
заговорил с искренней восторженностью: - Видел я Набатникова один раз - и,
представьте себе, не могу вспомнить о нем без волнения. Может быть, это
по-девчоночьи сентиментально, но я буквально влюблен в него. Даже после
того, как он выругал меня.
По лицу Зины скользила загадочная улыбка. Вадим ее заметил с
недоумением.
- За что же вам досталось? - простодушно спросила она.
- За многое. Хотел казаться умнее, а потому умничал. Чуть польстил.
Вообще, держался не очень естественно. Вот он меня и высек.
По-дружески, без свидетелей... Так неужели этот прямой человек стал бы
вилять и выкручиваться? Да еще по такому пустяковому поводу - брать
радиста Багрецова в экспедицию или нет? - Он взял со стола свою мятую
шляпу и, разглаживая ее поля, добавил: - Есть чему поучиться у Афанасия
Гавриловича. Посмотрели бы на него!
- Видела.
- В Москве? - изумился Вадим.
- Нет, на теплоходе. Интереснейший человек. - И Зина подробно
рассказала об этой встрече.
Если час назад у Багрецова оставались кое-какие сомнения в успехе
своего рискованного предприятия, то теперь, после рассказа Зины, они
улетучились мгновенно. Прежде всего, подтвердились сведения, что Афанасий
Гаврилович прибудет незамедлительно в условленное место, где встретится с
Медоваровым. А путешествие до Ростова и обратно в Куйбышев не займет много
времени. Багрецов радовался, что его мнение о характере Набатникова
полностью совпадает с мнением Зины. Этот человек, даже отдыхая, выискивал
интересных людей, полезных науке. Вместе со студентами проектировал фильтр
для краски, потом и краске нашел применение. Будил их мысль, наталкивал,
подсказывал, помогал искать потерянный аппарат и даже предполагал провести
с ним какие-то опыты. "А если так, - решил Вадим, - то Афанасий Гаврилович
не может оставаться равнодушным к моим "керосинкам". Конечно, помнит о
них. Ну что ж, Толь Толич! За вами - долголетний опыт, хитрость, солидное
положение; за мной - справедливость... Посмотрим, "золотко!"
Начальник радиоклуба задерживался - видно, все еще искал машину.
Багрецов уже решил, что вторую пятиминутку придется принимать здесь, в
радиоклубе, поэтому надо выбрать более подходящую антенну и настроить под
нее приемник "керосинки". Он извинился перед Зиной и занялся этим
несложным, но кропотливым делом.
Зина наблюдала за Багрецовым. Нравилась его непосредственность -
качество, которое ей казалось редким. Почему-то чаще всего встречались ей
люди неинтересные - практичные, чересчур расчетливые, скучные. Не повезло
в жизни, оттого в свои двадцать пять лет Зина чувствовала себя не такой уж
молодой. Жалела, что пришлось расстаться с Левой, Женей, Митяем. Ребята
разные, но все по-настоящему молодые, как и Багрецов - изобретатель
"керосинки". "Мальчики, конечно, - ласково подумала она, - а ведь с ними
хорошо: милые, бесхитростные друзья".
Как трудно узнать человека и как больно в нем ошибаться! Вспомнилось
позабытое. Виктор был тоже молод, окончил в Москве институт, приехал в
Горький. На автозаводе его назначили сменным инженером в один из цехов,
где в ту пору Зина работала контролером ОТК. Часто приходилось встречаться
с Виктором, вначале в цехе, потом на волжском берегу, в клубе, в кино.
Казалось, что Виктор не мог и часу пробыть без Зины. Она трепетно
прислушивалась к своему сердцу, боялась, ждала чего-то и наконец
убедилась, что чувство ее окрепло, это не просто дружба, а нечто другое,
никогда ею не испытанное, тревожное. Даже в цехе, когда Виктор подходил к
ее рабочему столу, Зина прикрывала глаза и ей стоило больших усилий
различать цифры на микрометре, чтобы не пропустить бракованную деталь.
Говорят, любовь бывает слепа. Нет, Зина видела недостатки Виктора, честно
предупреждала его, грустила иногда и надеялась на великую силу любви. Судя
по книгам, любовь делает чудеса, человек исправляется и начинает новую
жизнь.
Вначале Зина подсмеивалась над гипертрофированной аккуратностью Виктора.
Забавно, когда молодой человек, прежде чем сесть на скамейку, вытирает
ее платком. Забавно видеть его с зонтиком. Но Зина могла бы не видеть, как
он записывает расходы на мороженое или билеты в кино. Все это делалось
будто в шутку, но ей эти шутки не нравились.
Она мало говорила о себе, о семье. Зачем? Виктор заполонил все ее
помыслы. Только о нем она думала, мечтала только о нем. Строились планы на
будущее. Молодому инженеру дали большую комнату в новом доме. "Можно на
велосипеде кататься", - хвастался он Зине. Надо было устраиваться. И
Виктор тащил домой все, что ему попадалось по дешевке; коврики, тронутые
молью, тюлевые занавески, пожелтевшие от времени, тонконогие столики с
бронзовыми украшениями, узкогорлые вазочки для бумажных цветов. Купил у
какой-то старухи резной блекло-зеленый шкафчик с головой медузы - стиль
"мещанский модерн", бывший очень модным полсотни лет назад. Хлопотливо,
как муравей, он устраивал "свой дом", куда должна переехать Зина. Нет, не
сейчас, а когда будут куплены еще один шкаф, для одежды, - куда же вешать
костюмы? - и диван. Диван Виктор уже присмотрел - зеленый, плюшевый,
выцвел немного, но нигде не потертый.
Зина избегала бывать в своем будущем доме. Заходила раза два и потом
долго чувствовала запах нафталина. Она прощала Виктору его слабость к
вязаным бабушкиным скатертям, занавескам и коврикам. Смешной коллекционер!
Другие собирают марки, открытки, спичечные коробки, а он - цветные тряпки.
Не все ли равно! Скоро она все переделает по-своему.
Но Виктор не торопился. "Знаешь ли, Зинок, - говорил он, - мне еще шубу
надо справить. Неудобно в пальтишке бегать".
Зина с трудом понимала связь между шубой и началом новой жизни, к
которой они вместе стремились.
Наконец все выяснилось. Виктор подружился с одним из инженеров отдела
технического контроля и выболтал ему. то, что умело скрывал от Зины.
"Неустроенная у меня жизнь, Гриша, - жаловался Виктор. - Одно время
налаживаться стала - и вдруг все вдребезги... Крушение надежд... А до чего
ж я любил ее! Ты знаешь, о ком я говорю?" - "Знаю. Неужто поссорились?" -
"Да нет, ссоры никакой не было. Расстанемся по обоюдному желанию. Не
подходит она мне". - "Чудно! А раньше подходила?" - "Подробности некоторые
выяснились. Семья, то, другое..." - "Насчет ее семьи мы лучше тебя знаем.
Потомственные рабочие, всю жизнь здесь работали. Зинушка тревожится - мать
больно часто хворает". - "Этого я и боюсь. Придется тещу кормить, у Зинки
еще сестра есть маленькая. Прорва, никаких денег не хватит. Конечно, Зинка
зарабатывает, но ведь ей одеться нужно, не в спецовке же ходить.
Неизвестно, сколько времени теща протянет..." - "Мерзавец ты, сквалыжник!
Любовь называется!"
С этими словами Гриша удалился, а на следующий день все рассказал Зине.
Он был честен, его возмутил обывательский цинизм Виктора. Разве можно
связывать жизнь с таким! Пусть Зина решает.
И Зина решила. Виктор для нее уже не существовал. Пережить это было не
легко. Она замкнулась в себе, стала избегать даже близких друзей, все
казались ей такими же, как Виктор. Ребята в цехе боялись смотреть на нее.
А хотелось бы - девушка красивая, невольно залюбуешься.
Вот и сейчас залюбовался ею Багрецов. Заметив, что Зина подняла глаза,
резко отвернулся к окну. Неудобно, подумает еще что-нибудь. Впрочем,
опасения напрасны - меньше всего он похож на франта, желающего понравиться
девушке. Посмотрела бы Надя на него в таком виде...
Он открыл раму и в недоумении провел перед глазами рукой. Кто это там?
Улицу пересекал "личный враг © 2". Ссутулившись, тащил он чемодан.
Всего три раза видел Багрецов нового друга Нади, а запомнил на всю жизнь.
Не спрашивал о нем: боялся, что Надя обидится.
Но какими судьбами он попал сюда? Багрецову вполне было достаточно Толь
Толича, "номера первого".
За "вторым номером" шли его товарищи. Они тоже были с чемоданами.
Все стало ясно Вадиму: это о них рассказывала Зина. Три студента: один
- маленький, в тюбетеечке, другой - вроде борца и еще "этот". Интересно
поглядеть на изобретателей, которые теряют аппараты. Зрелище поучительное.
Если бы не Надин друг, Вадим посочувствовал бы ребятам:
"Ну, потеряли, прошляпили. Совестно, конечно. Ну что поделаешь, с кем
беды не бывает?" Теперь, глядя на шагающего малого с рассеянными,
подслеповатыми глазами - и чего в нем Надя нашла? - Багрецов испытывал
жгучее, мстительное чувство, стыдное и неприятное. Он был уверен, что
именно этот кавалер, помня только об очередном свидании с Надей (или с
другой девицей, не важно), замечтался, рассиропился, а потому все
перепутал и упустил ценный аппарат. "За такие штучки из комсомола надо
исключать, - злорадно подумал Багрецов. - Жаль, что не работаешь в нашем
институте, золотко, я бы сказал тебе пару теплых слов на бюро". Мысль это
отрезвила его мгновенно, от злости не осталось и следа, овладевала
холодная ненависть к самому себе. "Докатился! На бюро - и личные счеты...
Свинья ты после этого!"
Трудно было успокоиться. Он крепко сжимал; руки за спиной. Как-никак, а
сердце, по выражению Маяковского, не "холодная железка", Вадим это знал не
хуже многих.
Вот идет человек. Из-за него ты потерял самое дорогое. Из-за него ты
мучаешься, места себе не находишь, он во всем виноват. Но ты должен
протягивать ему руку, вежливо улыбаться, будто ничего не случилось..
Выдержка, Вадим, выдержка!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг