ГЛАВА 4
ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА
День за днем спускались дни,
и снова густела тьма ночная.
В. Маяковский
За эти три года главные организаторы филиала ОКБ в московском институте
никак не могли выбрать время для того, чтобы приехать к своим друзьям, в
колхоз "Путь к коммунизму".
Летом или осенью кто-нибудь из институтских ребят непременно проводил свой
отпуск в этом колхозе. Багрецов и Бабкин с завистью слушали рассказы
товарищей о том, как их встречали в Девичьей поляне. С благодарностью
принимали техники приветы от Никифора Карповича и Анны Егоровны, устраивали
совместные заседания, записанные на пленку, слушали голоса друзей,
поздравляли их с успехами, обещали приехать. Но то болезнь Вадима, то
длительная командировки на один из островов в Тихом океане, где техники
устанавливали автоматическую радиометеостанцию, никак не давали им
осуществить свою давнишнюю мечту.
Правда, за эти три года, прошедшие с того памятного лета, когда они искали
подземную реку, Вадим и Тимофей виделись с Ольгой и Копытиным. Колхозный
строитель приезжал в Москву в Архитектурный институт. Упрямый парень никак
не мог согласиться с типовыми проектами колхозных домов, которые
разрабатывали московские архитекторы. Он доказывал необходимость многих
изменений. Мощное объединение из нескольких колхозов теперь уже могло
строить настоящие городские дома с полным комфортом.
Однажды Вадим совсем случайно узнал о приезде в Москву Стеши. Модница
выбирала себе шляпу в "Доме моделей", а покорный Бабкин мерз, ожидая ее у
витрины магазина, где его и встретил Вадим.
Потом целую неделю Вадим не мог повидаться ни с Антошечкиной, ни с
Тимофеем. По каким улицам Москвы, по каким музеям они бродили - неизвестно.
Бабкин не любил распространяться об этом.
Приезжала в Москву и Анна Егоровна. Ее вызвали на какое-то совещание.
Никифор Карпович прилетал в командировку. Не так давно его избрали
секретарем райкома. Он перебрался из Девичьей поляны в город, дел стало еще
больше. Но комсомольцы видели его довольно часто либо на своих опытных
делянках, либо у себя в новом клубе, где несколько комнат занимала ОКБ.
Встречи в Москве были очень радостны. Говорить можно до утра и не
наговориться! Но и Бабкин и Вадим не довольствовались рассказами о Девичьей
поляне, им не терпелось все увидеть своими глазами! И этот день настал:
Еще из окна вагона, когда поезд подъезжал к станции, Багрецов увидел
голубую "Победу" с высоким, не совсем обычным прутом антенны. Склонившись
над рулем, подремывал совсем юный шофер, паренек лет шестнадцати. На голове
его сияла вышитая золотом тюбетейка.
С чемоданами, не дожидаясь, пока поезд совсем остановится, спрыгнули наши
друзья на потемневшие от сырости доски платформы. Солнце только еще вставало
и лениво ощупывало длинными лучами голубовато-серую крышу станционного
домика.
- Москвичи? - деловито спросил шофер, щуря заспанные глаза. Он не узнал
техников, что приезжали в Девичью поляну три года тому назад. Стоят перед
ним какие-то ребята. Один в белом плаще, другой в белой фуражке и белой
гимнастерке. Мало ли их перебывало в колхозе!
Распахнув дверцу, шофер небрежным жестом пригласил друзей в машину.
- Тимка, смотри! - восторженно крикнул Багрецов, высовываясь в окно. -
Дорога-то какая! Асфальт, будто на улице Горького.
Шофер презрительно покосился на москвича. Много он понимает в дорогах!
Узкая, простору нету. На такой не "погазуешь"!
А дорога текла, как голубая река. Туман клубился над ней, утренний,
прозрачный. День должен быть жарким, таким же, как и три года тому назад,
когда Багрецов и Бабкин впервые появились в здешнем колхозе. И это лето
такое же засушливое, как тогда. Но стоят высокие хлеба, и сизые волны ходят
по ним.
- Остановите, пожалуйста. - Вадим тронул шофера за плечо.
Он выскочил из машины и, увлекая за собой Тимофея, подбежал к пшенице.
Глубокой синевой, цветом добротной каленой стали, темнела вода в длинном
канале. Вдоль него тянулась молодая поросль будущего леса.
- Теперь понял. - Вадим схватил друга за руку. - По всему району
протянулись такие распределительные каналы. Масштаб невелик. Это не Заволжье
и не Туркмения, но ведь здесь тоже хоть и маленькая, а стройка коммунизма.
Помнишь, нам рассказывал Никифор Карпович о том, что здесь давно перешли на
новый способ орошения? Не нужны мелкие постоянные каналы и даже передвижные
трубы Тетеркина.
- Да, но Васютин говорил, что воды все-таки не хватает.
- Неуемный народ! - с восхищением воскликнул Вадим. - Все им мало. Ты
сухарь, ты ничего не чувствуешь. Чорт возьми, да ведь это великое счастье -
быть жадным! Жадным в лучшем понимании этого слова. И не для себя, а для
всех! Я уверен, что наши друзья-полянцы, если это им понадобится, не только
подземную, но и любую многоводную реку сюда приволокут.
- Опять стихами заговорил. Поедем.
- Погоди, - отмахнулся Димка. - Какие это стихи: Ничего ты не понимаешь.
Помнишь, у Маяковского? - И Вадим восторженно забасил:
Нас
штык
от врагов
защищает в грозу,
а в мирный день -
дипломатия.
Но нет у нас
довода
более веского,
чем амбар,
ломящийся от хлебных груд.
Нету
дела
почетнее деревенского,
почетнее,
чем крестьянский труд.
- Честное слово, здорово это все! - горячо воскликнул Вадим. - Неужели ты
не чувствуешь, как пахнет этот хлеб? Ну, вздохни, вздохни пошире, и ты
поймешь, что это значит. У нас в квартире пахнет больницей. А здесь:
Вадим закрыл глаза и с наслаждением втянул в себя воздух.
- У меня сейчас такое состояние, будто я черемухи нанюхался. Хожу, как
пьяный. Никакие цветы, никакие духи не сравнятся с этим волнующим запахом
созревающих хлебов. Нет у наших парфюмеров никакой романтики, я на их месте
создал бы такое чудо, чтоб люди ахнули:
Бабкин не слушал его. Он задумчиво подошел к толстым стеблям ветвистой
пшеницы и остановился.
Димка уже тут как тут.
Он осторожно раздвинул стебли и, стараясь не наступать на них, примерил,
сколь высока пшеница. Багрецов вспомнил, как однажды в прошлый свой приезд
встретил на поле председателя райисполкома. Деловито расправляя лист
кукурузы на своей тучной груди, он измерял ее своим ростом. Шутливо качая
головой, председатель говорил: "Нет, Анна Егоровна, у соседей кукуруза
повыше этой пуговички, - тут он указывал на гимнастерку. - Выправляться
надо, организуйте подкормку".
Часто бывал председатель на полях и видел все своим опытным хозяйским
глазом. "Никифор Карпович, секретарь райкома, наверное, тоже сейчас в поле",
- невольно подумал о нем Вадим.
Шофер нетерпеливо загудел, и друзья вернулись к машине.
:Впереди, как призрачная высокая гора, в розовом утреннем небе
вырисовывался знакомый холм. Уже громадными казались Ольгины тополя.
Зубчиками они исчертили край неба. А над тополями высился ветряк. Лень ему в
такую рань размахивать крыльями.
- Выйдем? - предложил Тимофей.
- Попрошу вас, товарищ шофер, отвезти чемоданы, - обратился Багрецов к
заспанному угрюмому пареньку. - А мы отсюда пешком пройдем.
Бабкин оставил при себе маленький контрольный приемник. Сейчас аппарат уже
был не в чемоданчике, а в кожаном чехле, напоминающем футляр от бинокля.
Надо, конечно, проверить работу автоматической станции. Правда, на этот раз
они приехали сюда в отпуск, но дело прежде всего. Не посылать же институту
специального человека для проверки установки!
Тимофей включил приемник. На длинных волнах передавали гимнастику. Из
сетчатого отверстия в верхней крышке слышался тонкий, пронзительный голосок:
- Вытяните руки на ширину плеч: Так, приготовились:
На ультракоротких волнах приемник тоже работал. Кто-то, может быть, Сергей
Тетеркин или его помощник Никитка, требовал на пастбище доярок. На другой
волне передавалась сводка местной МТС. Повар с полевого стана кричал на весь
район, чтобы ему срочно прислали лавровый лист.
- Соображение надо иметь, - доказывал он. - Голову вы с меня сняли.
Сегодня же уха.
На десятках волн разной длины разговаривали колхозные радиостанции.
Тимофей увлекся этим необыкновенным путешествием по эфиру. Вся жизнь
большого и хорошо налаженного хозяйства вставала перед ним. А это что?
Тонкие звенящие звуки, будто капала вода на стекло. Ну, как же не узнать!
Это работают на полях автоматические приборы, сделанные в институте.
Снова поворот ручки.
Приемник сразу замолк. Никаких шорохов, никакого шипения. Вдруг резкий
треск. Рычание, грохот. Казалось, что крохотный репродуктор, спрятанный в
приемнике, сейчас выскочит наружу. Это уже совсем непонятно. Вероятно,
где-то здесь работает станция огромной мощности. Но зачем она нужна?
Бабкин не стал долго задумываться. Мало ли что бывает. Он взял под руку
Вадима и молча полез вместе с ним на вершину холма.
Высокая стена тополей опоясывала озеро. Озеро как бы светилось изнутри,
будто горели на дне прикрытые матовым стеклом холодные Ольгины лампы. Густой
кустарник жался к стволам тополей. Здесь, около водоема, защищенного от
знойных ветров и солнца, было совсем прохладно.
Как по стеклу, бегали шустрые водомерки. Со дна выскакивали на поверхность
лопающиеся пузырьки.
- Зря мы с тобой тогда подвесную дорогу не спроектировали, - шутливо
заметил Вадим, устало плюхаясь на скамью. - Тяжеловато добираться к этому
бассейну, Особенно Анне Егоровне.
- А что ей здесь делать? Это мы с тобой вроде туристов осматриваем
достопримечательности Девичьей поляны.
- Туристы: - задумчиво усмехнулся Вадим. - А помнишь, как мы ночью здесь
заблудились? В первый же день: И вдруг сразу начались чудеса: - Он
мечтательно закрыл глаза, помолчал, затем, поднимаясь, проговорил: - Пойдем.
Не знаю, но мне почему-то грустно вспоминать о том времени. Все тогда
казалось необыкновенным. Помнишь?.. Девушка на склоне холма: и пела она так
грустно: "Услышь меня, хороший мой:" А потом, - в голосе Вадима прозвучала
скрытая обида, - все стало обычным. Девушка оказалась агрономом и вскоре
женой механика Тетеркина. - Багрецов печально вздохнул и перекинул плащ
через плечо. - Даже трактор, который ночью бродил по полям, тоже: так:
наивность: обыкновенная затея, которая, конечно, ни к чему не привела.
- Это уж слишком, - недовольно возразил Бабкин, надвигая фуражку на глаза.
- Я терпеливо слушал твою скучную лирику. Мировая скорбь и твои прочие
поэтические настроения нам знакомы! Но это никак не вяжется с серьезной
техникой. Я уверен, что мечтания Тетеркина имеют под собою абсолютно
реальную почву.
- Эх, Тимка! Ни черта ты не понимаешь. Скучная ли:ри:ка: - презрительно
протянул Багрецов. - Ты же ничего не чувствуешь. А я вот пришел на это
место, и сердце защемило. Ведь это мы все делали, мучились, искали воду.
Ничего не получалось. Главный инженер: - мечтательно произнес он. - Скоро ль
я им еще буду? Ты, Тимка, не смейся, но кажется мне, что прощаюсь я на этом
озере с какой-то детской мечтой и, может быть, с юностью. Потому что все
тогда представлялось иначе. На каждом шагу нас подстерегали неведомые
чудеса: - Вадим говорил, ероша свои курчавые волосы. - Ты знаешь, есть такие
темные очки, которые защищают глаза от солнца. Их надевают обычно у моря.
Без этих очков ты щуришься, солнце мешает тебе рассматривать лица, ты многих
не узнаешь. Все тебе кажутся молодыми, и девушки прекрасными. Светло,
радостно! Песок ослепительно белый, чистый. В небе ни облачка! Мир хорош! Но
вот ты надеваешь эти черно-зеленые очки. Сразу все преображается. На лицах
появляются предательские морщинки. Девушки дурнеют. Песок становится
зеленоватым, и в нем ты видишь каждую мелочь: обгорелую спичку, окурок,
яичную скорлупу. На этом месте уже неприятно лежать. Поднимешь глаза - и
сразу замечаешь какие-то неприятные облака, похожие на тучи, они черными
пятнами выделяются на сером небе. Пора домой, будет дождь!
Вадим передохнул и убежденно сказал:
- Я бы запретил продавать такие очки. Их надо просто бояться.
- Это для слабонервных, - спокойно возразил Бабкин. - Сквозь какие очки ты
сейчас смотришь? Форсун!
- Не смейся, Тимка. Иногда бывает, что вот нападет на меня этакая
проклятая холодная трезвость. Все известно, и больше нечему удивляться:
Слышишь? - Вадим вдруг замолк и показал пальцем в сторону шлюза. - Щелкнуло
реле, шлюз открылся, и вода побежала вниз. Как будто бы чудеса? Ведь здесь
никого нет. А мы знаем, что это простейшая телемеханика. В Девичьей поляне
на узле управления диспетчер нажал кнопку. Абсолютно ясно! Никаких фокусов и
чудес!
Багрецов снял шляпу и несколько раз прошелся взад и вперед по узкой
дорожке над озером.
- В прошлый раз ты точно так же разглагольствовал, а потом первые две
недели ходил с раскрытым ртом, - напомнил Тимофей. - И, право же, я тебя не
узнаю: только что на дороге ты визжал словно от щекотки, потрясенный запахом
пшеничных полей. Телячьей восторженности тебе не занимать.
- Чудак и сухарь, - замахал на него шляпой Багрецов. - Опять ты ничего не
понимаешь. У тебя душа вымерена с точностью до десятой миллиметра, разделена
плотными перегородками, и каждый раз, когда тебе нужно как-то реагировать на
"внешние раздражители", говоря научным языком, ты мучительно долго ищешь
ключ от камер, где у тебя запрятаны разные чувства: смех, плач, просто
хандра. Неужели ты не понимаешь, что я могу безудержно радоваться, смотря на
зреющие хлеба, и с равнодушной важностью оттопыривать нижнюю губу при виде
новой машины, которая меня уже не удивит?
- Погоди важничать, всезнайка. Наука, как тебе известно, не имеет предела,
а тем более у нас в стране. - Тимофей грубовато наклонил к себе голову
товарища и сочувственно заметил: - Мне кажется, мой дорогой "профессор", вы
очень устали. Маленький мирок, ограниченный индикаторами и реле, с которыми
вы возитесь ежедневно, не дает вам возможности видеть технику во всей ее
широте.. А мне кое о чем писала Антошечкина. Только это, конечно, между
нами. Думаю, мы что-то увидим интересное. Именно то, чего ты жаждешь! - с
нарочитым пафосом подчеркнул Бабкин. - Не-обык-новен-ное!
- В Девичьей поляне? - уныло спросил Вадим, потирая висок.
Багрецову заранее было все известно из рассказов друзей. Он привык к тому,
что каждый раз ему сообщали все новости. Театр построили на семьсот человек,
новую районную электростанцию, стадион. Колхозная команда футболистов, где
капитаном Буровлев, вышла на первое место в области. Сейчас в Девичьей
поляне Буровлев - директор кирпичного завода.
Задумчиво подойдя к тополю, Вадим созвал гладкий, чуть клейкий лист и с
огорчением убедился, что сейчас у него уже нет желания поднести листок к
губам и лихо, по-мальчишески, как бывало Сережка, щелкнуть. А ведь три года
тому назад и он это делал. "Черт возьми, откуда же появилась эта непрошенная
солидность? Как ни говори, а третий десяток пошел, и главное - совсем
незаметно".
День за днем спускались дни
и снова густела тьма ночная.
- У тебя сейчас такое лицо, будто ты жуешь зеленый крыжовник, - пошутил
Бабкин. - Откровенно сознайся: сколько у тебя еще этой "зелепуги" осталось в
кармане? Хватит до Девичьей поляны?
- "Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп" - правильно
Маяковский сказал. - Вадим, не оборачиваясь, перекинул белый плащ на руку и
зашагал по тропинке.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг