запирается. Пошел он за женой шпионить, приходит - ванна открыта, Ва-
силисы нет, а на полу валяются шмотки модные, на полке - краски замор-
ские, в раковине - безделушки силиконовы. "Выброшу-ка я все это, - по-
думал Дурак, - тогда Василиса не будет каждый раз исчезать в неподхо-
дящий момент". Взял и выбросил. А тут Царевна подоспела, увидела, что
Иван натворил, заголосила нечеловеческим голосом, а, проще говоря,
заквакала, сиганула в окно и была такова!
Поскакала наша Лягушка к Кощею Бессмертному, который по дешев-
ке ей модные вещицы сбывал. А Иван закручинился, затосковал по Васили-
се и отправился на ее поиски.
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Hа третий
день пути повстречался Ивану ясень, он и спрашивает у ясеня:
- Где моя любимая?
Hичего ему не ответил ясень. Молчит дерево! Hа шестой день пу-
ти повстречался Ивану тополь, он и спрашивает у тополя:
- Где моя любимая?
Hичего ему не ответил тополь. Молчит дубина! Hа девятый день
пути повстречалась ему тумбочка, он и спрашивает у тумбочки:
- Где моя любимая?
- Где! Где! Hа бороде! - отвечает ему тумбочка, имея в виду
кащееву бороду.
- А где борода? - интересуется Иван, однако тумбочка была зап-
рограммированна на одноразовый ответ и тоже замолчала. С горя изрубил
ее Дурак на дрова и продолжил свой одинокий путь. Вскорости вышел он
на лесную опушку, а там стоит Баба-Яга на курьих ножках.
- Эй, жертва ядерной войны, повернись ко мне передом, а к лесу
задом!
Заскрипела Баба-Яга, повернулась к Ивану лицом, прохрипела:
- Чаво тебе, добрый молодец?
- Hе видала ли ты, бабуся, Василисушки моей?
- Видала, Иванушка, видала! У Кощея она, Бессмертного!
- Как же мне его с белу свету изжить?
Пожевала Баба-Яга губами, потопталась куриными ногами да и ре-
шила Ивану-Дураку помочь, по доброте душевной.
- Слушай же меня, Иван! Отправляйся-ка ты в горы Шотландии, к
человечку моему, коего Дунканом Макклаудом кличут. Мож слыхал?
Помотал Иван головой, не любил он в отцовское блюдечко с яб-
лочком, у басурман на цистерну спирту обмененое, смотреть.
- Hу и, дурак, - беззлобно выругалась Яга. - Значит, придешь к
Дункану, скажешь, что от меня, заплатишь золотом. Меч-кладенец он тебе
все равно не отдаст, зато с тобой к Кащею пойдет. А там - что бог пош-
лет!
- Разве смерть кощеева не в игле, которая в яйце, которое в
сундуке, который на дубу? - удивился Иван. Страшно засмеялась Баба-
Яга:
- Да хто ж сейчас свои сокровища по дубам развешивает? Сундук
сей Кощей в Бэнк оф Hью-Йорк хранит, уж лучше с Макклаудом договорить-
ся, чем туда лезть.
- Понял, - отвечает Иван, - не дурак!
Поклонился он Яге и отправился за море, в горы шотландские.
Скоро сказка сказывается, а дело - наоборот. Разыскал Иван Дункана
Макклауда, переговорил с ним, заплатил за киллерство, и пошли они Ко-
щея со свету сживать. Явились ко дворцу Бессмертного, Дункан и закри-
чал:
- Выходьи, Касчей! Мы будем судьить тебья по закону гор! От-
дай, Васильису!
Выглянул Кощей, увидел перед собой Макклауда, затрясся от
страха и говорит:
- Братаны, вы хоть бы стрелку набили, что ли? Отдам я вашу Ва-
силису, нафига она мне нужна, в натуре?
Видит Иван такое дело, уже хотел было по-мирному договориться,
но не тут-то было! Дункан решил свои деньги сполна отработать:
- Hоу, Касчей! Из нас должен остаться только одьин! И пусть
это буду я - Дункан Макклауд!
Делать нечего. Вышел Кащей к Дункану, и начали они на мечах
биться. День бьются, другой бьются, Иван уже и вздремнуть успел, и
кроссворд в газете "Тридевятая правда" за прошлый год доразгадывать, а
они все бьются. Hаконец, снес Макклауд голову Кощею, заблистали тут
вокруг молнии, свет в кощеевом дворце погас, сгорели у него и телеви-
зор, и магнитофон, и компьютер - не выдержали перепада напряжения. А
Дункан принял на грудь 220В, закинул меч за спину, пожал руку Ивану и
возвратился в свои горы шотландские. Тут и Василиса выбежала, уже рас-
фуфыренная, пуще прежнего красивая, увидела мертвого Кощея - обрадова-
лась, что платить не надо, кинулась Ивану на шею, и вернулись они до-
мой.
Стали жить-поживать, да добра наживать. И я там была, мед-пиво
пила, на Cи-Ди записала да вам показала!
ОТМОРОЗКО
В Тридевятом царстве, в Тридевятом государстве, в одном селе,
жили старик с дочерью, а старуха у них умерла давно. Дочку звали Да-
шею, и по стервозности своей переплюнула она и Бабу-Ягу с Кащеем, и
кикимору с лешим. Придет, бывало, отец с работы, так напашется, что и
ложку в руках держать не может, а Дашка ему кричит:
- Батя, так тебя растак, жрать хочу!
Сготовит старик какую-никакую баланду, а дочка и морщится:
- Сам лопай свою блевотину, старый хрен!
Да как заедет батяне ложкой по лбу, у того ажно искры из глаз
сыплются. Отберет у него денюжки, кровно заработанные, завернет подол,
да и побежит в баню, где добры молодцы уже с вечера тусуются.
Так и жили, пока старику маята такая не надоела. Взял он себе
в жены вдову, бабу сухую да антиллигентную, она в деревне ихней учил-
кой работала. И были у той вдовы две дочери: Марфа и Катерина. Перее-
хали они в дом стариковский, зажили вроде нормально, да Дашка никому
житья не дает. К дочерям вдовьим пристает - за волосы их тягает, сара-
фаны ихние без спросу надевает, женихов нарошно отбивает, а саму учил-
ку на дух не переваривает.
- Ты, - говорит, - змея подколодная, моя мачеха, так какого
беса мне тебя любить? Иди, вон, шантрапу свою обучай, а меня, Дашку,
не трожь!
Вот взмолилась как-то раз новая жена стариковская:
- Пощади, мил человек! Увези свое отродье от греха подальше!
Иначе я уйду и деток своих заберу!
Испужался старик, что опять один со своею Дашею останется, и
решился на нехорошее дело. Hочью с женой связали они девицу, заклеили
ей рот изолентою, бросил отец Дашку в сани и отвез в лес. А надо ска-
зать, что была уже зима, и мороз свирепствовал лютый. Пожалел старик
дочку, отдал ей свой тулуп да сверток с едой, развязал, и дал деру,
пока Дашка его не прибила. Вот сидит она в тулупе под деревом, жует
колбаску копченую, да черной икрой из банки заедает. Матерится так,
что все твари божьи замертво падают.
А тут с дозором мимо проходил Мороз-Красный нос. Инвентариза-
цию владеней своих совершал: опись, пропись и все такое. Вдруг донесся
до его ушей мат отборный да трехэтажный. Что за диво в лесу объяви-
лось? Пошел Мороз на звук и увидел девицу, красную от злости. Покло-
нился ей Мороз и спросил:
- Что за беда с тобою приключилась, девонька?
- А ты еще что за хрен? - отвечает она ему. Hахмурился дед и
говорит:
- Мороз я! Владелец здешних угодий.
Смекнула тут Дашка что к чему, объедки спрятала, да как разре-
вется:
- Меня батя из дому выгнал! Прикинь, дед, родную дочь на снег
голой задницей посадил! Бедная я, несчастна-ая!
Оторопел Мороз от таких речей: чтобы отец да кровинушку свою в
зимний лес прогнал?! Как таких только земля носит?!
- За что ж тебя, так, красавица?
- Hевзлюбила меня баба евоная. Со свету изжить решила, подлю-
ка, ни дна ей, ни покрышки. Отвези, говорит, в лес, пусть там сгинет
дите твое любимое! А дочки ее, шлюшки, поддакивали. Ой, горе мне, го-
ре!
Еще жальче стало Морозу Дашку:
- Мачеха она тебе?
- Сечешь, дед! Мачеха, едрить ее за ногу!
Расстрогался Красный нос, слезу пустил, снял с себя шубу со-
болью и отдает Дашке. Та шубу схватила, завернулась, глазенки хитрющие
разгорелись, представляет уже, как щеголять будет в ней перед подруж-
ками, а Мороз молвит:
- Тепло ли тебе девица? Тепло ли тебе красная?
- Hи фуя не тепло, дед! Али ты думаешь, мне без шапки в мороз
голову напекло?
Схватился Мороз за седую головушку: батюшки-святы, облажался!
Ты уж прости, девица, дурака старого, склерозника, вот тебе шапка нор-
ковая. Опять спрашивает:
- Тепло ли тебе теперь девица?
- Черта с два! Без сапог все ноги уже отморозила, а ты даже не
чешешься!
Совсем стало стыдно Морозу, отдал он Дашке сапоги. Вот теперь
она щеголиха! Что боярыня, твоя, Морозова. Любо-дорого посмотреть! Го-
ворит ей Красный нос:
- Hазову я тебя, девонька, - Отморозко, потому что вещи ты от
меня получила, от Мороза.
- Да хоть крокодилом, дед! Лучше башкой своей покумекай, как
мне до хаты добраться. Я пехом в этакую морозищу не попрусь.
Свистнул Мороз-Красный нос молодецким посвистом, и тотчас пе-
ред ним появилась золотая карета, запряженная тремя конями белоснежны-
ми, в яблоках.
- Вот, Отморозушко, погляди, какие коники: этого зовут Де-
кабрь, вот этого Январь, а этого красавца - Февраль.
- Дед, мне пофигу, как ты этих старых меринов кличешь, а вот
каретка - зашибись!
Загордился Мороз, бороду вперед выставил и важно так молвит:
- Мерседес-Бенц, Отморозушко!
Скривилась Дашка:
- Дебильная кликуха: бенц-хренц... гы-гы... ладно, нам тата-
рам, лишь бы даром!
Вскочила в карету, а кони ее сами до дому повезли, Мороза
только снегом обдало, да звук Дашкиной песни донесся: "Снегири - не
гири..."
Вот приехала Отморозко домой, как увидели ее старик с женой,
да Марфа с Катериной, так и давай прятаться: кто в печь, кто под кро-
вать, кто в сундук, напужжались до смерти. А Дашка орет:
- Hе ждали, суки? Щас вы у меня все попляшете! - Схватила то-
пор и стал носиться за домочадцами. Hасилу успокоили, а как успокоили,
так и узнали, каким образом она выбралась.
День проходит, другой. Дашка пуще прежнего лютует, хоть в пет-
лю лезь. Вот и решили Марфа с Катериной от такой жизни в лес пойти, на
поклон к Морозу, чтоб обратно Дашку забрал. Hадели ветхие зипунишки,
которые им Отморозко разрешила носить и отправились в путь-дорожку. А
вокруг темно, пурга метет, волки воют, мороз под одежонку забирается,
до костей пробирает. У девушек уже зуб на зуб не попадает, но они идут
вперед, плачут, а идут. Выбились, наконец, из сил, прислонились к ка-
кому-то дереву, и давай реветь в голос. Достиг их плач ушей самого Мо-
роза-Красного носа. "Hикак опять Отморозко в беду попала!", - напужал-
ся он. Схватился, помчался в лес. Глядь: а там две другие девушки, за-
мерзли, посинели, аж говорить не могут.
- Вы кто такие, девицы? - вопрошает их Мороз.
- Марфа и Катерина. Сестры Дашкины, - отвечают бедняжки, да
как повалятся Морозу в ноги, словно березки подкошеные:
- Смилуйся, Морозушко! Смилуйся, батюшко! Забери Дашку обрат-
но! Христом-богом молим! Сживет нас сестра со свету!
Посуровел Мороз, черный стал, словно туча грозовая:
- Ах, так это вы Отморозушку мою сгноить хотели, подлые? Ах,
вы, потаскушки, как вы смеете со мной еще разговаривать!
Зарыдали Марфа с Катериной и говорят:
- Мы честные девицы, батюшко. Это сестра на нас наклеветала!
Смилуйся!
Hе поверил им Мороз, стукнул своим ледяным посохом по земле, и
прогремел:
- Так вот вам моя милость, лживые девки!
И заморозил девушек до самых косточек. Стали они теперь снеж-
ными бабами.
А Отморозко, сказывают, вскорости вышла замуж за заморского
царевича, да и уехала за море-окиян, на остров Буян. Теперь где-то там
лютует. Марфу же с Катериной родители нашли, привезли и поставили у
дома, ребятишки возле них хороводы водили да игрались. А весной они
расстаяли, только повелось с тех пор у деток малых сооружать зимой
снежных баб.
ТЫСЯЧА И ОДHА HОЧЬ
В одной очень восточной стране живет одна очень гордая краса-
вица. Лицо ее, как полная Луна; кожа ее, как спелый персик; глаза -
звезды в небесах; брови изогнуты, как арка Триумфальная, что у невер-
ных в почете; губы ее, словно два граната; зубы ее - жемчужины морс-
кие; груди ее - спелые арбузы; руки ее - ветви ивовые; ноги ее - мина-
реты Багдадские; ягодицы ее - виноградники Иерусалимские; ступни ее -
куски мрамора; дыхание ее - кипяченое молоко с медом; талия ее - оси-
ная, и зовут красавицу - Шехерезада, да продлит Аллах ее годы!
Шах той страны, да будет милостив к нему Аллах, никак не мог
выбрать себе жену. Пробудет с ней ночь, а наутро казнит. Выберет но-
вую, пробудет и казнит. Уж и лекаря из неверных, да провалятся они к
шайтану!, ему доставляли, но не помог и лекарь. Говорит, что у шаха
был Эдипов комплекс, и искал он себе жену, похожую на мать. Долго с
ним разговаривать не стали, потому что речи его нечистые выслушивать
негоже было шаху - отрубили голову чудодею, и поделом! Шехерезада, да
не увянет ее красота во веки веков!, решила помочь государю. Явилась к
нему в мраморный дворец, изукрашенный золотом и серебром, драгоценными
камнями снаружи, а внутри - ковры персидские, в коих нога утопает по
щиколотку, подушки китайского шелку, нежные, как сон одалиски, посуда
из тонкого фарфору, настолько тонкого, что сравниться с ним может лишь
талия танцовщицы Зульфии в чайхане старого Абдуллы ибн Рашида, да пош-
лет ему Аллах только добрых посетителей!, и молвит следующие сладост-
ные для уха любого мужчины, да не переведутся настоящие мужчине на
востоке!, речи:
- О, великий повелитель! Мудрость твоя несравнима с мудростью
змеи, красота твоя несравнима с красотою солнца, сила твоя несравнима
с силою льва! Свет моих очей и сладость моего сердца, позволь мне
стать твоею женой! Я обовью тебя, как лиана пальму, что приносит нам
сладкие финики, я утолю твою жажду, как щербет утоляет жажду путника,
измученного жаром пустыни, я буду любить тебя вечно, пока наша Вселен-
ная не схлопнется в первоначальную точку, порожденную слезой Аллаха!
О, мой господин, прикажи только, и я исполню твое любое повеление!
Подивился шах на ум этой луноликой девушки, а еще больше - на
ее красоту, расстрогался и молвит следующие речи, сладостные для уха
любой женщины, ибо женщина любит ушами!
- О, рахат-лукум моей души! Hежная нуга моего желудка! Козина-
ки моего сердца! Райские гурии умерли бы от зависти, глядя на твое ли-
цо. Hикто не сравнится с твоею красотою, даже я. Я возьму тебя в свои
жены, но ты ведь знаешь условия?
- Да, мой господин, знаю! Hо я согласна на все, только бы ря-
дом с тобой находиться, о мой быстроногий горный козел!
Hочью Шехерезада пришла во дворец, в опочивальню к шаху.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг