видела своими глазами, никогда бы не поверила, что подруга ее способна на
такую низость.
У Маши и в мыслях не было, что дневник этот технический. Может, там
стихи переписаны? Но совесть не позволила заглянуть в чужую тетрадь. Она
подошла к Нюре, положила руку на вздрагивающее от рыданий плечо.
- Что в тетрадке? Стихи?
Нюра отрицательно мотнула головой и еще громче заплакала. Ей было
горько, стыдно перед подругой, которая всегда считала ее честной. К тому
же обидно:
испытавши позор, она ничего не добилась.
- Реви, реви, бесстыжая, все равно не пожалею. - Маша ходила по
комнате, ожесточенно, двигая стульями. - Расскажу Павлу Ивановичу, тогда
будешь знать, как по чужим ящикам лазить.
- Не скажешь! - Нюра повернула к подруге мокрое от слез лицо. - В пески
убегу. Смерти моей хочешь?
Маша презрительно дернула плечом.
- Нужна ты мне очень! Живи! - Она повязала косынку и решительно
направилась к двери.
- Куда?
- Куда хочу. Отчета давать не собираюсь.
Хлопнув дверью, Маша остановилась. Действительно - куда? Ни за что на
свете она бы не сказала Павлу Ивановичу о Нюркиной ошибке. Девчонка
гордая, обидчивая. Разве она здесь останется, если Павел Иванович все
узнает? Надо молчать. Но такие вещи не прощаются. А потом - можно ли
поручиться за эту сумасшедшую? Выкинет какую-нибудь штуку похлестче.
"Лидия Николаевна тоже хороша, - думала Маша, выходя из общежития. -
Прятать надо свои любовные дневники, коли видишь - девчонка мучается. Нет,
наверно она не догадывается".
Новая забота: как бы предупредить Лидию Николаевну - пусть прячет
дневник.
Кому же приятно, если посторонние люди тебе в душу залезают. Мало ли
что может писать Лидия Николаевна? Ой, как нехорошо все складывается! Надо
с ней посоветоваться. Намекнуть бы про Нюркины страдания, тогда Лидия
Николаевна будет запирать ящик.
Маша походила возле главного здания, заглянула в лабораторию, но нигде
не нашла Лидии Николаевны. "Видать, у начальника", - подумала она и решила
дождаться ее в беседке, где после сегодняшнего утомительного дня отдыхали
Димка и Бабкин.
- Маша, - обратился к ней Вадим, - про мою шляпу ничего не слыхали?
Может быть, нашел кто?
- В песках разве найдешь.
- Да ведь она сразу же у ограды упала. Тяжела, далеко не могла улететь.
- За такие игрушки ноги надо вырывать, - пробурчал Тимофей. - Теперь
ищи ветра в поле. Мало ли в какие руки попадет кусок этой плиты! Дело,
конечно, не секретное, но все же...
Не повезло Димке " Багрецову. Захотелось облегчить свою
шляпу-холодильник, снял он с плиты лишний слой пластмассы, коробку с сухим
льдом запрятал в карман и решил к вентиляторному моторчику пристроить
крылья побольше, не пряча их внутрь шляпы. Надел сооружение на голову,
нажал кнопку, и шляпа взвилась, точно вертолет. Вадим ясно видел, что над
оградой вертушка отскочила, а шляпа с плитой опустилась за деревьями. Но
пока он выбежал за ворота, пока добрался до того места, где должна быть
шляпа, прошло немалые времени, и ее кто-то взял. Неприятная история, но
можно и позабыть о ней, когда успешно идут дела на восьмом секторе.
- А здорово мы сегодня поработали, Машенька - с удовлетворением сказал
Вадим. - Спину не разогнешь.
- Это вам в охотку, - ответила она, напряженно вглядываясь в окна
курбатовского кабинета. - Я-то привычная и вообще...
Сегодня Маша свивала провода и припаивала к ним контрольные лампочки.
Все это делалось на месте, то есть возле восьмого сектора, где не было ни
столов, ни скамеек, приходилось сидеть на корточках или становиться на
колени, что было довольно утомительно. Но сейчас даже приятно - спина
сладко ноет, и по всем твоим жилочкам разливается спокойная усталость.
Багрецов и Бабкин завели какой-то непонятный технический спор. Маша в
ожидании Лидии Николаевны забилась в темный уголок и чуточку подремывала.
Измеряя напряжение на серебряных шинках, Багрецов случайно прикоснулся
к одной из них тонким проводничком, соединенным с другим полюсом.
Проскочила бисерно-крохотная искорка, и проводничок прилип к шинке. Вадим
осторожно подергал его, но тот держался крепко. Пробуя десятки проволочек
разной толщины, Багрецов нашел наивыгоднейшую, подобрал нужный ток, и
задача надежного и быстрого присоединения выводов к ячейкам была решена.
Но что делать с Бабкиным? Он типичный консерватор, противится всему
новому, зажимает ценные изобретения.
- Ретроград, - выпалил Димка в пылу спора и даже сам удивился, откуда
на языке появилось столь древнее слово. - Зажимщик. Эх, знал бы Павел
Иванович!
Бабкин скользнул насмешливым взглядом по лицу Димки.
- Ну что ж, поди посоветуйся. Предложи ему свою гениальную идею, как
искрой насквозь прожигать соединительные полоски. Он тебе покажет
ретрограда.
Несомненно, Димка добьется своего, полоски останутся целыми, и сварка
окажется надежным способом соединения. Но ведь для этого надо время! А
кроме того, зачем рисковать? Пайка - дело проверенное. Так думал Бабкин.
Было и еще одно обстоятельство, почему Тимофей, по примеру отъявленных
бюрократов, мог замариновать Димкино предложение. Совестно, конечно, коли
про это узнают. Приклеят тогда Бабкину кличку эгоиста, а ведь он, если
разобраться по-человечески, не виноват ни в чем. Что такое сварка по
Димкиному способу? Ткнул проводничок - и готово. А пайка - искусство,
тончайшее мастерство. Сегодня Бабкину дали одну плиту. Если бы вы знали, с
каким наслаждением он зачищал красно-медное жало им самим сделанного
тонюсенького паяльника, как, приблизив его к щеке, чувствовал
зарождающееся в нем тепло, как жадно вдыхал дымок канифоли! Да что там
говорить! Бабкин, прищурив глаз, любовался каждой пайкой, радовался, если
оловянная бусинка блестела, как слеза, хмурился, коли она тускнела.
Потом новая задача: положить перед собой часы и стремиться к тому,
чтобы с каждым новым десятком паек все больше и больше сокращать время,
потребное для этой операции. К концу четвертого часа Бабкин стал работать
вдвое быстрее. Он представлял себя точно в едином заводском потоке, когда
твой труд нераздельно связан с другими.
Димка, конечно, этого никогда не почувствует. К тому же его предложение
в корне убивает искусство. А еще говорят, что у него поэтическая душа!
Маше надоело слушать технические опоры, все равно она в них ничего не
поймет, а кроме того, она боялась пропустить Лидию Николаевну. "Заснешь
еще, пожалуй, разговоры больно мудреные. Вот стихи - это дело другое".
Маша встала и, прихрамывая - ногу отсидела, - пошла к главному зданию.
Как раз вовремя: по лестнице опускалась Лидия Николаевна. "Сколько же у
нее платьев? - с легкой завистью подумала Маша. - Что ни день, то новое. А
ведь как приехала, из одного платьишка не вылезала. Нюрке с ней не
тягаться".
Лида смотрела себе под ноги и никого не замечала. Только что она
беседовала с Павлом Ивановичем. Он опять заинтересовался результатами
химического исследования осколка пластмассы, переданного Лиде. В прошлый
раз, объясняя задание, он потребовал определить химический состав
пластмассы в местах излома. Лида брала пробы с разных участков осколка и,
к своему удивлению, обнаружила следы едкого калия, которого никак не могло
быть в пластмассе.
Лида ничего не знала о причинах, побудивших Курбатова предлагать ей
подобный метод анализа, не знала и о том, что этот осколок выпал из
кармана Багрецова. Техники, предупрежденные Курбатовым, не могли ей
рассказать об этом, а у начальника лаборатории были свои основания не
открывать раньше времени цель исследований.
- Лидия Николаевна! - окликнула ее Маша. - Можно, я с вами поговорю?
Она нервно подсовывала под косынку выбившиеся волосы. Лида заметила ее
тревожное состояние.
- Пожалуйста, Машенька. Ты не знаешь, что случилось с Нюрой? Захожу, а
она плачет, говорит - тетка больна. Но нельзя же так убиваться. - Лида
обняла Машу и повлекла за собой. - Пойдем, расскажешь.
Прошли мимо беседки, где спорили Багрецов и Бабкин. Димка хотел было
увязаться за девушками, но зоркий друг его считал, что благоразумнее Димку
не отпускать, - опять начнет вздыхать, как в прошлом году.
- Сиди. Не видишь разве?
Девушки направлялись к самой дальней скамейке.
- Пусть посекретничают.
Маша села, вытряхнула песок из туфли и, снова надевая ее на босую ногу,
сказала:
- Вообще, это все глупости. Он на нее и смотреть не хочет, а Нюрка из
себя выходит, думает - другая виновата.
- Кто он? Кто другая? - удивилась Лида. - Ничего не понимаю.
- Тут и понимать нечего, а только я вас очень прошу насчет писем или,
вообще, дневников... Держите их подальше. Нюрка, как бешеная, рыщет
всюду...
Вам же будет неприятно. - Маша замолкла, испугавшись, что сказала
лишнее.
- Спасибо, Машенька. Но у меня нет ни писем, ни дневников. - А
клеенчатая тетрадь?
- Там только лабораторные записи. Вряд ли они заинтересуют Нюру.
Маша облегченно вздохнула. Разве она могла предполагать, что именно эти
записи нужны Нюре? Если бы кто намекнул ей об этом, рассмеялась бы: совсем
обалдел человек! Нюрка Мингалева, ее закадычная подруга, - и вот нате вам,
подозрительная личность, вроде шпиона! Да Маша горло за нее перегрызет.
Глупость какую придумали!
Помолчав, Лида спросила:
- А почему, Машенька, вы сказали о тетради? Она была у меня в ящике.
Разве Нюра доставала ее?
- По ошибке. Но раз там ничего нет такого...
- Как ничего? Результаты исследований, формулы.
- Это ей ни к чему, она про любовь искала, Лидия Николаевна, - Маша
порывисто сжала ее руку. - Простите эту дуру. Избави бог, если Павел
Иванович узнает. Я уж надеюсь на вас. А то Нюрка от стыда сгорит. В пески
убежит.
Она встала, оправила складки платья и уже на ходу сказала:
- Пойти валерьянки ей накапать. Ревмя ревет.
Оставшись одна, Лида попыталась собраться с мыслями. Значит, Нюра, или,
как она ее называет, Анечка, любит Павла Ивановича. В этом Лида не
находила ничего удивительного - сердцу не прикажешь. Человек он
интересный, умный, и душа у него чистая. Есть за что полюбить. Но при всех
этих великолепных качествах Лида не видела в нем человека, с которым бы
могла связать свою судьбу. Но мысли ее опять возвращались к Нюре. Почему
она рылась в чужом ящике? Как она могла подумать, будто в техническом
дневнике, который Лида приносила из лаборатории, записывались любовные
волнения? Лида терялась в догадках. Она не сомневалась, что Нюра
мучительно переживает невысказанную любовь. Но при чем тут дневник? Если
она искала в нем технические данные, то ей самой они не нужны - в химии
она безграмотна; если же хотела передать другому, то должна бы понимать,
что этим она принесет вред не только Лиде, но и любимому человеку. Значит,
и эта догадка не подходит. История по меньшей мере странная.
Как бы должен поступить любой честный советский человек на месте Лиды?
Прежде всего признаться в своей ошибке: нельзя хранить лабораторные
записи в незапертом ящике. Затем сообщить руководителю о совершившемся
факте:
записями интересовался посторонний человек. Да, посторонний, так как
никакого отношения к ее работам Нюра не имела.
Но Лида колебалась. Во-первых, она не сама обнаружила этот факт, а
узнала от Маши, которая просила ничего не говорить Павлу Ивановичу.
Во-вторых, Лиде очень не хотелось выдавать девичью тайну. Кроме того, не
подумает ли она, будто Лида с нею соперничает, а потому и пользуется ее
ошибкой, которую Павел Иванович никогда не простит.
Но самое главное, что удерживало Лиду от необходимого шага, это вера в
человека. Уж очень несовместимыми в ее глазах были поступок Нюры и она
сама - простая рабочая девушка, наивная, робкая. Разве она могла на это
решиться?
Никогда. Здесь какая-то ошибка.
- Скучаете, Лидочка? - спросил Багрецов, усаживаясь рядом и поднимая
воротник светлого плаща. - Разрешите? Или Кучинского прислать для
развлечения?
- Покою он вам не дает, только о нем и думаете.
- Не могу иначе. Жорка мне даже во сне снится. Закрою глаза, а он уже
тут как тут: "Здорово, старик! Как поживаешь?" - Вадим откинулся на спинку
и уныло добавил: - Раньше детям домовые снились. Счастливые ребята.
Лида в детстве дружила с Вадимом, делилась горестями и радостями.
Почему бы сейчас не посоветоваться? Он никогда не воспользуется ее
откровенностью для каких-нибудь своих целей. Болтать тоже не будет.
- Тимка спать пошел, - зажмурив глаза, лениво бормотал Вадим. - Любит
он это занятие, и снится ему Стеша, а не Жорка.
- Послушайте, Вадим. Хоть на пять минут можете вы Кучи некого позабыть?
- Постараюсь.
Лида спрятала руки в рукава и поежилась.
- Прохладно. Не знаю, как быть. - Очень странная история... Но если я
попрошу, вы никому не скажете?
- Даже Тимке?
- Да.
Вадим нерешительно ответил, что это ему трудно, от Тимки он ничего не
скрывает, но если Лида требует, значит так нужно.
Лида передала Багрецову разговор с Машей, свои наблюдения и наконец
спросила - могла ли Нюра интересоваться техническим дневником или она
действительно искала в нем что-либо похожее на интимные записки?
Запустив пальцы в свою курчавую шевелюру, Вадим молчал. Вряд ли Нюра
осмелилась рыться в чужих тетрадях; но ведь Маша это не выдумала.
- Кучинский! - Вадим решительно тряхнул головой и, заметив удивление
Лиды, пояснил: - Нюру не могли интересовать лабораторные записи. А Жорку?
Почему бы и нет?
- Ну, знаете ли! - Лида всплеснула руками и собралась уходить. - Ваша
ненависть к Кучинскому заходит слишком далеко. Это нечестно. И на вашем
месте я поостереглась бы от подобных обвинений.
- Почему на моем месте?
- Потому, что все знают, как вы к нему относитесь. Да если бы
Кучинскому нужны были технические сведения, записанные в моей тетради, он
получил бы их без тайные посредников. Чего проще обратиться к Павлу
Ивановичу. Потом, не забудьте, химией он не занимается. Она его не
интересует.
- Значит, интересует кого-то другого, - спокойно заметил Вадим. - Жорка
на все способен. Я видел, как он вертелся у Нюры под окном. Серенады ей
пел. А она и уши развесила.
- Вот так логика! Смешно назвать ее женской. Детская логика! Нюра
влюблена в Павла Ивановича, а не в Кучинского. При чем же тут серенады?
Вадим подумал, что здесь есть какая-то связь. А вдруг у Жорки и Нюры
нашлись общие интересы? Конечно, это лишь подозрения, неясные,
беспочвенные, на них ничего не построишь, но и отмахнуться нельзя.
Лида резко поднялась и протянула ему руку.
- До завтра! Одумайтесь, Вадим. Сейчас я жалею, что проговорилась.
Теперь вы совсем загрызете бедного Жору.
Крепко пожимая ей руку, Вадим подавил вздох.
- Лидочка, простите, но, может быть, вы никогда больше не протянете мне
руки.
- Стоит ли на вас сердиться?
- Пока нет, но завтра вы меня будете избегать.
- Почему завтра?
Багрецов посмотрел на освещенные окна кабинета Курбатова.
- Я должен предупредить его, пока не поздно. Значит, кто-то серьезно
интересуется здешними работами. Надо остерегаться. Сегодня им понадобилась
ваша тетрадь, завтра - что-нибудь другое...
- Вы смешны, Багрецов. И мне вас жалко. Хотите оклеветать Кучинского?
Но вы этого не сделаете, потому что я не хочу. Я вам доверилась и выдала
чужую личную тайну.
- Нет, Лидочка. Она не может быть личной. Это серьезное дело.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг