-- Ты уверен?
-- Да он сам признавался.
-- Ах сам! Ну тогда конечно...
Что-то пугающее было в ее нарочитой язвительности.
-- Милая, извини, но я плохо тебя понимаю. Инна придвинулась ближе, не
отводя от меня глаз, выражение которых сделалось тревожным.
-- Вадик, я знаю, что у тебя дар, что ты умеешь оказывать влияние на
людей, подчинять своей воле... Но скажи, когда в последний раз ты проверял
Саныча?
-- В этом не было необходимости, -- пробормотал я, понимая, что говорю
глупость.
-- Разве?
-- Он боится меня, -- отчего-то упрямился я.
-- Страх живет бок о бок с ненавистью.
-- Это уж слишком!
-- Отчего же? Неужели тебе неизвестно, что благодетеля ненавидят
сильнее, чем врага?
-- Прекрасный афоризм!
-- Но, к сожалению, довольно затертый, да?
-- Как и всякий другой.
Инна сбросила туфли, забралась с ногами на диван и прижалась ко мне,
склонив голову на плечо.
-- Саныч сильно переменился в последнее время, согласен?
А ведь Инна права... Абсолютно права, надо отдать должное ее
наблюдательному уму. В Саныче уже не было прежнего подобострастия и
раболепия. Того маленького человечка", что становился передо мной на колени
и благоговейно целовал руку, более не существовало. Саныч нередко пускался в
спор, а то и открыто перечил мне. Наглядный пример -- последнее задание.
Однако главные аргументы моей жены-разумницы были впереди.
-- Ты не удивлен, что он скрывал от тебя своих людей, когда объезжал
тайники? Его команда подчинялась только ему, так ведь?
-- Но я сам настаивал на этом! -- воскликнул я. -- Зачем мне лишние
свидетели?!
-- А он воспользовался твоей покладистостью. Я согласна -- не было нужды
рисоваться перед этими мальчиками. Но держать их в кулаке, заставить
понимать, кто настоящий хозяин, -- это твоя святая обязанность. А ты
передоверил ее Санычу. А уж он не промах -- держал парней в ежовых рукавицах
и только успевал снимать пенку.
-- Инна, стоит ли толковать о пройденном этапе? Кстати, что за пенку ты
имеешь в виду?
Она вздохнула, будто еще раз поражаясь моей наивности.
-- Ты уверен, что он привозил тебе все золото?
На миг я окаменел. Никогда мне и в голову не приходило подозревать
Саныча в обмане. Но после слов Инны я готов был допустить все что угодно.
-- А я не уверена, -- продолжала она. -- Держу пари, что лучшую долю он
сразу забирал себе, а перед тобой ломал комедию.
-- Мне это проверить проще простого, -- пробормотал я.
-- Вот и проверь, -- кивнула Инна. -- Лучше поздно, чем никогда. Ручаюсь,
тебе откроется много интересного, и тогда ты поймешь наконец, кто такой
Саныч.
-- Если он и вправду обманывал меня... -- Я запнулся.
-- Что тогда?
-- Ему не поздоровится, -- неопределенно заключил я. Она порывисто
прижалась ко мне:
-- Милый, я знаю, что ты сильный. Но умоляю, поменьше доверяй людям. Они
такие скоты! Недаром же Саныч отказался вкладывать золото в наше дело.
Заставь его показать свой тайник. Его доля тебе известна. Если там больше...
Ну чего объяснять? А в том, что там намного больше, я не сомневаюсь. Ты
получишь доказательства и поймешь, что я была права с самого начала, а вовсе
не наговаривала на твоего любимчика.
Тяжелая пелена застила мне глаза.
Неужто этот прохиндей, этот прожженный плут с внешностью кристально
честного малого держал меня за деревенского дурачка? Ну, Саныч, если моя
драгоценная жена права, берегись!
-- Пусть он при нас достанет свою захоронку, -- доносился из глубин
космоса голос Инны. -- Только мы втроем. Пересчитаем вместе. И пусть он
держит ответ.
-- Он ответит, -- с угрозой пообещал я. -- Ответит за все! Я заставлю его
сказать, почему он так поступил.
-- Почему -- понятно без объяснений. Я недоуменно посмотрел на нее. Инна
взяла мое лицо в свои ладони:
-- Милый... Как же ты не понимаешь?! Ведь у него растет сын! Горячо
любимый сын!
Одной фразой она рассеяла все мои сомнения (которых, впрочем, почти не
оставалось). Что тут Доказывать?
Любовь Саныча к сынишке, вообще к семье носила гипертрофированный
характер. Я знал, что ради своих близких Саныч не пожалеет жизни, и не видел
в том ничего предосудительного. Напротив, меня это умиляло. Да я и сам с
симпатией относился к мальчишке. Но сейчас отцовские чувства Саныча
представлялись мне миной замедленного действия, направленной против меня. Я
понял простую истину: то место, которое раньше я занимал в сердце Саныча,
безраздельно занято его семьей. А я? Я даже не вытеснен, я стал досадной
помехой, этакой занозой, которую надо вырвать, а еще лучше уничтожить.
Какой же я глупец! И какая умница Инна! Она в два счета раскусила этого
скользкого типа. Действительно, разве можно верить предателю?!
-- Что предлагаешь? -- спросил я ее и как жену, и как сообщницу.
-- Ты сам должен решить, Вадик.
-- Ладно, не будем пороть горячку. Мне надо успокоиться и как следует
все обмозговать.
-- Только не тяни. Как бы не припоздниться.
-- Не волнуйся, милая. Никуда он теперь от меня не денется.
* * *
Саныч явился наутро.
У него был вид человека, желающего загладить свою вину.
Хитрец!
Рассыпаясь в витиеватых комплиментах, он принялся выведывать, не
согласимся ли мы с Инной посетить вечерком его скромную обитель, на
задворках которой задымится мангал, распространяя аромат великолепного
шашлыка, который он уже замариновал в белом вине с добавлением всех
необходимых специй.
Знает, подлец, что мы обожаем шашлык его приготовления.
-- Надеюсь, ты еще не собираешься нас отравить? -- пошутил я.
Саныч вытаращил глаза:
-- Федорыч! Если я когда-нибудь и отравлю тебя, то только своей глубокой
преданностью, которая, к сожалению, как я заметил, вызывает у тебя легкую
тошноту.
-- Ладно, старый плутишка. Не паясничай. Мы придем.
* * *
И вот мы сидим в его саду под душистой яблоней.
Шашлык, как всегда, получился отменный. Не знаю уж, как это ему
удается. Я много раз брал у него и рецепты, и консультации, но только
переводил продукт. А Саныч нанижет сочные куски на шпажки, выложит на
мангал, дунет на угли, помашет картонкой с одной стороны, с другой,
перевернет раз и два, сбрызнет из особой бутылочки, где в уксусе плавают
огненные дольки жгучего перца, -- и готово: хоть ты трижды сыт по горло, а не
устоишь.
Женщины ушли в дом, мы с Санычем остались за столом вдвоем.
Нынче мне удалось основательно подпоить его. Саныч крепился из
последних сил, язык заплетался. Еще рюмка-другая, и он попросту свалится с
копыт.
Интересно иной раз понаблюдать за пьяным человеком, для которого это
состояние -- редкость.
-- Послушай-ка, Саныч... -- заговорил я. Он пытался держать голову прямо,
но она то и дело клонилась то в одну, то в другую сторону.
-- Я никогда не интересовался твоей бывшей командой, а теперь вдруг
припекло. Сколько у тебя было парней? Я имею в виду, сколько их всего прошло
через твою кухню?
Он воздвиг над столом кулак и принялся по одному разгибать пальцы:
-- Раз, два, три, четыре... Но -- тсс! Чтобы Вика не услыхала.
-- Она не слышит. Где эти парни? Он глуповато заулыбался:
-- Ты же знаешь, Федорыч, двоих мы отправили. Ну, тех, которые видели
твою благоверную там... там... словом, понимаешь где.
-- Кто двое других?
-- Мы же от них тоже отказались. У нас теперь легальный бизнес, верно?
Хотя бардака в десять раз больше.
-- И все-таки, кто те двое?
-- Они тебе нужны?
-- Иначе не спрашивал бы.
-- Хорошо! -- Он отодвинул тарелки, расправил перед собой салфетку и
принялся быстро писать, морща лоб.
-- Вот, -- протянул мне короткий список. Я сложил салфетку вчетверо и
спрятал в нагрудный карман рубашки.
-- Зачем тебе, Федорыч? Хочешь опять... золотишко... а?
-- Там видно будет.
В это время из-за угла дома выбежал Антон, которому недавно исполнилось
шесть лет.
-- Папа! -- закричал он. -- Мама велела передать, чтобы ты больше не
зюзюкал.
-- Хорошо, сынок, -- подобрался Саныч, даже будто чуть трезвея. -- А ты ей
передай, чтобы она не беспокоилась, потому что мы не зюзюкаем, а беседуем с
дядей Вадимом на разные важные темы.
-- А что такое зюзюкать, папа?
Саныч некоторое время сидел с закрытыми глазами, затем нашелся:
-- А вот это, сынок, пусть тебе мама и объяснит. А мы с дядей Вадимом не
знаем таких слов. Может быть даже, они не совсем хорошие. Лучше бы тебе
никогда их не произносить. Ты меня понял?
-- Понял, папа! Я скажу, -- и он умчался.
-- Нет, Федорыч, ты только послушай, каким словам она учит малыша, --
принялся возмущаться Саныч, но с какой-то затаенной нежностью.
Сама возможность чуть-чуть, самую малость поерничать с женой под сенью
собственного дома относительно методов воспитания своего ребенка доставляла
ему огромную радость.
-- Славный у тебя сынишка!
-- Федорыч, я так рад, что он тебе нравится!
-- Надо бы позаботиться о его будущем...
-- Конечно! Я думаю об этом со дня рождения Антошки. Еще когда он был в
материнском чреве... Еще когда его и в проекте не было...
-- Ну и что ты надумал?
Упившийся Саныч не замечал моей иронии.
-- Ему уже шесть, не успеешь оглянуться, пора в школу. Хочу репетиторов
нанять. Пусть он будет лучшим учеником с первого класса.
-- Толково... А дальше?
-- Ничего не пожалею, но воспитаю его человеком. Слава Богу, наступили
новые времена. Вот выучится, откопаю свое золотишко -- для него ведь
берегу... Хочу увидеть его настоящим хозяином.
Вот как! Впервые в моем присутствии Саныч употребил термин "хозяин",
имея в виду другого человека. А я для него уже не хозяин. Просто Федорыч.
-- Довольно, -- кивнул я. -- Можешь рассчитывать и на мое золото. А что?
Пусть парнишка богатеет.
-- Спасибо, Федорыч! -- Саныч принял мою издевку за чистую монету. --
Давай вздрогнем за это! Святое дело!
-- Давай!
Саныч наполнил рюмки, заодно полив и скатерть.
-- За то, чтобы у Антошки была настоящая жизнь, не такая паскудная, как
у нас...
Лучше бы он этого не говорил! Я мог простить ему обман, украденное
золото, проваленное задание, но ведь сейчас, сам того не ведая, он выдал
свое истинное отношение ко мне -- он попросту перечеркнул мою судьбу, как
некую несуразность. Этого я ему не прощу!
-- Прекрасный тост! -- Я приподнял свою рюмку. -- Но вот какая заковыка:
едва Антон станет богатым деловым человеком, как тут же найдется другой
Саныч, который обложит его данью, наступит на горло и не даст продыху.
-- А это уж дудки! -- вскинулся Саныч. -- Да я такую охрану организую, что
ни одна сволочь не посмеет сунуться. Пусть зарабатывает денежки себе на
здоровье.
-- Чудесная перспектива! Значит -- все отдаем Антону? А что же останется
нам?
-- Эх, Федорыч, мало ли других удовольствий? Будем смотреть разные
страны, плавать на теплоходах, купаться в теплых морях...
-- Идиллия... Ну, довольно слов! Поехали! Только до дна!
Саныч опрокинул в себя стопку, тут же ткнулся лицом в скатерть и
захрапел.
Я с нескрываемой ненавистью посмотрел на его блестящую, будто
отполированную, лысину.
Так вот, значит, какую судьбу пророчишь ты мне, друг Саныч! Теплоходы,
южные моря... Кстати, не худший вариант. А то застрелишь, гад, подло
застрелишь с деликатной улыбочкой, чтобы потрафить своему щенку! Фактически
ты уже списал меня. Не рановато ли, Саныч? Но как же легко ты раскрылся! Мне
даже не пришлось пытать тебя биополем.
* * *
Из гостей мы вернулись довольно рано -- по причине полной отключки
Саныча.
Во дворе на лавочке сидел Степан. При нашем появлении он резво вскочил
и гаркнул на всю округу:
-- Здравия желаИм!
Странно, но с течением времени в нем все заметнее прорезаются черты
Пономарца-старшего. Степенность уступает место легкой развязанности,
меняются голос и походка, опять же эти словечки, характерные для Ивана
Васильевича... А главное -- глаза. Не могу отделаться от ощущения, что в нем
живут глаза умершего старика. Похожие метаморфозы произошли и с Аннушкой.
Она уже не напоминает мне суровую монашку. Аннушка несколько округлилась, на
щеках появился румянец, а улыбается она точь-в-точь как Фекла Матвеевна.
Быть может, это следствие перемены климата и обстановки?
-- Какие будут указания, хозяйка?
Даже в моем присутствии Степан первым делом обращался к Инне. Что же,
наверное, так и должно быть. Дом ведет она.
-- Ступай к себе, Степан. Сегодня ты нам не нужен.
-- Ясненько! -- В его зрачках вспыхнули блудливые огоньки: дескать, знаю,
почему прогоняете. Повернувшись, он засеменил к калитке.
А мы направились в бассейн, разделись, сгорая от нетерпения, и прямо в
воде занялись любовью.
Потом мы сидели рядышком на мраморных ступеньках, и я рассказывал Инне
о своей беседе с Санычем. Поначалу, умиротворенный ее ласками, я говорил
спокойно, но постепенно гнев снова овладел мною.
-- Дорогая, ты была абсолютно права, -- заключил я. -- Для Саныча я более
не авторитет.
-- Женское сердце не обманешь, милый, -- ответила она. -- Кстати, ты взял
у него список?
-- Да. Там, в рубашке.
-- Подумать только! Любому из них он может поручить расправиться с нами.
-- Думаю, до этого не дойдет.
-- Отчего же? Он проспится и обязательно вспомнит, что наболтал лишнего,
что ты его раскусил. Милый, не благодушествуй, умоляю! Он не оставил нам
выбора. Надо действовать решительно. И немедленно.
Я встал, взял сигареты и зажигалку, закурил, обошел бассейн кругом и
снова сел рядом с Инной.
-- Я не собираюсь тянуть. Эта неблагодарная свинья получит по заслугам!
Завтра же!
-- Может, ты поделишься со мной своими планами?
-- Конечно, моя радость. Завтра у него деловая встреча в городе. Из дома
он должен выехать в семь утра. В это время на выезде из Жердяевки дорога
совершенно пустынна. Перехвачу его и заманю в лес. Там заставлю сказать, где
он прячет золото. А после сотру его память. Считай, что с Санычем покончено.
-- Передо мной встали его сливовые влажные глаза: "За то, чтобы у Антошки
была хорошая жизнь, не такая паскудная, как у нас!" Ах ты, ничтожный
стрекозел! Но как же больно ты меня куснул! Вот только Вику жалко...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг