откуда будет отдавать распоряжения.
Зина предложила свои услуги. Ей все равно предстоит пересадка в
Куйбышеве, а поэтому она может отправиться на вокзал сейчас, не дожидаясь
утра. Ребята запротестовали. Не хотелось раньше времени с ней
расставаться, и к тому же - что Зине делать ночью на вокзале, когда здесь,
на горе, так хорошо! Надо ценить последние часы своего отпуска!
Конечно, должен ехать кто-либо из студентов: им легче опознать ящик
среди множества одинаковых. Только бы не успели его отправить!
Леве, как известно, не доверяли, - он опять может выкинуть какую-нибудь
штуку, - а потому на пригородную станцию поедет Митяй. Делает он все
обстоятельно, солидно, не то что Левка - на скорую ручку, комком да в
кучку. Теплилась надежда, - правда, очень слабая, - что удастся задержать
отправку "Альтаира".
Митяй стал расспрашивать у Зины, как добраться до станции.
- Не будем терять времени, - резко поднявшись, сказала она. - Поедемте
вместе.
Кстати, Зина хотела пораньше узнать, когда отправится попутный самолет.
А вдруг завтра утром? И потом - что за разговоры? Ведь ребята прекрасно
понимают, что дело нешуточное. Она моментально найдет то место, куда
должны подать вагон, что очень важно, когда минуты дороги.
Журавлихин был ей благодарен, согласился и спросил, как она доберется
до товарной станции. Но Зина не задумывалась над такой, по ее мнению,
пустяковой проблемой. До Куйбышева часто ходят катера. Однако Женя не был
склонен к оптимизму. Нельзя столь легкомысленно надеяться на случайность,
не всегда в нужную минуту ждет тебя катер или машина. Надо выхлопотать
специальный транспорт. Как говорится, сердце не камень.
Любой начальник отдаст свою машину, когда узнает про их беду.
Зина торопливо попрощалась с Женей и, не оглядываясь, скрылась в
темноте. Вслед за ней исчез Митяй, потом Левка отправился звонить на
товарную станцию.
Конечно, Женя думал сейчас о самом главном - удастся ли догнать
потерянный "Альтаир"? - но одновременно чувствовал и новую потерю. Она
больно отзывалась в сердце. Тяжело расставаться с Зин-Зин, все равно что с
близким, хорошим другом. Хотел ее окликнуть, адрес узнать, но было уже
поздно. "Может, Митяй догадается, - с грустью подумал Женя. - Да нет.
Куда ему! Толстокожий и многого не понимает".
До начала передачи, которую Женя все-таки надеялся принять, оставалось
сорок минут. Над темной водой чуть брезжила желтоватая заря. Или это
далекие огни города?.. Женя мечтал о вертолете. Поднявшись над Волгой, он
бы через несколько минут опустился на товарной станции, прямо рядом с
ящиком. Женя представлял себе это настолько реально, что уже искал в
звездном небе повисшие над рекой сигнальные огни вертолета.
Нет, напрасные мечтания! Женя опустил взгляд и, вздохнув, посмотрел на
часы. Как томительно тянутся минуты! Оценивая последние события, вспомнил
о Багрецове, которого видел всего лишь полчаса назад, и устыдился своей
нелепой злости. В самом деле, чем виноват упрямый парень - а ему в этой
поездке, видно, приходится солоно, - если он предупредил Толь Толича о
невыключенном приборе? Так же поступил бы и он, Женя, и любой из его
товарищей.
Неприятнее всего было сознание, что естественный поступок Багрецова
Женя связал со своим отношением к Наде. Он даже думал о какой-то мелкой
мести. "До чего ты дошел, товарищ Журавлихин! Вот тут и спрашивай совета у
сердца. Оно у тебя с грязным пятнышком, дорогой мой".
По узкой тропинке среди темных кустов поднимался Лева. Женя не утерпел,
бросился навстречу. Какие новости? Звонил ли он на товарную станцию?
Уехали Митяй с Зиной или еще нет?
Ничего утешительного Лева сообщить не мог. Подходящего транспорта до
Куйбышева не было, стали выпрашивать моторную лодку, на что потратили
много времени. Кроме того, пришлось заправлять мотор, а поэтому Митяй и
Зина пока еще не уехали. Лева звонил на товарную станцию, но, как и
следовало ожидать, ему ответили, что по таким скудным данным, которые он
мог сообщить об интересующем его ящике, найти таковой невозможно. Что же
касается расписания движения товарных поездов, то пожалуйста! "Какое
направление вас интересует?" Вопрос остался без ответа: ведь еще не
известно, куда поедет Толь Толич. Искать толстенького пассажира с усами
никто не соглашается. Народу здесь много всякого - как найдешь? Если
насчет ящика что-нибудь выяснится, обещали позвонить на причал, но надежды
на это было мало. Надо ждать вестей от Митяя и Зины, которые уже,
наверное, скоро поедут.
Подошло время приема. Женя вновь увидел рельсы в лучах прожектора,
клумбу у светофора, угол крыши - все то же самое, как и час назад. Ящик
стоял на месте; вероятно, его не вскрывали. У Жени отлегло от сердца.
- Слышите? Опять гудит.
Это сказал Багрецов. Женя насторожился. Неужели упрямец добьется своего
и убедит Толь Толича вскрыть ящик?
Позабыв, что сам всегда вмешивается, Лева рассердился:
- Вот, дьявол, какой приставучий! Чего он лезет не в свои дела?
Перед самым объективом Толь Толич перебирал бумажки. Покачивалась его
расплывчатая физиономия с маленькими усиками, похожими на два черных
подсолнушка.
Он презрительно дернул губой, отчего, как показалось Леве, подсолнушки
чуть было не упали вниз, и проговорил:
- Много вы, миленький, понимаете в складском хозяйстве! По инструкции
не положено хранить и тем более перевозить ценную аппаратуру в таких
ящиках. Я же вам говорил - здесь подсобный инструмент. Лопаты, кирки,
что-нибудь вроде этого...
- Но ведь гудит, трещит, - возразил Багрецов.
- Это у вас в голове трещит, золотко. С утра ничего не кутали. - Толь
Толич опять посоветовал Багрецову пожалеть свое здоровье и клялся, что без
него не уедет.
Однако, как поняли Женя и Лера, Толь Толич стремился любым путем
отвязаться от Багрецова. До станции было далеко, и по возвращении можно не
застать ни Толь Толича, ни вагона.
Из сцены, которая разворачивалась на экране, студентам стало известно,
что Толь Толич несколько раз подходил к ящику и прислушивался. Час назад,
несмотря на утверждение Багрецова, что в ящике работает зуммер или мотор,
Толь Толич ничего не услышал. Это было понятно конструкторам "Альтаира":
он уже успел выключиться, а потом, как и требовалось, не включался до
настоящей минуты. Немудрено, что помощник начальника экспедиции отнесся с
недоверием к словам Багрецова, будто в ящике, где должен быть упакован
инструмент, вдруг оказалась аппаратура, да еще с аккумуляторами, да еще с
включенными.
- Не выйдет, золотко, не выйдет! - Толь Толич замахал пальцем у самого
носа Багрецова. - Перед начальством выслужиться хочешь? Бдительность свою
проявляешь? Думаешь, я не понимаю, чего ты стараешься? Все равно тебя в
экспедиции не оставят, умоешься! - Он резко провел ладонью от лба до
подбородка.
В эту минуту вся сущность ласкового, внешне любезного Толь Толича
раскрылась полностью. Губа с веселыми гладкими усиками приподнялась, и под
ней оказались острые зубы. Но, как это ни странно, сейчас он представлялся
Леве особенно симпатичным. В конце концов, если бы не Толь Толич, то
"Альтаиру" пришел бы каюк. Настойчивость Багрецова нашла достойного
соперника.
Из репродуктора послышалось шипение выпускаемого пара, и с левой
стороны экрана выползла труба паровоза.
Изображение исчезло. Появится ли оно когда-нибудь?
Глава 8
БИЛЕТ ДО НОВОКАМЕНСКА
Багрецов не сомневался, что справедливость восторжествует, терпеливо
сносил все невзгоды в пути, мирился с неудачами и упрямо шел наперекор
мнению Анатолия Анатолиевича Медоварова, помощника начальника экспедиции,
который считал, что Багрецову следует возвратиться домой, к маме, и вообще
уважать старших. Старших Вадим уважал, верил в незыблемость их решений и
весомость каждого слова, особенно слова руководителя. Пусть сам начальник
экспедиции, а не Медоваров скажет Вадиму: так, мол, и так, обстоятельства
изменились. Простите, мол, за беспокойство, возвращайтесь домой. Но этого
начальник не скажет - Багрецов за него ручался, как за самого себя.
Всю дорогу Вадим следил за грузом экспедиции. Это был единственный
способ добраться до места назначения. В Москве сказали, что без начальника
экспедиции сделать ничего нельзя, неизвестно почему тот отменил
командировку Багрецова.
- Поговорите с Медоваровым.
Выхода не было. Мужайся, Вадим!
Лишь однажды сердце его дрогнуло. Он отстал от поезда, который увозил
груз, а вместе с ним и Толь Толича. Разрывалась последняя нить,
связывающая радиста с экспедицией.
Случилось это так.
В тот вечер, когда в поисках бродяги "Альтаира" студенты изнывали от
страха, наблюдая на экране Чрезмерную активность Багрецова, готового
вскрыть ящик, к месту погрузки имущества экспедиции подали вагон.
"Альтаир" выключился, а потому о дальнейшей его судьбе студенты могли
только догадываться. Багрецов тоже не знал, куда отправляется груз, и лишь
в самый последний момент, обманув бдительность Медоварова, выяснил, что
груз должен прибыть в Новокаменск. Багрецов бросился за билетом.
Впереди светились окна пригородного вокзала. Маленькое кремового цвета
приземистое здание, каких много на всех дорогах, напоминало Багрецову
кусок плавленого сыра. Эта странная ассоциация вызывалась весьма
болезненным чувством - с самого утра, кроме сыра, он ничего не ел.
До чего же недальновиден Толь Толич! К тому же человек он абсолютно
ненаблюдательный. Багрецов голодал не потому, что боялся отойти от него, а
по причине финансового неблагополучия. У радиста было командировочное
удостоверение, но, в отличие от документов подобного типа, в нем не
указывалось место назначения. Багрецов Вадим Сергеевич направлялся в
распоряжение начальника экспедиция такого-то института. Вот и все. Но
главное - командировка не подкреплялась никакими материальными благами.
Отсутствовали так называемые "проездные", "суточные" и "квартирные".
Кстати, эти "квартирные" для Багрецова не являлись необходимыми - какие
там квартиры в экспедиции! Но что касается всего остального, то здесь дело
обстояло из рук вон плохо.
Рассчитывая на получение аванса по командировке, Вадим по меньшей мере
легкомысленно распорядился своей зарплатой и половину ее потратил перед
отъездом. У матери лишних денег не было, у Бабкина обиженный Димка взять
не мог, у других ребят не успел. К тому же недостаточный житейский опыт не
смог удержать путешественника от невинных соблазнов, вроде любимых
"мишек", вафлей и копченой стерляди. Все это было в начале пути. И вот у
Казани Вадим почувствовал странную пустоту в боковом кармане. Пришлось
обратиться к начальной арифметике и определить ежедневный прожиточный
минимум на будущее. Этот экскурс в первый раздел математики не доставил
Вадиму удовольствия. Делимое было ничтожным, дней в делителе порядочно.
Математические законы непогрешимы, а потому в частном оказалась столь
мизерная величина, что Вадим загрустил всерьез, хотя это случалось с ним
редко.
Надо было срочно изобретать способ сверхрационального питания. После
тщательного анализа и изучения доступных Вадиму продуктов он остановился
на плавленом сыре и выбрал сорт, который отличался невероятной дешевизной
(что прежде всего привлекало Багрецова), затем питательностью и, наконец,
тем, что на всех пристанях кирпичиками этого сыра были завалены прилавки
магазинов, буфетов, палаток. Сыром торговали на пароходах, в ресторанах,
кафе, закусочных и пивных. Лоточницы носили его в корзинах и ящиках под
стеклом. От плавленого сыра деваться было некуда. Местный сыроваренный
завод работал на полную мощность.
Расчетами и, главное, привычным путем эксперимента Багрецов определил
тот минимум калорий, который необходимо ежедневно вводить в человеческий
организм для сохранения бодрости и дееспособности. Оказалось, что двух
кусков витаминизированного плавленого сыра, весом по сто граммов каждый,
вполне достаточно, если прибавить сюда соответствующее количество
углеводов, то есть обыкновенного черного хлеба. Принимая во внимание, что
этот сыр содержал в себе чуть ли не весь алфавит витаминов и
поливитаминов, Багрецов мог быть спокоен за свое здоровье, во всяком
случае, до конца путешествия. Правда, за последние два дня Вадим
чувствовал подозрительную легкость в желудке. Но зачем же себя обременять
излишним весом! Врачи это не рекомендуют. Кстати, пища будущего, как
писали старики фантасты, предполагается концентрированной, в пилюлях. А
если так, то высококалорийный и витаминизированный сыр является как бы
экспериментальным образцом подобного концентрированного блюда и может
заменить целый обед. Сыр этот не очень нравился Багрецову, однако он
считал, что надо поддерживать каждое смелое начинание, несмотря на его
частные недостатки. Нельзя занимать позицию бюрократа Медоварова, который
зажимает ценные изобретения. Хоть этим Вадим оправдывал свою
систематическую поддержку "пищи будущего", а надоела она ему изрядно.
Неудачи преследовали молодого изобретателя. Обидно, когда они тебя
подстерегают не там, где их ждешь, то есть не за лабораторным столом в
минуты творческого вдохновения, в поле на испытаниях, в бюро изобретений.
Нет, все это позади. Одна из неудач коварно поджидала его у билетной кассы.
Впервые в жизни техник Багрецов по-настоящему оценил заботу своего
институтского коллектива, как организатора всевозможных поездок на
испытания и командировок. Билет тебе закажут, аппараты погрузят, без
сутолоки, без суматохи, как издавна заведено в солидном научном
учреждении. Вспомнив об этом, Вадим безнадежно вздохнул.
У кассы извивалась длинная очередь. Напрасно Багрецов размахивал
командировочным удостоверением. "Все едут в командировки!" Он попробовал
умилостивить стоящих у кассы, жалобно умоляя пустить его без очереди, так
как вагон уже подан, погрузка заканчивается и поезд отойдет вовремя.
"У всех поезд отходит вовремя!" Все торопились и не могли
по-человечески понять суматошного парня. Если бы он здесь же, у кассы,
рассказал свою трагическую историю, рассказал, что во имя справедливости и
торжества научной мысли, заключенной в его маленьких аппаратах,
изобретателю крайне необходим железнодорожный билет до Новокаменска, то,
вероятно, вся очередь отодвинулась бы от кассы, уступая дорогу
настойчивому и принципиальному представителю радиотехнической науки. Любят
у нас науку, а еще сильнее - преданность своему делу, каким бы оно ни было.
Но Вадим полагал - и не без оснований, - что очередь в билетном зале -
это не та аудитория, перед которой следовало бы доказывать необходимость
испытаний ультракоротковолновых радиостанций в районе Новокаменска, а
потому ссылался на командировочные документы, которые, как уже было
сказано, успеха в очереди не имели.
Всех раздражал этот франтоватый юнец в шляпе и белом плаще. Он норовил
обязательно протиснуться без очереди, когда старики и даже одна женщина с
полусонной девочкой спокойно, по порядку, продвигались к окошку.
- Ну и нахальный парень! Хоть бы стариков посовестился!
- Молодой еще!
- Они завсегда так!
- А еще образованный! В шляпе!
Ничего не добившись, кроме этих нелестных оценок, и краснея до ушей,
Багрецов по совету милиционера побежал к дежурному по вокзалу.
- Спросите товарища Гуляеву, - сказал милиционер. - За углом направо.
До отхода поезда оставалось тридцать минут, что не очень много, когда
требуется: во-первых, доказать этой Гуляевой, что если пассажир, к
несчастью оказавшийся изобретателем, сейчас же не достанет билета до
Новокаменска, то железнодорожная администрация будет повинна в гибели
многообещающего молодого таланта, вернее - его творения; во-вторых, по
записке дежурной надо получить этот билет на глазах у транзитных и прочих
пассажиров, тех, кто принимали назойливого парня совсем не за того, за
кого следует. (Ясное дело, билет из брони не выдадут зря.) И, наконец,
в-третьих, надо успеть вскочить в вагон.
Напуская на себя строгость, молоденькая девушка слушала сбивчивую речь
Багрецова, всем своим видом подчеркивая, что красная фуражка, из-под
которой игриво падали на плечи золотистые локоны, не просто головной убор,
или - избави вас бог подумать! - какая-нибудь шляпа, а символ
железнодорожного порядка на вверенном ей вокзале. Дело, как говорится,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг