Не слушая ворчащих коллег, завотделением не без сожаления смотрел на
осунувшееся давно не бритое лицо Курганова. Тридцатилетний физик -
говорят, очень талантливый - поседел и выглядел глубоким старцем. И без
вскрытия врач знал, что сейчас у пациента съежилась и потемнела селезенка,
начались внутренние кровоизлияния, воспалены слизистые оболочки глаз,
носоглотки и кишечника. Острая лучевая болезнь не успеет перейти в
хроническую форму, потому что все решится в считанные часы. Старик
печально вздыхал.
Кардиолог, с которым они вместе работали еще в первую мировую войну,
сварливо осведомился:
- Надеешься вытащить?
- Нет, конечно.- Голос заведующего отделением прозвучал почти
равнодушно.- Считай, он уже на том свете. Оттуда не возвращаются.
Старший физиолог, сентиментальная дама бальзаковских лет, всплакнув,
согласилась:
- Сегодня ночью. Будет чудо, если до утра дотянет... А жаль, красивый был
мужик.
Около полуночи задремавшую Наташу разбудили шаги. Спросонок девушка
решила, что больной отправился погулять. С "лучевиками" такое случалось -
в острой фазе периоды апатии сменяются приступами повышенной активности,
когда больные веселятся, буйствуют, рвутся на свободу и вообще ведут себя
неправильно.
Но нет, покрытый красными пятнами воспаленной кожи Курганов неровно
дышал, лежа на спине. Рядом с койкой стояла красивая тетка лет сорока в
белом халате. Строго посмотрев на смущенную медсестру, незнакомка спросила:
- Приступы тошноты не прекращаются?
- Рвало его вечером, около десяти часов,- торопливо подтвердила Наташа.-
И пропоносило с кровью. Видать, конец.
- Не болтай, чего не понимаешь,- повысила голос незнакомая врачиха.-
Помоги сделать внутривенное.
Наташа быстренько прокипятила пятиграммовый шприц, а сама переживала, как
бы вредная тетка не настучала, что сестра заснула на дежурстве. Между тем
врачиха с напряженным видом держала двумя руками голову Курганова и
чего-то бормотала. Когда инструмент был готов, она вытащила из кармана
халата несколько ампул без надписей, набрала их содержимое в шприц и умело
ввела раствор в вену.
- Я постараюсь заглянуть через день-другой,- сказала она, выходя из
палаты.
Спустя полчаса у больного резко поднялась температура и начался
сильнейший кашель с рвотой.
Утром следующего дня начальник ОСКОМ генерал-майор Дастуриев встал со
странным ощущением. Ему только что снился какой-то кошмар, чего с
хевсурским кадаги не случалось довольно давно. После пробуждения все
видения быстро стирались из памяти, лишь оставили смешанное чувство боли,
тревоги и ожидания чего-то радостного.
Приехав на службу, он вызвал ветеранов и, не глядя на них, буркнул:
- Сегодня меня позвала бхага. Наверное, скоро уйду. Туда.
Воронин, удивленно посмотрев на генерала, сказал:
- Да что вы, Кадаги Дастуриевич. Нас всех переживете. Ведь здоров, как
буйвол, все зубы на месте, ни одного седого волоса.
- Здоровье здесь ни при чем, и помоложе меня уходили,- мрачно изрек
генерал.- Хватит об этом. Было еще одно видение - что-то случилось с
Вадимом Кургановым. Или со дня на день случится.
Его слова еще сильнее удивили аудиторию. Трудно было представить, что
плохого может случиться с человеком на последней стадии лучевой болезни.
- Нет-нет, Вадим пока жив,- уверенно сказал Дастуриев.- Вот что... Вы,
Андрей Васильевич, и вы, Вера Ивановна - поезжайте в госпиталь и
разберитесь. Этот юноша слишком много знает.
- Веточку взять? - спросила Гладышева.
- Не помешает.
С тех пор, как Дастуриев обучил ее лозоходству, Вера при каждом удобном и
неудобном случае старалась применить свое новое умение. Она искренне
гордилась, что оказалась единственной из числа сотрудников ОСКОМ, кому это
удавалось. Пользы от ее изысканий было не много, тем не менее начальник
Комиссии постоянно держал в сейфе запас свежей лозы.
Когда Кольцов и Гладышева уехали в Центральный госпиталь МВД, генерал
решил освежить память и пролистал личное дело физика.
Курганов Вадим Мефодьевич, 1921 года рождения, русский, холост,
несудимый, из семьи служащих, член ВКП(б), на оккупированной территории не
находился, близких родственников за границей не имеет. В 1944 г. окончил
Московский физико-технический институт, с тех пор работает в системе
Специального Комитета по атомной проблеме при Совете Министров СССР. Внес
существенный вклад в разработку атомного оружия. В 1949 г. привлекался к
сотрудничеству с ОСКОМ, в тот же год был награжден Сталинской премией II
степени за исследование конструкции двигателя космического летательного
аппарата, упавшего на полуострове Ямал.
Сведения о родственниках Дастуриев читал менее внимательно. Курганов был
потомственным научным работником, каковое обстоятельство сильно отразилось
на его характере. Отец - профессор математики, мать - доцент в Бауманском.
Оба деда - физики, одна бабушка - доктор наук в области физиологии, другая
- доктор химических наук. Старшая сестра Надежда Мефодьевна Саранская -
кандидат технических наук, работает в области вычислительной техники, ее
муж возглавляет аналитический отдел в Комитете Информации - недавно
образованном ведомстве, объединившем разведывательные управления МГБ и
Генштаба.
Дастуриев вздохнул и отложил досье. Он уже раскаивался, что послал
подчиненных, а не поехал в госпиталь сам. Генерал почти решил вызвать
машину, но тут Подугольник доложил о последних результатах по теме
"Подарок Дракона", и начальник ОСКОМ на время забыл про Курганова.
Пpибыв в госпиталь, оскомовцы обнаружили знакомые лица. Перепуганного
заведующего отделением взяли в оборот сразу два майора госбезопасности:
следователь по особо важным делам Вахнюк и старший оперуполномоченный из
контрразведки Данелян. По их репликам стало понятно, что коллеги навестили
медицинское учреждение тоже в связи с делом Курганова. Увидев старших
товарищей, майоры малость убавили пыл, и Вахнюк довольно внятно обрисовал
ситуацию:
- Ночью в палату пробралась неизвестная женщина, выдававшая себя за
врача. Сделала Курганову какой-то укол. Теперь у него резко ухудшилось
состояние, человек на грани смерти.
- Он и раньше был на грани,- пискнул завотделением.
Данелян свирепо прорычал:
- Помолчите! С вам разберутся по всей строгости... Тут, товарищ
полковник, полный бардак творится. В воротах охрана, в вестибюле - охрана,
в каждом коридоре - дежурные, в каждой палате - ночная сиделка. Но ни одна
сволочь не разглядела, как эта диверсантка зашла к больному. И, как
уходила, - тоже никто не видел.
- Работал профессионал,- многозначительно заключил следователь.
Их версия была понятна и особых сомнений поначалу не вызывала: зарубежная
(видимо, американская) разведка умело провела операцию с целью
ликвидировать видного советского ученого-атомщика и тем самым притормозить
наши работы в области оборонной техники. Других объяснений вроде бы не
было, но вдруг Вера Ивановна проговорила, не скрывая недоумения:
- Какой смысл американцам рисковать своими агентами, чтобы укокошить
человека, который и без того с минуты на минуту отдаст концы?
- Они могли не знать, что Курганов безнадежен,- нашелся Вахнюк.
Однако полковник Кольцов уже ухватился за сомнения Гладышевой и спросил:
- Других больных отравить пытались?
Коллеги этого не знали, а старый врач уверенно заявил, что с остальными
пациентами его отделения ничего плохого не случилось и что почти все
больные определенно идут на поправку. Кольцов, который когда-то получил
медицинское образование, продолжал допытываться:
- Курганов был единственным безнадежным пациентом?
- Совершенно верно,- торопливо подтвердил завотделением, почувствовавший,
что полковник как будто на его стороне.- У других поражения легкой или
средней тяжести.
- "Легкой тяжести" - надо же!..- Кольцов покачал головой.- Ну-ну...
Значит, неизвестные нам злоумышленники почему-то заинтересовались именно
человеком, практически обреченным на верную смерть... Давайте разбираться.
Вы установили, какой именно препарат был введен Вадиму Курганову?
Оказалось, что анализ крови был с утра отправлен в лабораторию, однако
персонал госпиталя не удосужился сделать пробу на яды. Два майора,
обрадовавшись, снова заговорили о злостном разгильдяйстве, и у
завотделением случился сердечный припадок. Пока старика увозили в
кардиологию, Кольцов изложил коллегам свою версию ночного ЧП. В
американскую шпионку, которая сумела незамеченной прокрасться сквозь
рогатки охраны, он не верил.
- По-моему, это была самодеятельность военных врачей,- сказал полковник.-
Решили втихаря испытать новое лекарство. Естественно, выбрали
безнадежного, чтобы в случае неудачи списать его смерть на естественные
причины.
Вахнюк с Данеляном застыли на месте, разинув рты. Переварив неожиданную
идею, следователь упрямо переспросил:
- Почему вы так уверены, что ему не яд вкололи?
- Родной, проснись,- посоветовал Кольцов.- Если это был яд, то почему
бедняга до сих пор дышит? Сам слышал, как врачи проболтались: Курганов
должен был помереть еще ночью. И тем не менее он пока барахтается. Нет,
товарищи, это было лекарство... Вот что. Мы с товарищем подполковником
займемся пациентом, а вы двое трясите персонал и выбейте из них правду. И
обязательно проверьте алиби всех врачей - кто, когда и где находился этой
ночью.
В палате, где лежал Курганов, оскомовцев встретил молодой врач Шубников.
Узнав, что чекистов интересует клиническая картина, он заметно удивился и
решил отделаться общими словами, не вдаваясь в детали. Шубников нехотя
сообщил, что Курганов пребывает на последней стадии лучевой болезни, при
которой происходят необратимые изменения в лимфатических узлах,
развивается пневмония, и человек вскоре умирает от многочисленных
кровотечений в желудочно-кишечном тракте.
- Просто чудо, что он дотянул до утра,- сказал Шубников.- Мы сейчас
делаем повторный анализ крови...
Кольцов резко перебил врача:
- Я не понял, от чего вы лечили пациента - от лучевой болезни или от
пневмонии? Довели больного до воспаления легких и теперь плачете, что ему
мало осталось!
Незаметно вздохнув, Шубников начал объяснять, что пневмококки,
возбудители пневмонии, всегда имеются в любом организме. Когда излучение
разрушает иммунную систему, ослабленный организм теряет способность
сопротивляться этим бациллам, и начинается воспаление легких. Рассказ
звучал правдоподобно, и полковник принялся читать историю болезни. Тем
временем Гладышева жалостно произнесла:
- Год назад Вадим совсем другим был. А теперь кожа да кости остались. И
весь седой стал, прямо как старик.
Врач сказал о разрушении пигмента под действием радиации и добавил, что,
если бы Курганов протянул еще месяц-другой, у него бы наверняка выпали все
волосы. Тут снова вмешался Кольцов:
- Скажите, доктор, у вас в госпитале часто испытывают на больных новые
медикаменты?
Выражение лица Шубникова медленно изменилось, но то были не страх или
растерянность. Скорее уж недоумение. Врач долго морщил лоб, тер
подбородок, щурился, а потом довольно уверенно заявил:
- За три года, что я здесь работаю, было несколько таких случаев.
Приезжали специалисты из Минздрава или Военно-медицинской академии,
проводили курс лечения. Один препарат недавно был рекомендован для
широкого применения.
Уперев в него тяжелый взгляд, Кольцов выразительно погладил висевшую на
поясе кобуру пистолета и произнес угрожающим тоном:
- Я имел в виду неофициальные испытания препаратов. Говорите, гражданин
Шубников. Мы все равно узнаем правду. Будет лучше, если мы узнаем ее от
вас.
Шубников стушевался, начал сбивчиво лепетать: дескать, использование
неапробированных медикаментов - подсудное дело, а в госпитале МВД вообще
ничего нельзя сделать по секрету - один хрен, кто-нибудь пронюхает и
настучит, куда положено... Неприятную сцену прервало появление девицы в
белом халате, которая вручила врачу несколько листов, исписанных латынью.
Прочитав бумаги, врач застонал. На вопросы обеспокоенных оскомовцев от
неохотно сказал:
- Такого просто не может быть. Курганов пошел на поправку. Количество
красных тел в крови растет, а содержание сахара падает.
- Значит, мы были правы,- удовлетворенно заявил Кольцов.- Кто-то из ваших
коллег сумел создать лекарство и решил испытать на Вадиме.
- Такого тоже не может быть,- упрямствовал Шубников.- Кому охота под
статью идти.
Полковник снисходительно подумал, что врач слишком молод и не знает
жизни. Испытание препарата могло быть устно согласовано в высоких
инстанциях. В таком случае уже сегодня несколько министров, академиков и
генералов побеседуют в дружеской обстановке, после чего историю спустят на
тормозах. Оставался только один вопрос, всерьез беспокоивший оскомовца -
судьба бедняги Курганова. Членов правительства такая мелочь могла не
заинтересовать, а парня было действительно жалко.
Между тем Гладышева обходила комнату, держа двумя пальцами полуметровый
прутик виноградной лозы. Закончив обследование, озабоченно заметила:
- Тут явно проявлялась бхага. Я чувствую колебания над головой Вадима и
рядом с койкой, где стояла эта женщина.
Обрадованный подсказкой, полковник шепнул ей:
- Ну, конечно, она была феноменом. Возможно, дело не только в
лекарстве...- Кольцов уже громче обратился к Шубникову: - Скажите, доктор,
по анализу крови можно определить, какой раствор ему вкачали?
Пожав плечами, врач неуверенно ответил, что в крови пациента обнаружено
много посторонних веществ - калиевые соли, фосфор, другие соединения. Но
их присутствие в микроскопических количествах не должно удивлять - во
время лучевой болезни кровь вообще превращается черт знает во что.
К вечеру подъехал Дастуриев. Выслушав отчет сотрудников, он лично
обследовал палату и согласился, что здесь поработал сильный феномен,
сумевший переломить лучевую болекзнь за счет энергии бхаги. Генерал
добавил с недоумением:
- Впервые такое встречаю. До сих пор ни один врачеватель не умел лечить
от радиации. Даже в ночь полнолуния... И вообще трудно поверить, что
существует такой сильный феномен, а мы ничего о нем не знаем.- Начальник
ОСКОМ поднял бровь.- Сегодня я останусь в госпитале. Может, она снова
придет.
Две ночи Дастуриев дежурил напрасно. На третьи сутки он решил отоспаться,
и в палате осталась Вера Гладышева. Небо было затянуто облаками, ронявшими
на Москву потоки дождя, расцвеченные ветвистыми зигзагами молний. Чтобы не
заснуть, подполковник без конца пила горячий кофе, и вскоре термос опустел.
- Наташенька, принеси кипяточку, еще заварим,- попросила Гладышева.
Девушка охотно вызвалась сбегать, но только не поняла, как можно
заваривать кофе в термосе. Подполковник развеселилась - не объяснять же
этой деревенской дурочке, что Саша Селищев, возвращаясь из Нью-Йорка,
привез целый центнер бразильского порошка. Кидаешь чайную ложку на стакан
кипятка - и готово.
- Я быстренько,- сказала Наташа и вдруг поежилась.- Ой, зябко чего-то.
Совсем, как в ту ночь, когда тетенька приходила укол делать. Тоже молнии
грохотали, и по радио вместо музыки одни помехи хрипели.
Медсестричка продолжала топтаться на пороге, но Вера Ивановна
повелительно махнула ладонью: мол, рысью - марш. Сама же подумала: гроза,
полнолуние и магнитные бури - лучшее время для активизации бхаги. Только
вот Курганов отчего-то не приходит в сознание.
Она тронула ладонью лоб больного. Температура, вроде бы, немного упала. В
волосах - вчера еще совершенно седых - появились рыжеватые клочья.
- Отодвиньтесь,- громко сказал совсем рядом сердитый женский голос.
От неожиданности Вера отшатнулась, машинально нащупывая пистолет в
кармане. Однако женщина в белом халате не производила впечатления сильного
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг