Евгений Наумов.
Коралловый город
или
приключения Смешинки
Повесть-сказка
Илл. Кошелев В.И.
Магаданское кн. изд-во, 1974 г.
OCR: Виталий Шпигорь (vitek_@mail.ru)
РОЖДЕНИЕ СМЕШИНКИ
Было то или не было, а может, будет - не знаю. Приснилось это мне или
в действительнонсти приключилось - не ведаю. А только говорят, что...
Жили-были в одной стране веселые, беснпечные люди. Жили они не тужили,
рабонтали, песни распевали и громко смеялись. Засмеется один - засмеются
все. А у веселых и работа спорится. Любое дело горело у них в руках: на что
другому человеку потребовался бы целый день, тут в полчаса делалось. Потому
и работали в этой стране люди лишь до полудня. А понтом танцевали, пели и
веселились.
Но вот появилась в той стране злая ведьма. Только никто не знал, что
она ведьма, да еще очень злая: прикинулась она маленькой, слабенькой
старушкой. Ходит по дворам старушка, сгорбленная, вся в черном. Платок на
лицо насунут, так что один крючковатый нос видно, салоп плюшевый,
выгоревший, длинная юбка с бахромой на подоле и большие порыжевшие сапоги.
Идет, клюкой постукивает, на спине мешок несет. А в мешке что-то
позванивает.
Входит она во двор, обращается к хозяевам:
- Шла мимо, услышала, как вы хорошо смеетесь, и подунмала: а не
продадите ли мне свой смех?
- Что ты, бабушка! - удивляются хозяева.- Как же мы продадим смех?
Он ведь - ха-ха-ха! - не корова, не яблоко, не зонтик. Разве можно его взять
и продать?
- А это уж моя забота,- говорит ведьма. - Вы только согласитесь и
золотой у меня возьмете. Каждому за смех я по золотой монете плачу. Получите
ее - и целый год работать не будете.
- Да мы и так не много работаем!
- Берите золотой! Целый год отдыхать будете! - убежндает старуха.
Кто из любопытства, кто по легкомыслию, а кто просто так, за компанию,
брал у старухи золотой и говорил как она велела:
- Отныне золотой будет мой, А веселье и смех продать не грех.
И тотчас в жадную руку ведьмы падало маленькое белонснежное зернышко -
сверкающее и переливчатое. Она бережнно прятала его и шла дальше. А человек
любовался золотой монетой и думал: "Вот теперь год отдыхай, заботы не знай.
А веселье... что ж, веселья мне хватит. Мало его у меня что ли?"
Но уже мрачно и тоскливо было его лицо, глаза не озаряла улыбка. И не
знал человек, что проданное веселье не возвранщается...
Да и без работы какая у человека жизнь? Хиреет его тело, слабеют
мускулы. Вот уже становится он хилым да унылым - тут и болезни
подкрадываются.
II пошли по селам и городам несчастья да беды, плач и горе. Собрались
люди, стали думать и гадать: что делать, к кому обратиться?
А на крыше большого дома жил старый аист Остроклюв. Вот к нему и пришли
люди, поклонились:
- Добрый, мудрый аист! Ты приносишь нам счастье и дентей. Сжалься над
нами, помоги! Верни нам веселье и здоровье!
Подумал аист, тяжело вздохнул. Хотел упрекнуть людей, почему они были
такими легкомысленными, да передумал. И так тяжело им... Да и много ли толку
ругать того, кто попал в беду?
- Ладно, - сказал он. - Слетаю, посмотрю. Может, и удастся что-то
сделать.
Взмахнул широкими крыльями, поднялся в воздух и полентел на запад -
туда, где садилось солнце, собирались тучи, куда ушла ведьма.
А порядком уставшая ведьма в это время подходила к понследнему,
стоявшему у самого дремучего леса селу. Мешок с весельем был у нее
переполнен. И каждый, глядя
со стороны, дивился, как это старушка тащит такой тяжелый мешок. Только
был он совсем не тяжелым. Ведь веселье никогда тяженлым не бывает. И чем
больше его, тем легче оно становится. Мешок даже слегка приподнимал ведьму,
словно воздушный шар, и она шла приплясывая и скрипучим голосом что-то
напевала.
Скупив смех у жителей последнего села, она уж собралась было идти, но
вдруг будто золотой звоночек прозвенел.
- А это что? Еще кто-то смеется?
- Это моя дочка,- сказала одна женщина, пытаясь улыбннуться. Но
улыбка у нее вышла печальной, потому что свое веселье она уже продала
ведьме.
- Так пойдем к ней! - закричала ведьма и, пыля сапонгами, помчалась
по улице.
Они вошли в дом и заглянули в детскую кроватку. Там, освещенная солнцем
и цветами, лежала золотоволосая и голубоглазая девочка. Она смеялась, глядя
на игру солнечных зайчиков.
- Продай ее смех! - попросила старуха. Но мать только покачала
головой.
- Нет. Я уже сделала одну глупость: продала свой. А рандость дочки я
не продам.
- Я дам два золотых! Три! Десять! - шипела старуха. - Сто! Тысячу
золотых!
- Ни за что на свете,- сказала мать.- Ока смеется с тех пор, как
родилась. Она смеется так, будто смешинки сыплютнся. Слыша ее смех, я
забываю о своих огорчениях. Если ты заберешь ее смех, это будет уже не моя
дочка.
- Ты говоришь, что она ни разу не плакала? - зловеще спросила ведьма.
Хорошо же! Я подожду, пока она запланчет,- и тогда ее смех станет моим.
- Она никогда не плачет,- с гордостью сказала женщинна.- Родившись,
она не закричала, а засмеялась.
- Не может быть, - заскрипела ведьма.- Все маленькие дети плачут.
Так противно, надсадно, визгливо... Фу!
Села рядом с кроваткой и стала ждать. А по другую стонрону кроватки
сидела мать девочки. Она смотрела на дочь и грустно улыбалась. Девочка
играла с солнечными лучами. И казалось, смех ее - звонкий, золотистый -
рождается из этих лучей. Ничто не могло ее огорчить. Муха села на лоб и
укусила девочку, а она засмеялась пуще прежнего и согнанла злодейку
ладошкой. Проголодавшись, засунула палец в рот и, улыбаясь, стала
причмокивать. Мать покормила ее и девочнка заснула. Проснувшись, она
засмеялась еще звонче.
А ведьму прямо трясло от злости. Лицо ее стало желтым, а нос - синим
от ожидания. Пальцы нетерпеливо дрожали. Она ждала, пока заснет измученная
мать: голова женщины клонилась все ниже и ниже...
Тут прилетел Остроклюв, сел на дерево под окном и загляннул в комнату.
Женщина спала, уронив голову на спинку кронвати, а скрюченная рука ведьмы
уже тянулась к девочке. Аист громко защелкал клювом, и женщина
встрепенулась. Ведьма сделала вид, что гладит ребенка.
- Какая занятная девочка! Все смеется... даже не верится. Мать устало
улыбнулась и снова закрыла глаза. Ведьма наклонилась над кроваткой, и снова
Остроклюв подал сигнал тревоги. Мать подняла голову.
- Что вы делаете? - спросила она старуху.
- Одеяло сбилось, вот и поправляю,- притворно озабонченно ответила
та.
И в третий раз опустилась голова матери. Но как ни щелнкал клювом аист,
как ни махал крыльями, он не мог разбундить ее - так крепко она спала.
Тогда ведьма изо всех сил ущипнула ребенка за руку. Денвочка заплакала.
Мать мгновенно проснулась и бросилась к ней:
- Что с тобой, золотце? Кто тебя обидел?
Женщина оглянулась, но ведьмы и след простыл. Она убенгала в это время
огородами к лесу и вскоре скрылась между деревьями. Но за ней неотступно
летел аист Остроклюв.
Осматривая ребенка, мать вдруг заметила на розовой ручке
черно-коричневое пятнышко - след злобного щипка ведьмы. (С тех пор родинки
так и зовут в народе - "щипок ведьмы").
- Ничего, дочка,- сказала она.- Эта старуха еще поплантится за то,
что обидела тебя. Зло не может остаться безнанказанным...
На берегу моря сидела на большом черном камне ведьма и пристально
смотрела на солнце. Багровый шар его медленно опускался за горизонт. Руки
ведьмы крепко сжимали завянзанный мешок с весельем и смехом. У ног стояла
клюка.
А на одном из деревьев, спрятавшись среди листьев, сидел Остроклюв и за
всем наблюдал. "Зачем старуха собрала люднской смех? - думал он.- Зачем
пришла на берег моря и кого ждет здесь? Удастся ли мне вернуть людям
радость?"
В верхушках деревьев метался ветер, словно кто-то сердито гонял комаров
ветками. Солнце село, и взошла луна. Бледный свет ее озарил сгорбленную
зловещую фигуру на берегу. Остроклюв надеялся, что старуха заснет, и тогда
ему удастся унести мешок. Но ведьма не спала, она поглядывала на луну,
которая поднималась все выше и выше.
Далеко на болоте охнул, вынырнув, водяной Ханурик: нанступила полночь.
Старуха оживилась, вытащила что-то из-за пазухи, пробормотала заклинания и
бросила в воду огненную точку, описавшую дымную дугу. Тотчас закипела,
забурлила в том месте вода, и черкая, будто лакированная, шапка с горянщими
под ней глазами поднялась из воды. Стремительные чернные змеи-щупальца
извивались вокруг, поблескивая в луннном свете.
- Это ты, Лупибей? - вглядываясь подслеповатынми глазами, спросила
ведьма.
- Можешь не сомневаться,- раздался сиплый голос.- Это я!
И спрут, протянув гигантское щупальце, коснулся старухи - та
отшатнулась и чуть не свалилась с камня.
- Не трогай меня, холодное липкое чудовище! - завизнжала она
пронзительно.- Мне противно!
- Ну, и тебя касаться - приятного мало,- пробурчал спрут, убирая
щупальце.- Мои нежные присоски обожжены ядом, которым пропитана даже твоя
одежда...
- Хватит! - топнула ногой старуха.- Поговорим о деле. Вот то, что я
обещала тебе. Смех людской весь собран здесь. Самый разнообразный,
волнующий, заразительный и беззаботнный - вот он, в мешке, превращенный
моими заклинаниями в лакомые зернышки. Достаточно проглотить одно из них -
а нет ничего приятнее этого лакомства,- тотчас веселье разольется по тебе
как вино, как солнце, как жизнь. Где твоя награда, Лупибей? Давай ее скорее
- и мешок твой!
- Погоди,- остановил ее Спрут.- Я никому не верю на слово. Покажи
свою добычу.
Старуха, торопясь, развязала веревки, и ласковый свет разнлился вокруг.
Зернышки, словно полупрозрачные, горели изнунтри, испуская волны голубого
сияния. Спрут подвинулся блинже, вглядываясь глазищами, замерцавшими
отраженным светом веселья.
- Чудно, чудно! - защелкал он кривым попугайским клювом.- Как на
подбор... А почему это зернышко золотистое? Старуха вгляделась: то было
украденное веселье девочки.
- Это редкостный смех,- заскрипела ведьма.- Я с велинким трудом
достала его.
- Ну-ка, дай мне его на пробу.
Рука ведьмы долго шарила в мешке, но зернышко ускольнзало от ее сухих
жадных пальцев. Она схватила тогда первое попавшееся и сунула в клюв
Лупибею.
- О-о-о! - волны удовольствия прошли по осклизлому тенлу, а щупальца
извивались, взбивая вокруг пену.- Как это вкусно! Я наполняюсь силой и
радостью! Глаза мои застилает пелена чего-то прекрасного - все цвета моря
сосредоточены в ней! Мне хочется кувыркаться в прибое!
Пораженная неожиданным зрелищем, ведьма забыла обо всем, и этим
мгновением воспользовался Остроклюв. Подонбравшись поближе, он вытянул шею и
точным броском схвантил золотистое зернышко, но тут же отпрыгнул в кусты.
Станруха опомнилась и снова завязала мешок.
- Где же обещанная награда? - взвыла она. Гогочущий Спрут взметнул в
воздух щупальца:
- Эй, слуги!
Тотчас приземистые Каракатицы, темные и неслышные, как ночь, стали
выползать из моря и укладывать на берегу большие раковины, потом, как по
команде, распахнули их.
Словно день пришел на берег - так засияли груды жемнчуга, лежавшие в
раковинах. Лучшие жемчужины моря были собраны здесь, и каждая сверкала
неповторимыми оттенками. Розовые, цвета первого робкого луча зари, голубые,
как дымка на дальних сопках, белоснежные, шелковисто-серые, словно нежный
мех, и черные, чернее самого мрака, лежали эти дрангоценные дары. А
посредине, в самой большой раковине, горенла, затмевая всех. Лунная
жемчужина, и ночное светило на небе по сравнению с ней казалось тусклым
блюдцем.
- Ну как? - Лупибей от избытка чувств даже выпрыгинвал из воды и
плюхался в море снова, словно большая, пропинтанная жиром тряпка.- Хороша
награда, старуха?
А ведьма обезумела от жадности. Она металась от одной груды сокровищ к
другой, трогала их дрожащими руками, гладила, шевелила.
- Мое! - вскрикивала она.- Мое, мое! Никому не отдам!
Остроклюву в это время пришлось туго: спазмы смеха сжанли его горло,
грозя вырваться наружу и выдать его присутнствие. Он крепко сжимал клюв, но
это не помогало. Ужимки и прыжки ведьмы, кривляния Лупибея, резвившегося в
принбое,- все это было и без того достаточно смешно, а тут еще на него
начало действовать золотое зернышко. В отчаянии аист закрыл глаза и сунул
клюв под корягу, чтобы не уронить дрангоценное зернышко. Минуту он еще
терпел, пока не потекли слезы и не потемнело в глазах. Тогда он раскрыл
клюв, и золонтая маковка просверкнула в густую траву. Аист запрокинул голову
на спину и принялся щелкать клювом, словно схватил горячего. (Именно с тех
пор аисты всегда так делают, когда им очень смешно).
Каракатицы тем временем забрали на берегу мешок со смехом людским и
ушли в волны. Вслед за ними, разразивншись диким гоготом, нырнул в глубины и
Лупибей.
А старуха, воровато озираясь, сновала вдоль раковин, хвантала жемчужины
горстями и совала себе за пазуху, в карманы.
- Теперь я богаче всех на свете...- бормотала она. - Мои сокровища!
И тут появились лесные хулиганы. Лохматые, неопрятные, гривастые черти
Шишига и Выжига даже среди нечисти в лесу пользовались дурной славой. Они
были способны на любую выходку, без конца затевали со всенми скандалы и не
проходило ночи, чтобы где-нибудь в лесу они не накуролесили. Другие черти не
раз били их скопом, но это не помогало - наоборот, Шишига и Выжига после
взбунчек с еще большим жаром и пылом принимались за новую пакость.
Вот и сейчас, обнявшись, напевая какие-то разухабистые песни без складу
и ладу, черти вывалились на поляну и застынли, глядя на ведьму, настороженно
присевшую у своих сокровищ.
- Кыш, кыш...- тихо сказала она.- Это мое, кыш! Ненчего пялиться,
уходите...
Булавочные глазки ее горели такой злобой, что черти было попятились. Но
старая закваска дебоширов и хулиганов тотчас взыграла в их темных душах.
- А ты чего гонишь? - взъерепенился Шишига. - Кунпила место, да?
- Я теперь весь лес куплю! И болото куплю, и горы подннебесные, и
речки быстрые! Видите? Это мое богатство. Нет ему равного в мире! Выжига
толкнул локтем Шишигу.
- Ишь, разошлась ведьма... Шишига в ответ лягнул Выжигу:
- Покажем ей богатство, а?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг