Борис Немировский.
Сказки
Чертова перечница
Женился Иван-Царевич. Взял в жены себе Василису Прекрасную, да пожил с
нею месяц, пригляделся маленько - не очень-то она Прекрасная оказалась.
Думал, раз не Прекрасная, так может, хоть Премудрая? Да вот незадача - всей
премудрости в ней только и хватает, что мужа пилить да ругать. День-деньской
зудит Василиса:
- Я, говорит, молодость-красу свою на тебя, ирода, сгубила. Всех
женихов да ухажеров отшила! Вот сватался ко мне Змей Горыныч... Три головы у
него, одна другой умнее и все не чета твоей забубенной! Ты ить, чума
астраханская, только и знаешь, что стрелы пускать в кого ни попадя да мечом
махать не глядючи! Почто Кащеюшку маво сгубил, злыдень? Он-то, Бессмертный
мой, озолотить меня обещался, красавицей звал! А ты... О-ох, горе мое
горькое!
И заплакала. А Иван-то Царевич хоть и знал, что врет его жена, как
мерин Сивка-Бурка, да что уж теперь поделаешь? Разводов не Руси тогда еще и
в помине не было. Да и то сказать, куда уж красавицей - лягушкой Василиса
до замужества была. Внимания никто не обращал, так бы и квакала в своем
болоте, кабы не стрела Иванова. Ну да ладно. Хотел было Иван жену успокоить,
а она как зыркнет на него глазищами бешеными да как завопит дурным голосом:
- Поди от меня к черту, увалень-деревенщина!!
Что тут Ивану делать оставалось? В сказке ведь так - чего ни скажешь,
все сбудется, рано или поздно. Вздохнул тут царевич, встал, одел пояс с
мечом булатным, лук с колчаном за спину повесил, поклонился в пояс жене:
- Прощай, Василисушка-свет, пойду я к черту по твоему слову.
С тем вышел во двор, оседлал Сивку-Бурку и поехал от родимой стороны. А
Василиса из окошка вопит-надрывается:
- Анчифер болотный! Только и славы о тебе, что царевич, а сам-то
небось в кабак наладился, подзаборник! Убирайся к чертовой бабушке!
С таким вот напутствием и поехал Иванушка от родного подворья к черту.
А повезет коли - так прямо к чертовой бабушке.
Долго ли, коротко странствовал Иван - нам про то неведомо. Знаем
токмо, что в землях чужих бродил, где Расею-матушку Ривией кличут, на ведуна
выучился. Звали его в тех местах Геральтом, уважали шибко. Заговоры он
всякие, слова чудные, ненашенские знал, знаки на пальцах невиданные
складывал. Видимо-невидимо всяких драконов, вампиров, леших-водяных со свету
сжил и прочего ископаемого зверья уйму извел. Так и скитался Иван-Геральт,
пока не приехал на самые на чертовы кулички. Ну, оно конечно, и там люди
живут, да только чертей промеж них не в пример нашему много. Поспрошал Иван
дорогу к черту али к евонной бабушке. Показали-послали, свет не без добрых
людей. И поехал наш Геральт-Царевич. Взял было себе провожатого, черта
полосатого, да вот незадача - пути-дорожки в том краю такие, что сам черт
ногу сломит. Вот и сломил. Оставил Иван чертушку лечиться, а сам дальше путь
держит. Черт полосатый вылечился, да так хромой и остался. А как он есть
большой знаток тех местностей и достопримечательностей, то и стал он
экскурсоводом - туристов водил. За чверть. Знаменит был - книжку о нем
написали. "Хромой бес" называется.
Ну, а Иванушка тем временем ехал и ехал, да так до черт-те куда и
добрался. Слез с коня, в дом входит. Видит - сидит на скамейке черт-те что
и сбоку бантик. А рядом в кресле-качалке чертова бабушка, пледом укутанная.
В лапах спицы - вяжет, знать, какую-то чертовинку. Глянул Иван в угол - на
образа перекреститься, ан образов-то и нетути. Все какие-то хари чертовы, да
важные - прям фу-ты ну-ты. Вспомнил царевич, куда попал, да руку-то и
опустил. Черт-те что вздохнуло облегченно, ажно бантик заколыхался. А
бабушка из креселки скрипит:
- Правильно, Иванушка, сделал. А то я уж было подумала, что ты
маньяк-убийца какой, садист там али расист. Давеча был тут один такой.
Ворвался, на пол плюнул: "Всех, кричит, перекрещу, во имя Отца и Сына!!!"
Спасибо, пьян был до чертиков, не попал крестом, убивец!
И бабушка пнула ногой кости под столом.
- А теперь сказывай, какая кручина тебя сюда привела, к черту на
рога-то? Али послал кто?
Иван отвечает:
- Послал, бабушка, послал. Жена моя, Василисушка, и послала. "Поди,
говорит, от меня к черту, убирайся к чертовой бабушке!" А что ей надобно от
тебя, не сказывала. Может, ты знаешь?
- А черт ее, твою Василису знает и что ей надобно!
Тут черт-те что бантик поправило да и отозвалось:
- Знаю, знаю. Черта лысого ей надо!
- Ну а раз так, - говорит бабушка, - черта лысого ты у меня и
получишь.
Тут она свистнула по-разбойничьи, из сундука раз! - и выскочил черт.
Лысый, как колено.
- Я, говорит, черт лысый. По временам разным шастал, да в аварию
атомную у вас на Киевской Руси попал. С тех пор облысел вот маненько. Готов
я с тобой, Иван, ехать.
А раз готов, то и ладно. Сунул царевич черта лысого в суму,
поблагодарил чертову бабушку и поехал домой.
Так вот ездил Иван тридцать лет и три года. Вернулся домой, а навстречу
из избы идет Баба-Яга. Подивился Иван:
- А где же жена моя, Василиса? Нешто съела ты ее, карга?
Тут Яга как заорет Василисиным голосом:
- Ишь, явился, чертов кум! Родную жену не узнает! А подавай-ка ты мне
цареву зарплату за тридцать три-то года! Али пропил?
Понял тут Иван, кто перед ним. Осерчал, да как крикнет:
- Не будет, карга, по твоему! Черта лысого я тебе отдам, а не деньги!
И отдал ей черта лысого. А сам повернулся да и поехал, сказав:
- Черт тебя побери!
И побрал черт лысый Бабу-Ягу. А Иван с тех пор навсегда Геральтом стал
и нечисть истребляет. Тут и сказке конец, а кто слушал - черт с ним!
Микулишна.
Было, стало быть, дело в те незлопамятные времена, когда Русь Святую на
удельные княжества делили. Делили по-простому, не чинясь: кто кого уделает,
тот, значитца, и князь. А кто уделывать не умел - оставался не у дел. Ну и
вот, Русь Святую разделили, тут бы вроде и зажить, как оно водится,
припиваючи да призакусываючи - ан нет, не тут-то было. Явилось откуда-нито
Чудище Партивное, село на гору высокую, да с горы вниз манифест спускает:
- Ща вот маленько дух переведу, да и сожру вас перво-наперво всех. А уж
дале посмотрим.
Народ сперва и не понял. Ну, сидит там чегой-то сверху, так мало ли их
таких на нашем веку сверху-то посидело ? Авось, всех и не сожрет - не
переизберут, поди. Но допрежь до кого дотянется - того жалко, самим, эвон,
закуси не хватает. А тут пришел с деревеньки Сочи, что у самого Черного
моря, вещун один, волхв и кудесник по прозвищу Прикупной Туз. Покорен
Перуну старик одному, поэтому такое городит, что и Вещий Олег помрет. Вот
дедунюшка и обьясняет:
- Это, говорит, правило такое. Кто на высокой горе сидит - тому взятка
надобна большая, чтоб закрыться без чреватых последствий.
Призадумались мужики. Надобно, видно, взятку собрать, да поболе, чтоб уж
закрылось Чудище Партивное и не открывалось. Да только чем давать-то ?
Злато-серебро припрятано, деньги Чудище не жрет, деньги инфляция жрет...
Один очкарик заикнулся было: "Водка, мол, жидкая валюта", да на него так
цыкнули, что он, сердешный, до смерти потом заикался. Ишь ты, таракан
очкастый! Да чем водку налево переводить - лучше пусть его всех нас лопает,
авось желудок испортит! Долго ли думали, коротко - наконец догадались.
Кликнули Данилу-мастера, да и вышел у него для Чудины цветок не цветок, а
орден персональный - "Охреновительнейшая Мерзопакость" называется. Хороший
орден, массивный - одного дерьма сколько извели, не считая позолоты. А из
остатков медаль получилась - "Тридцать лет в одном месте". Вот ужо, думают,
порадуется Чудище почету, да и пожалеет кого... Может быть... Не тут-то
было. Пришла делегация гадину награждать, а гадинато орден проглотила,
медалью закусила, а тогда уж и распробовала, чем ее хозяева-то потчуют. Ух
и осерчала! - А-а, - завопила,- сами дерьмо хлебаете и мне подаете?! Да я
вас, пасюков, таперича не просто съем! Я вас съем, потом до ветру схожу, а
потом по-новой съем, ясно? - Не серчай, милостивец! - взмолились тут
народные избранники, падая на колени (рефлекс у них такой - на колени
падать). - Не мы это виноваты, мол. Мы злато-серебро для ордена твоего
из-за бугра попросили, гуманитарную помощь там али кредит МВФ, значит. Да
только разворовали его по дороге злые бяки-буки, а остаток какой-то
Соловей-Разбойник уже на месте свистнул. Уж не обессудь - чем богаты, того
и принесли, не поскупились... Помыслило Чудище Партивное, да вдруг главного
и спрашивает - фамилие твое какое будет?
- Бякины-Буковичи мы будем.Бояре-середняки, сочувствующие... Тут Чудище
все и поняло. Раскрыло было все три пасти - схавать всех на месте, да
подумало:"Понять - значит, того... простить!" Не чуждо было хвилосохвии. И
говорит: - Ин ладно. На первый раз - идите. Милую я вас, обещаюсь
вдругорядь не кушать. Будет с вас и одного разу. С тем и пошли бояре Бякины
с горушки вниз. А Чудище вдогон еще и Указ спускает: - Завтра, мол, с утра
подавать мне первую порцию на-гора. Да с музыкой чтоб и нарядные были, во!
Закручинился народ, чего делать - не знает. И тут, откуда ни возьмись,
выползает давешний очкарик и ну заикаться: - Жид-жид-жид... - Ну чего тебе?
- спрашивают,- Опять, что ли, водку не по делу отдавать? А ему все едино -
тужится, бедняга, аж очки с него сползают: - Жид-жид-жид... Стукнули его по
спине, чтоб слова проскакивали. Он и заговорил: - Глу-упые вы! Ч-чудище-то
- оно ить не к-кто другое, как Юдище! Опять, мол, на нашу голову с-село!
В-в-воевать его надо, спасать Расею! Поскреб народ по затылкам - не-ет, не
получается дело. Где ж это видано, чтоб иудейска племени кто в три глотки
выступал да силой похвалялся? Их и не громили бы небось, ежели в ответ
схлопотать обратно можно было б... Энтот-то очкарик, поди, сам в драку не
полезет... Однако мысль все же имеется. Есть тут вроде в запасе тридцать
три богатыря - лабазы купецкие от себя охраняют, деньгу варят да в ус не
дуют. Таким как бы сподручнее это самое. Порешили сказать им - так, мол, и
так, погромчик не устроите ли? Авось, Юдищу-то и не испугаются... Так оно и
вышло, да только не совсем так. Правда, услыхали богатыри про погром -
толпою кинулись, еще и другим-прочим заказали: не суйтесь, мол, наше дело.
И двинулись всей бригадой на гору - разборку устраивать. Приехали, значит,
Джипку-Чероки расседлали и речь такую с Чудищем повели: - Ну ты, компот ты
кислый. Ты, в натуре, на гнилой козе подъезжаешь? Ты, блин, завтра чтоб сто
косых баксов было, если, блин, хочешь, чтоб головы на месте торчали, понл?!
А дальше - неувязочка получилась. Посмотрело на них Чудище, да и, слова
худого не говоря, чихнуло в три глотки. И унесло богатырей, как и не было
вовсе. Говорят, зашвырнуло их аж в Крым. О ту пору в Крыму татары жили,
сами себе головы, к тому же все сплошь в чалмах басурманских. Они, как удел
свой получили, так от всех отделились и хана себе выбрали. Гордились им
сперва да поначалу - страсть. "Наш хан, грят, уж такой хан - всем ханам
хана!" А хан-то им на чалмы и сел - налоги, поборы, гарем опять же... А
недовольных - в Бахчисарайскую степь, Черномор-канал рыть, от материка
отделяться, как дяденька-сказочник Аксеныч планировал. Так и жили.
Богатырей-то сначала туда же отправили, как подозрительных, да позже
спохватились - не пропадать же способностям... Назначили их надзирателями и
пахана к ним приставили, его еще по старой памяти дядькой Беломором
величали, заслуженный был кадр. С тех пор, говорят, стали они остров тот
хранить и надзором обходить. А с ними - дядька их мерзкой. Но это сказочка
другая. Авось, расскажем как-нибудь. А наша сказка продолжается... Ой,
беда-беда, када голова худа! Думали мужики, думали, как от напасти
избавиться - ничего не придумывается. Ордена страхо- людине не надобно,
богатырей чихом повалило - зараза, да и только. У некоторых уже и штаны по
швам разошлись - знать, не тем местом думать взялись. И что хужее всего -
стали промеж них такие заводится, которые Чуду-то во как зауважали.
Говорят, мол, хватит-де разброд творить, стране-де нужна твердая лапа. Пуще
всех бояре Бякины разорялись, да еще этот, в очках который. Народ и
моргнуть не успел, а они тебе уж: одни чудетаты, другие чудернаторы, а
очкастый, тот и вовсе подпартивником госбезоюдности оказался. А Чудище еще
и поощряет сверху: - Верной, мол, дорогой идете, товарищи! А демократию
вашу я вам, так уж и быть, оставляю. Жрите ее, как и раньше жрали. Авось,
разжиреете. Ведь демократия - это чего? Это когда сво- бода высказываться.
А я такое - я, может, с вашим мнением и не согласное, но чтоб вы его
высказать могли, я вас прямо убить готово. Я вам, грит, даже свободу
вероисповедания оставлю. Кто исповедаться там хочет сперва, али чего такого
- за милую душу. Присылайте ко мне ваших батюшков, хучь ксендзов, хучь
раввинов, только позаботьтесь менять их почаще, а то кончатся. Тут бы и
сказке конец, да только ведь на то она и сказка, чтобы хорошо
заканчивалась. Появилась на сходе Василиса Микулишна, девица-краса, на
плече коса, в саван одевается, череп оскаляется. Шутка, шутка. Она,
Василиса-то, была как раз очень даже очень - мисс Жмеринка черте какого
года, это вам не птичка посидела. - Эх вы, говорит, мужички-серячки, как же
это вы сразу-то не сообразили? Чудищу-то кого на это самое дело вести
полагается? Девицу! Меня, то-есть. Оно меня своей женой сделать захотит, ну
а я - ни в какую. Тогда явится Иван-царевич, да и спасет меня, а уж заодно
и вас. По-оняли? Удивились мужики - а и правда, как же это мы? Сказки,
поди, слушали, Бояну под гармонь подпевали, а тут - на тебе,
опростоволосились... С тем и пошла Василиса в гору. Как пошла, с месяц ее
не видать было. И Чудище народ не трогало чегой-то, молчало. Только дым с
горы коромыслом. А через месяц является Василиса обратно, злая-презлая, да
и говорит: - Тоже мне, монстр! Да кому он нужен, такой-от муж, ни денег, ни
стати, одни лозунги первомайские. Все, говорит, забудьте, нету его. Улетел,
не выдержал. Ну и...
- Василисушка, родная, да как же ты, мать, сдюжила-то? - удивляется
народ. - Как, как... Да так вот. Замуж за него вышла, а оно через месяц и
заявляет: "Все, мол, не могу больше. Это, говорит, у меня только головы -
три, а все остальное-прочее - одно!". Ну и улетел. И живет народ по сию
пору на Руси Святой, а как живет - про то неведомо. А в честь спасительницы
своей бабу железную с мечом возвели и зовут теперь гору ту - Васи-ЛЫСОЙ.
Так-то.
В О Н Ю Ш А.
Вообще-то в паспорте у него стояло имя Иван.Однако его уже так давно
никто не называл по имени, а уж тем более - по отчеству, что он и сам стал
потихоньку забывать, как его нарекли родители. Соседи и собутыльники из-под
гастронома на углу звали его Вонюшей, нарочно выделяя при этом "о". Вонюша
на кличку отзывался, хотя она ему и не нравилась. "У-у, жидюги пархатые", -
ворчал он под нос, непонятно кого при этом имея в виду - все знакомцы были
русскими, а евреев Вонюша отродясь не видывал. Но ругаться таким образом
Вонюше нравилось. Потихоньку, конечно - не хватало еще, чтобы кто-нибудь из
мужиков услыхал, как его таким словом честят, да не вмазал бы по морде. А
что вмазал бы - в этом Вонюша не сомневался. Хуже ругательства Вонюша себе
просто не представлял. Конечно, каких-нибудь полгода назад он обошелся бы
рутинными тремя этажами, но теперь...Теперь Вонюша знал Правду. И Правду эту
открыл ему ГриГорий. Да-да, именно так, с Двумя Заглавными Буквами. Ибо
ГриГорий был Большой Человек. Встретился с ним Вонюша случайно. Как-то раз
гулял Вонюша поддатый. И пригулял он в непонятное место,где была какая-то
площадь (имени кого-то, Вонюше неизвестного) и на площади - толпа. Толпа
была шумная, в центре ее возвышался помост, а на помосте стояло несколько
человек. И еще была там милиция. Прохожие толпу обходили, а милиция -
охраняла. Милицию Вонюша не любил и боялся, поэтому постарался тоже уйти. Но
ноги сыграли с ним скверную шутку - куда бы он не пытался направиться, они
упорно приводили его обратно - к фонарному столбу. Да еще и предательски
разъезжались в разные стороны. Так что пришлось Вонюше философски вздохнуть,
покрепче ухватиться за столб и послушать, что умные люди с помоста вещают.
Вещали они по очереди и все больше непонятными словами. Однако то, что
Вонюша ухитрился понять, было просто кошмарно (прошу простить автора, сам-то
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг