Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
того молодца, которого я отсюда отправил.
   - Это еще что! - с воодушевлением воскликнул Толь Толич. - Недавно мой
сынок не такую штуку выкинул. И откуда это у них берется! От горшка два
вершка, пятиклассник еще, а законы наши изучил до тонкости. Приходит из
школы и спокойно заявляет: "У меня сегодня двойка по арифметике". Я,
конечно, всякие слова говорю, к совести его взываю, а он только
посмеивается. Не стерпел я и вроде как схватился за ремень - попугать.
Дома он у нас даже грубого слова не слышит, не только чтобы его ремнем. И
вдруг он с ухмылочкой нагло спрашивает: "Папа, а тебе разве партийный
билет не дорог?" У меня даже руки опустились. "То-то, - пригрозил сынок. -
Позвоню сейчас в милицию. Узнаешь, как детей истязать".
   - Чем же дело кончилось?
   - Плюнул и ушел. Что я мог сделать?
   - А надо бы сделать. И конечно, не за двойку, - беда поправимая. За
спекуляцию. Вот за что! Простите, я не очень-то почтительно отзываюсь о
вашем сыне. Но из таких ребят могут вырасти страшнейшие спекулянты.
   Дойдя до жилого дома сотрудников института, Набатников распорядился
устроить вновь прибывших в свободных комнатах для гостей, а сам прошел на
пункт управления, где дежурил Дерябин. Он был, как говорится, в "своей
стихии" и в буквальном и переносном смысле. Пока "Унион" еще не покинул
земную атмосферу, Борис Захарович с группой исследователей проверял
приборы, созданные в метеоинституте, радовался удаче молодых конструкторов
ЭВ-2, прибора, который сейчас показывал исключительную точность, более
высокую, чем в универсальном аппарате Мейсона. Борис Захарович уже думал
об изменении схемы анализатора, чтобы внести в него некоторые
усовершенствования, предложенные Багрецовым.
   - А все-таки ночи здесь прохладные, - сказал Набатников, потирая
закоченевшие руки. - Наверно, градусов десять тепла. Интересно, сколько
сейчас наверху?
   - Сорок пять градусов мороза, - ответил Борис Захарович, указывая на
медленно движущуюся ленту.
   Договорившись, что "Унион" будет находиться в воздухе до утра, после
чего, если не возникнет новой вспышки космической энергии, он пойдет на
посадку, Набатников спустился вниз, где в вестибюле главного здания ждал
Медоваров.
   Афанасий Гаврилович шумно уселся в кресло напротив.
   - Стекла ваши, Анатолий Анатольевич, ведут себя прекрасно. Сорок пять
градусов мороза выдерживают. Утром можете их потрогать, полюбоваться.
   - Почему утром? - недовольно спросил Толь Толич. - Разве диск не
поднимется в ионосферу?
   - Пока нет необходимости.
   - Но что такое сорок пять градусов для "космической брони"? Она должна
выдерживать абсолютный нуль.
   - Для этого "Унион" должен подняться на сотни километров. Успеется, мой
друг, успеется.
   Это не понравилось Медоварову, он думал, что уже в данном полете
"космическая броня" будет испытана всесторонне. Но когда Набатников сказал
ему, что все зависит от новой вспышки космической энергии, Толь Толич
успокоился. Мало ли что может случиться до утра.
   Хлопнула дверь, и на пороге показался Аскольдик. Он сунул Афанасию
Гавриловичу покрасневшую от холода руку, буркнул свою фамилию и сел в
кресло напротив.
   - Скажите, товарищ директор, где я могу найти секретаря комсомольской
организации?
   Не очень была по сердцу Набатникову подобная манера разговора, да и
вообще манера держаться: первым сует руку старшему, садится без
приглашения.
   - Видите ли, молодой человек, - извиняющимся тоном начал Афанасий
Гаврилович, - нет у нас пока еще секретаря.
   - До сих пор не выбрали? Странно.
   - Прошу извинения, но выбирать не из кого. Комсомольцев нет.
   - Молодежь, значит, не охвачена. Так. - Аскольдик полез в карман за
блокнотом. - О чем же думает райком комсомола?
   - Этого я вам сказать не могу.
   - Значит, молодежь предоставлена самой себе? Странно!
   Сидя в кресле, Афанасий Гаврилович опирался подбородком на палку и
сочувственно смотрел на Аскольдика.
   - Нет у нас молодежи. Пока работают только старики. Все-таки ученые,
профессора, доктора. Возраст у них не комсомольский.
   Аскольдик нерешительно перелистал блокнот и сунул его в карман.
   - Впрочем, это не имеет значения. Извините, пожалуйста, а общественная
жизнь у вас существует? Стенгазета выпускается?
   - Вероятно.
   - А вы точно не знаете?
   Набатников растерянно посмотрел на Медоварова:
   - Я не пойму, что хочет от меня ваш молодой товарищ?
   Толь Толич уже заметил, что Аскольдик ведет себя чересчур непочтительно.
   Конечно, Набатников не бог весть какая персона, об этом мальчик мог
знать хотя бы от самого Толь Толича, но всему надо знать пределы.
   Приходится мальчика выручать.
   - Вы таких - ребят обожаете, Афанасий Гаврилович, - весело сказал
Медоваров и метнул в Аскольдика свирепый взгляд. - Не успел прилететь - и
уже с места в карьер начал искать секретаря комсомола. Энтузиаст! Не
терпится ему скорее свой талант проявить. Прекрасно оформляет газету,
рисует, выпускает сатирические листки. Увлекается этим делом. Горит на
работе.
   - На какой работе?
   - Вот я и говорю: обличительные стихи, дружеские шаржи. Так сказать,
критика сверху донизу. Не взирая на лица. - И, заметив удивление
Набатникова, Толь Толич пояснил: - Ну да, конечно, в нерабочее время. А
специальность у парня рабочая, скромная, фотолаборантом числится, даже не
самим лаборантом, а его помощником.
   Афанасий Гаврилович недовольно заметил:
   - Но поймите, Анатолий Анатольевич, здесь солидный научный институт. И
вдруг прилетают какие-то помощники, ученицы...
   - Без них не обойдетесь, дорогой. - Толь Толич шутливо погрозил
пальцем: - Отрываетесь от народа, Афанасий Гаврилович. С пренебрежением
относитесь к маленьким людям. Возможно, это ваш будущий космический
пассажир. Нехорошо, очень нехорошо.
   - Мне не до шуток, Анатолий Анатольевич. Удружили вы мне своим
Троянским конем, - сухо заметил Набатников и повернулся к Аскольдику: -
Фотолаборанты нам пока не нужны. А что вы еще умеете делать?
   Аскольдик замялся, но потом лицо его приняло привычное высокомерное
выражение.
   - Видно, в вашем институте критика не в почете. А то бы я мог
предложить вам вполне квалифицированный "БОКС".
   Опираясь на палку, Набатников приподнялся.
   - О чем вы говорите? Какой бокс?
   - Странно, что вам неизвестно. "БОКС" - это одна из разновидностей
стенгазеты - "Боевой орган комсомольской сатиры". Понятно?
   Внутренне подсмеиваясь над самим собой и желая пополнить свое
недостаточное образование в этой отрасли культуры, Афанасий Гаврилович
опять опустился в кресло и спросил:
   - Ну, а чем обычно занимается этот уважаемый орган? И какую пользу он
может принести нашему институту?
   Аскольдик снисходительно повел плечом:
   - Я еще не имею местного материала. Ну, допустим, так... Бракоделы у
вас есть?
   - Как вам сказать? Есть у нас один профессор. Он выдвинул гипотезу
насчет происхождения некоторых малоизвестных элементарных частиц. Трудился
целый год, поставил ряд экспериментов и убедился, что гипотеза его
несостоятельна.
   Может, он действительно, как вы изволили сказать, бракодел?
   Несмотря на грозный предупреждающий взгляд Толь Толича, Аскольдик
черкнул карандашиком в блокноте и задал новый вопрос, правда, уже с
меньшей дозой уверенности:
   - А стиляги есть?
   - Прошу несколько расшифровать это понятие, - вежливо попросил Афанасий
Гаврилович. - Я как-то смутно представляю себе...
   - Вот странно. Ведь о стилягах много писали. Я, например, считаю... Ну,
это такой человек... носит длинные волосы, зеленый пиджак... Ну, еще что?
   Проводит вечера в ресторанах, на танцплощадках... Потом... потом... -
припоминал Аскольдик. - Да, самое главное. Не ведет никакой общественной
работы, отлынивает.
   - Знаю такого стилягу, - без тени улыбки подтвердил Афанасий
Гаврилович. - Работает в нашем институте. Профессор.
   - Профессор? - неуверенно переспросил Аскольдик.
   - Совершенно верно. Ведь эта болезнь заразительная. Значит, какой, вы
изволили сказать, первый признак? Ах, да, - длинные волосы. Правда, седые,
но ему обязательно надо подстричься. Зеленый пиджак? Есть у него такой, и
даже брюки с эдакой прозеленью. Представляете себе? Насчет ресторанов не
скажу, здесь, на горе, их нет, а если бы открыли такое веселое место, то
ходил бы туда обязательно. Вот на танцплощадку не ходит, возраст не тот.
Что же касается общественной работы, то у профессора типичные замашки
стиляги.
   Отлынивает, да еще оправдывается, говорит, что занят. Недавно приезжал
сюда культурник из дома отдыха пищевиков и предложил профессору прочитать
отдыхающим лекцию на тему "Будет ли конец мира?". Так что же вы думаете?
   Отказался!
   - Наотрез?
   - Наотрез.
   Удовлетворенно улыбнувшись, Аскольдик перевернул листок блокнота.
   - Я полагаю, что материал для "БОКСа" все-таки есть. А вы сомневались,
товарищ директор. Как фамилия этого стиляги?
   - Пишите, молодой человек. Фамилия его Набатников. - Афанасий
Гаврилович встал и, протягивая руку насупившемуся Медоварову, сказал: -
Покойной ночи, Анатолий Анатольевич. Видите, до чего я самокритичен.
   Ночь для Набатникова оказалась беспокойной. В своем кабинете он потушил
свет, лег на диван напротив контрольного экрана, чтобы, приоткрыв глаза,
можно было видеть голубую звездочку "Униона". И когда она подолгу
задерживалась на одном месте, Афанасий Гаврилович вскакивал с дивана и,
шлепая босыми ногами по колючему, точно жнивье, ковру, подбегал к приборам.
   Испытания идут нормально, по программе. Сейчас, например, ровно три
часа, - значит, диск остановился на очередной заданной высоте.
   Афанасий Гаврилович засыпал, и тогда ему мерещился какой-то маленький
человечек, заспиртованный в банке. Стоит эта банка в музее, и все на нее
смотрят. Человек в зеленом пиджаке, длинноволосый. Вдруг он начинает
расти, пухнуть. Банка лопается, и на столе уже извивается в уродливом
танце не кто иной, а сам Набатников.
   Он просыпается, протирает глаза. Приснится же такая чертовщина! На
экране мерцает далекая звезда, ее отблеск лежит на мраморных шлифованных
срезах, на страницах начатой рукописи. Все живое, теплое, настоящее.
   Рассветало. Неровная мохнатая линия лиловой горы становилась все четче
и четче, будто по ней с нажимом проводили карандашом. С неба смывалась
темная краска, постепенно уходя в высоту. И вот когда над горой
прочертилась золотая полоса, когда у подножия башни заблестели мокрые
камни, Набатников взял свою походную сумку, вытащил из шкафа ружье и
отправился в горы.
   Так бывало каждое утро. Часа два Афанасий Гаврилович бродил по
окрестностям, но вместо ружья предпочитал пользоваться геологическим
молотком. Тоже охота, но бескровная и не менее увлекательная. А ружье брал
на всякий случай. Места дикие, малообжитые, встречается и всякое зверье.
   Какие только мраморы не находил в здешних горах Афанасий Гаврилович! Он
знал прекрасные черные, с золотыми прожилками хорвирабские мраморы
Армении, находил куски мрамора цвета запекшейся крови, похожие на
знаменитые шрошинские мраморы Грузии. В его коллекции были шлифованные
осколки серо-фиолетовых, бледно-зеленых, голубых местных мраморов, с
изумительным многообразием рисунков и оттенков. Каждый такой кусок
Набатников рассматривал как неповторимую картинку. Он видел в сочетании
пятен, линий, нежнейших переходах одного цвета в другой, то горный пейзаж,
то бурное море, то закатное небо.
   В опытной мастерской института он приспособил станочек для распиловки и
шлифовки мраморных кусков и частенько по вечерам проводил время за своим
любимым занятием. Это было одно из маленьких его увлечений, причем
началось оно недавно, только здесь, когда пришлось столкнуться со
своеобразным великолепием высокогорной природы. Она не балует ни тенистыми
лесами, ни цветами, ни виноградниками, суровы и каменисты берега здешних
рек. Но именно камни, молчаливые и прекрасные, покорили нашего физика,
хотя он ими никогда не занимался, и профессия его - изучение невесомых
частиц материи - очень далека от тяжелых, чересчур уж земных каменных
глыб, так поэтично и тонко воспетых академиком Ферсманом в его "Песне о
камне". Но для Ферсмана камень был всем: его трудом, наукой, жизнью. А для
Набатникова - второй, возможно недолгой, любовью, но чистой и благородной.
   Сегодняшнее утро не принесло Афанасию Гавриловичу ни радости, ни
удовлетворения, если не считать бодрящего ощущения утренней прогулки.
Далеко уйти он не мог - беспокоился за испытания, - а ближайшие тропинки
были им все исхожены. Попались два довольно интересных полупрозрачных
халцедончика, которые из-за своей твердости трудно обрабатываются, тем
более при таком примитивном оборудовании, какое имелось в распоряжении
Набатникова. Ничего другого заслуживающего внимания, а главное, того, чего
не было в его коллекции, Афанасий Гаврилович не нашел.
   Возвращаясь обратно, он увидел высоко в небе орла-ягнятника. Зная,
сколько неприятностей приносят эти орлы чабанам, Набатников прицелился и
выстрелил.
   То ли ему так показалось, то ли ружье было заряжено не дробью, а
разрывной, зажигательной гранаткой - что уж совсем маловероятно, - но орел
не просто упал, а как бы вспыхнул и превратился в облачко.
   Сколько потом Набатников ни искал хотя бы орлиное перышко, никаких
следов не осталось.
   Дома он проверил несколько патронов и ничего особенного в них не нашел.
   Единственным правдоподобным объяснением столь странной случайности он
мог считать оптический обман. Какой-нибудь отблеск на фоне облаков. Что же
касается убитой птицы, то, видно, она упала в ущелье. Не заметил, как
падала? Ну что ж, ничего удивительного - охотник он неопытный, выстрел
ослепил его, пришлось зажмуриться. Вот и проморгал.
   Смущало другое обстоятельство: уж очень подозрительно совпадают два
факта - столкновение с орлом самолета и сегодняшний "оптический обман". Во
всяком случае, над этим надо призадуматься, и не только самому, но и
другим товарищам, более компетентным.
    
  
  
  
 ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
  
  
 Получилась она как сугубо приключенческая. Тут есть и 
   ночные неизведанные тропы, и воющий шакал, и 
   таинственный голос. Но, честное слово, автор не хотел 
   этого. Наоборот, он старался возможно короче и проще 
   рассказать об одном трудном путешествии, без чего 
   нельзя продолжать повествование.
    
  
  
  
 На освещенную луной поляну из зарослей ежевики выполз шакал, тощий,
похожий на бездомную собаку. Выступающие ребра едва скрывала облезлая
шерсть.
   Старый, он уже с трудом добывал себе пищу, питался лягушками,
ящерицами, падалью.
   Пренебрегая мудрой осторожностью более молодых соплеменников, понурой
рысцой домашнего пса перебежал он поляну, поднял голову, заскулил и вдруг
смолк.
   Из листвы чинары безжизненно свисала рука. Шакал попятился в кусты и
боязливо выглянул оттуда. Человек не шевелился. Крадучись, шакал

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг