Он услышал свой собственный вопль, уносящийся в пространство, и ощутил,
как горячая судорожная боль тысячами молний ударила из мозга по всему
телу, корежа и ломая суставы, растягивая сухожилия и мускулы.
Он задыхался, и не было сил перевести дыхание.
3. ЗАПРЕТНЫЕ СНЫ
Он все-таки перевел дыхание. Сеть кровеносных сосудов, ветвясь и
истончаясь, разнесла живительный кислород во все уголки организма.
Судорога медленно отпускала тело. Скрюченные мышцы расслаблялись и
оживали. Боль уходила.
Уисс сжег центры Запрета.
Вначале он ничего особенного не ощутил. Но когда ушла боль, откуда-то
снизу подступила фиолетово-черная бесконечность, растворила его в себе.
Она жила вовне и внутри, и это длилось мгновенно и вечно, потому что не
было ни пространства, ни времени.
Уисс впервые в жизни почувствовал страх. Не то подсознательное
предчувствие опасности, которое побуждает к действию, а первородный
леденящий ужас, лишающий силы и воли, - страх бытия.
Вот оно, наследство пращуров - Безумие Суши, - оно спит в каждом дэлоне
за тройной оградой пурпурно-лиловых звезд и, случайно разбуженное,
заставляет выбрасываться на скалы...
Но разве за этим Уисс переступил Запрет?
Неторопливо, исподволь, опасаясь шока, Уисс возвращал чувствительность
органам. Он выходил в окружающий мир прежним и перерожденным одновременно.
Его мозг был лишен защиты и равно открыт всему - обдуманному и
бессмысленному, доброму и злому, явному и тайному.
И когда зрение вернулось, Уисс содрогнулся от неожиданного успеха.
Вернее, он ждал успеха, но не настолько быстрого и полного.
МЫСЛЬ продолжалась. Но невидимое стекло, разделявшее прежде логику
Уисса и опыт чуждых видений, исчезло. Тонкий живой нерв забытого родства -
ведь предки дэлонов жили на суше! - протянулся между двумя мирами.
И свободное от Запрета сознание Уисса перелилось по нему в чужую жизнь,
в чужие сны...
Уисс был маленьким зверенышем с короткой рыжей шерстью. Он затаился в
густой, пряно пахнувшей листве огромного дерева, вцепившись в корявые
сучья всеми четырьмя лапами. Его мучил голод и страх.
Грязно-коричневые смрадные тучи едва не задевали верхушки деревьев.
Тяжелым душным покрывалом колыхались они над лесом, и дрожащий свет едва
просачивался вниз. Было жарко, воздух, насыщенный испарениями и стойким
запахом гнили, был неподвижен, и неокрепшие легкие, казалось, вот-вот
лопнут, не выдержав судорожного ритма дыхания.
Вокруг бесновалась зелень. Тысячи тысяч растений тянулись из черной,
глухо чавкающей трясины к неверному свету дня. Они протыкали, мяли, душили
друг друга могучими змееподобными стеблями, и эта беспрерывная, медленная
и страшная борьба была почти единственным ощутимым движением вокруг.
Но неподвижность таила угрозу. Уисс каким-то сверхчутьем ощущал, что
везде - вверху, вокруг, внизу - в шуршащей и скрипящей зелени, затаившись,
поджидают добычу сильные и беспощадные враги. Уисс боялся пошевельнуться,
чтобы не выдать своего убежища.
Встрепенувшееся ухо уловило хруст. Через минуту хруст превратился в
треск, а еще через минуту - в скрежет и грохот ломающихся и падающих
древесных великанов. Задрожала земля. Дерево, на котором сидел Уисс, резко
качнулось, но даже это не смогло заставить его покинуть зеленое гнездо. Он
только крепче прижался к стволу, окончательно слившись с рыжей, лохматой
от плесени корой.
Огромная, тяжко колеблющаяся гора мышц проползла рядом, оставив за
собой широкий прямой коридор в джунглях. Внезапно она замерла, и над
верхушкой дерева закачалась приплюснутая голова, вся в тягучих потеках
желто-зеленой слюны. Широкие ноздри со свистом втянули воздух, и целая
туча цветочной пыли поднялась в воздух с раскрытых ядовито-синих соцветий.
Голова раздраженно дернулась и, покачавшись минут пять в
нерешительности, потянулась к соседнему дереву. Оно показалось чудовищу
более аппетитным, и через мгновение от него остался только расщепленный
огрызок ствола.
Гора продолжала свой путь, и треск вскоре затих. Голод туманил сознание
Уисса, его била мелкая дрожь, Он попробовал выковыривать из трещин коры
липких, радужно переливающихся слизнячков, но студенистая масса обожгла
рот. Он выплюнул слизняка и тихонько заскулил.
Наконец голод превозмог страх. Прижимаясь к стволу, неслышно
проскальзывая сквозь паутину лиан, оставляя на острых колючках клочки
шерсти, Уисс спустился вниз и затих, осматриваясь, принюхиваясь,
прислушиваясь.
Его внимание привлек куст, осыпанный какими-то большими матово-сизыми
плодами. Их резкий запах кружил голову и сводил спазмой желудок. Уисс
осторожно выглянул из укрытия и, не заметив ничего подозрительного,
проворно затрусил по упавшему дереву к соблазнительным плодам.
Его спасла собственная неуклюжесть - у самого куста он поскользнулся на
содранной коре и едва не свалился в топь. В тот же миг у горла лязгнули
страшные челюсти и длинное тело пронеслось над ним, едва не царапнув
желтыми загнутыми когтями.
Уисс хотел метнуться назад, но застыл, парализованный ужасом, - дорога
была отрезана. С трех сторон протяжно ухала непроходимая топь, а между
Уиссом и спасительным гнездом готовился к новому прыжку враг. Он стоял,
пружиня на непомерно больших, чуть ли не в полроста, перепончатых задних
лапах, а маленькие передние мелко дрожали, готовясь схватить добычу. Зверь
был едва ли не втрое больше Уисса, и ни о какой борьбе не могло быть и
речи. Это чувствовали оба, и зверь не спешил. Он медленно приседал,
медленно открывал пасть, усеянную пиками треугольных зубов, и красные
глазки его наливались тупой радостью.
Уисс взвыл и тоже стал на задние лапы. Отчаяние сковало его мышцы, и он
не мог разжать пальцы, вцепившиеся в какой-то сук. Он так и поднялся
навстречу врагу - с острой раздвоенной рогатиной в передних лапах.
Зверь прыгнул - яростный смертный рев огласил джунгли, сорвался на
жалкий визг и захлебнулся. Тяжелое тело обрушилось на Уисса, едва не
переломав ему кости, дернулось два раза и замерло. Уисс пошевелился, еще
не веря в спасение, но зверь не двинулся. Осмелев, Унес выполз из-под
туши. Враг был мертв.
Уисс недоуменно переводил взгляд с мертвого зверя на рогатину и
обратно. Потом лизнул окровавленный сук. Кровь была теплая и соленая. Он
лизнул сук еще раз и вдруг, зарычав, припал к ране поверженного врага и
ощущал, как сила разливается по жилам.
Наконец он встал на четвереньки и только сейчас заметил, что передние
лапы продолжают сжимать раздвоенный сук. Он хотел бросить палку, но что-то
остановило его. Уисс переводил взгляд с рогатины на зверя и обратно...
Видение потускнело, отхлынуло в темноту, обнажив галечный берег
акватории и слепящие зрачки прожекторов, и черные силуэты зумов, и отблеск
металла на громоздких аппаратах, а Уисс все еще ощущал во рту дразнящий
вкус теплой крови, и ласты его неестественно топорщились, словно пытаясь
удержать рогатину...
Старый зум сидел у воды, свесив между колен худые руки, и пристально
следил за дэлоном.
- И-в-а-н С-е-р-г-е-е-в-и-ч, д-а-в-а-т-ь в-т-о-р-у-ю ч-а-с-т-ь?
Старик помолчал, предостерегающе подняв руку. Он ждал чего-то от Уисса.
И Уисс не без тайной гордости за свое превосходство слегка изогнулся и
описал вокруг цилиндра геометрически правильный круг, наслаждаясь
совершенством и универсальностью своего тела, отшлифованного трудом и
вдохновением поколений.
Старик махнул рукой.
- Д-а-в-а-й-т-е!
Цилиндр снова засветился...
Теперь Уисс был не один, и к привычным чувствам голода и страха
присоединилось еще чувство холода, в три погибели скрючившего тело. Он
кутался в промокшую медвежью шкуру, плотнее прижимался к таким же
скрюченным, закутанным в шкуры телам - ничего не помогало.
Их осталось немного от большого и сильного стада - остальные погибли
сегодня утром в схватке с пещерным медведем, хозяином каменной берлоги.
Уисс покосился на клубок тел, бьющихся в едином ритме озноба. Их не
пугала смерть: спрятанный под скошенными лбами маленький робкий мозг уже
уснул. Каменные топоры валялись в углу пещеры вперемешку с костями. Завтра
в пещере не останется никого. То, что не сумели сделать звери и черные
обезьяны, прогнавшие стадо с насиженных теплых гнезд, сделает холод.
Уисс перевел глаза на выход. В широком белом проеме кружились снежинки.
Залетая в пещеру, они таяли, превращаясь в капельки голубоватой влаги...
Весь оранжево-красный, с черными извилистыми прожилками, неровный свод
пещеры светился голубыми каплями.
А за проемом был мир. Мир искромсанного, вздыбленного, вспененного
камня - гигантские каменные валы с белыми шапками на острых гребнях, они
обступили беглецов со всех сторон. Скрытое горами солнце опускалось все
ниже, и причудливые утесы, похожие на морды диковинных зверей, окрасились
красным. Небо синело, а внизу, в глубокой расщелине, клубился плотный
багрово-фиолетовый туман. Изредка вспышки прорезали его, и тогда земля
вздрагивала и с утесов срывались камни. Там, внизу, тоже была смерть -
непонятная и оттого еще более страшная.
Привычная спазма свела желудок. Тело наперекор всему требовало пищи.
Оно не хотело мириться со смертью. Оно хотело жить.
Уисс пошевелился, попробовал подняться. Онемевшие ноги пронзила тупая
боль. Уисс осел, ворча, но потом все-таки встал.
- Надо! Еды!
Гортань еще плохо повиновалась ему, и немногие понятные стаду слова
звучали как звериные крики. Клубок тел не пошевелился, и Уисс повторил
требовательно:
- Надо! Еды!
Мужчины словно не слышали, и ярость охватила Уисса. Он схватил каменный
топор и замахнулся на ближайшего.
- Надо! Еды!
Тот покорно закрыл глаза, ожидая удара. Холод был сильнее голода и
страха. Сородич готов был умереть, но не отдавать свою частицу тепла в
общем клубке. Яростные глаза Уисса по очереди встретились с глазами
остальных - они смотрели затравленно и равнодушно, в них не было даже
мольбы, их уже застилала пелена неизбежного. Уисс опустил топор. Потом
перехватил поудобнее шершавую рукоятку и шагнул в проем.
После смрада пещеры на свежем здоровом воздухе слегка закружилась
голова. Уисс сжался, ослепленный. Горы переливались всеми цветами,
искрились, щетинились серыми полосами колючего кустарника. И оглушительная
тишина стояла над ними.
Уисс и сам не понимал, зачем он покинул пещеру. Какую добычу сможет он
взять в одиночку? Здесь, в горах, звери свирепы и огромны, а на чахлом
кустарнике нет плодов. Он не сможет добыть еды ни для себя, ни для тех,
кто остался. Но что-то тянуло Уисса в долину, туда, где клубился темный
туман и плясали бесшумные вспышки. Цепляясь за камни, он стал спускаться.
Уисс прошел половину пути до кромки тумана, когда ноздри уловили
тревожный запах - пахло гарью. Он сделал еще несколько неуверенных шагов и
остановился. Инстинкт подсказывал - вернись, там опасность, там Великий
Красный Зверь, пожирающий все живое. Уисс глянул вверх. Пещера виднелась
отсюда маленькой черной точкой. Вернуться? Ждать ночи, когда его убьет
холод или, беспомощного, загрызет нетерпеливый шакал?
Негодующее рычание вырвалось из горла Уисса. Он взмахнул топором,
ободряя себя, и решительно двинулся туда, где пряталось неведомое.
Ему не пришлось идти долго. Вскоре путь преградил ручей. Его торопливое
бормотание было слышно издалека, но, когда Уисс раздвинул кусты, его снова
сковал страх.
Там, за ручьем, совсем недавно пировал Красный Зверь. На пепельно-серой
земле валялись кучи обугленного кустарника. А еще ниже стлался
багрово-синий дым, оттуда доносился далекий треск и тянуло теплом.
Уисс зачерпнул волосатой ладонью полную пригоршню воды и попробовал
языком. От холода заломило зубы.
Рядом раздался стон. Уисс одним прыжком отскочил в кусты и замер. Стон
повторился - на этот раз тише. В нем не было угрозы, а только боль и
жалоба. Ноздри Уисса раздулись. Припадая к земле, он пополз на звук.
Длинноногое животное с тремя парами витых рогов на голове уже ничего не
видело и не слышало. От него пахло паленым. Кожа на боках обуглилась и
лопнула, обнажив розовое мясо. Видимо, рогач в предсмертном усилии
вырвался из объятий Красного Зверя и перемахнул на этот берег, но смерть
настигла его.
Уисс вытащил длинный нож, выточенный из острого обломка берцовой кости,
и хищно оскалил зубы.
После обильной еды захотелось пить. Уисс лакал воду жадно, урча и
отфыркиваясь от удовольствия, отрывался, осматривался и снова лакал.
И тогда он заметил Красного Зверя.
Это был совсем крошечный зверек, и непонятно было, как он перепрыгнул
через ручей. Он съел всю палку, оставив от нее только угли, и теперь
подыхал, дрожа и дымясь.
Уисс хотел было сбросить опасного зверька в воду, но сытый желудок
настроил его на благодушный лад. Ему захотелось поиграть. Он отломил от
соседнего куста сухую ветку и сунул зверьку. Зверек жадно набросился на
нее и сразу стал больше и веселее.
Уисс играл с Красным Зверьком долго, то давая ему пищу, то отбирая ее.
И зверек покорно подчинялся желаниям Уисса, то вырастал в рычащего тигра,
то сжимался в рыжую мышь. И тогда Уисс почувствовал, что холод отступил.
Блаженным теплом веяло от камня, нагретого лапами покорного зверька.
Наконец Уисс встал и направился к рогачу. Дотащить всю тушу до пещеры
ему было не под силу, и он отрезал самое вкусное - две задних ноги. Потом
выломал из кустарника самый большой сук и поджег его толстый конец.
Когда, обессиленный под тяжкой ношей, он дотащился, наконец, до пещеры,
уже опустилась ночь. Уисс шагнул в пещеру, высоко держа над головой
горящий сук. Красный свет метнулся по стенам. Живой клубок дрогнул,
рассыпался, эхо гулко повторило вопль ужаса. Подвывая, сородичи
расползались, забивались в темные углы. Только один остался у его ног. Он
был мертв.
Уисс бросил на пол мясо.
Остекленевшие глаза жадно уставились на пищу, но страх перед Красным
Зверем заставил глубже забиваться в свои углы.
Уисс повернулся спиной к сородичам и вышел из пещеры. Он слышал, как в
темноте началась драка за мясо. Уисс направился к ближним кустам, освещая
себе дорогу.
Когда он вернулся в пещеру с охапкой хвороста, мяса уже не было.
Сородичи снова расползлись по углам, но уже не так поспешно, как прежде.
Глаза их приобрели осмысленное выражение и смотрели теперь настороженно и
выжидающе.
Уисс бросил на пол догорающий сук и показал на хворост:
- Еда! Ему!
Он подложил веток, и пламя мгновенно выросло, заплясало, рассыпая
искры. По пещере заструилось тепло.
Наконец самый смелый подполз ближе. Сородич с любопытством смотрел, как
Уисс кормит страшного зверя, потом сказал неуверенно:
- Красный Зверь! Враг!
Уисс сунул еще одну ветку в костер, и рыжий язык метнулся к самому
потолку.
- Нет! Огонь! Друг!
Осмелевшие мужчины подползали все ближе к костру, блаженно ворчали,
подставляя теплу окоченевшее тело, радостно повизгивали.
- Огонь! - повторил Уисс новое слове. Он протянул к жаркому костру
руки:
- Огонь! Друг!
МЫСЛЬ продолжалась, но Уисс очнулся, словно вынырнул из зловонной
лагуны на поверхность - близость огненной стихии, хотя и призрачная, была
нестерпима. Он ничего не мог поделать с голосом крови, с трагическим
опытом Третьего Круга, навечно отпечатанным в генах, - все естество
противилось союзу с Гибелью.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг