Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
записать? Так ведь?
   -  Так,  -  согласился Санька и  переглянулся с Машей.  - А почему вы
знаете?
   В  горле у  него пересохло,  и слова,  которые он,  несмотря на Машин
запрет, все же приготовил, сразу забылись.
   Он ждал,  что Татьяна Родионовна сейчас засмеется и  отошлет их домой
готовить уроки.
   Но  председательница не  засмеялась.  Она  только  покачала головой и
задумалась.
   -  Вдвоем,  значит,  прибежали.  О  себе  тревожитесь.  О  других  не
подумали. А вы, по-моему, пионеры.
   - Пионеры, Татьяна Родионовна, - кивнула Маша.
   -  А  где же  ваше друг за  дружку?  Мне тут от ребят отбоя не стало.
Весна,  что ли,  на  вас так действует...  Вчера Степа Карасев с  Алешей
Семушкиным пришли - ставь их в пахари,  и все тут. Третьего дня еще двое
заявились - тоже желают в поле работать.  Теперь вы с Саней...  А почему
бы вам всем вместе не собраться?
   - Мы соберемся,  - встрепенулась Маша. - А тогда вы нас обязательно к
бригаде припишете?
   Не  успела  Татьяна  Родионовна ответить,  как  в  правление  вбежала
невысокая крепкая девушка с  широким обветренным лицом.  Это  была  Лена
Одинцова.  Она торопливо объяснила Татьяне Родионовне, что дед Векшин ни
в какую не хочет отпускать девчат к Катерине Коншаковой, бранится на чем
свет стоит и сейчас явится сюда собственной персоной.
   И  верно,  через  несколько  минут,  сердито  постукивая можжевеловой
клюшкой, вошел в контору высокий худощавый старик.
   Татьяна Родионовна поднялась ему навстречу.
   До войны Захар Митрич был известен в Стожарах как опытный огородник и
садовод.  Выращенные им сорта стожаровского лука и  огурцов славились на
всю область.
   Немцы   причинили  много   зла   опытному   участку   при   колхозной
хате-лаборатории: разрушили парники, погубили плодовые деревья.
   После того как Захар Митрич вернулся из  партизанского отряда обратно
в  Стожары,  он  жадно принялся за  работу.  Выходил с  косарями на луг,
выезжал  на  пашню,  но  обострившийся  застарелый  ревматизм  все  чаще
заставлял его  отлеживаться в  постели или бродить в  обгорелых подшитых
валенках около дома.
   Видя,   как  Захар  Митрич  томится  без  дела,   Татьяна  Родионовна
предложила ему  место сторожа при колхозной конторе.  Старик отказался и
вызвался поработать на запущенном опытном участке.
   -  Жить мне,  Родионовна,  осталось немного.  Хочу напоследок к земле
быть поближе. Только ты мне в помощи не отказывай.
   Председательница поняла старика и  выделила ему в  помощь комсомолок:
Лену  Одинцову с  подругами.  В  первый  же  год  Захар  Митрич принялся
испытывать новые сорта хлебов,  трав, овощей, выращивал саженцы плодовых
деревьев и кустарников.
   В  колхозе  кое-кто  считал  опыты  Захара  Митрича преждевременной и
ненужной затеей -  годы военные,  людей и без того не хватает на полевые
работы,  но  Татьяна  Родионовна всячески оберегала "хозяйство Векшина",
как звали в Стожарах опытный участок, и помогала ему чем могла.
   Девушки оказались старательными и  послушными помощницами,  и  старик
очень привязался к ним. И вот сейчас их забирали в полевое звено...
   -  Под  корень,  значит,  рубишь мое хозяйство?  -  с  обидой говорил
Векшин. - Учил девчат, пестовал, и пожалуйте - переманили...
   - Захар Митрич,.. - попыталась перебить его Татьяна Родионовна.
   - Что "Захар Митрич"! А солдаты домой вернутся... Где, спросят, былая
слава колхозная,  где хлеба знаменитые стожаровские,  семена добрые? Что
ответим?  Нет,  Родионовна,  я  по-другому хочу.  Чтоб поля у  нас,  как
океан-море,  шумели,  чтоб цвело все кругом, будто и лиха беда в Стожары
не заглядывала...
   -  А  я,  думаешь,  не  желаю  этого?  -  наконец  заговорила Татьяна
Родионовна. - Ты вот в партизанах был, Захар Митрич, понимать должен. На
войне ведь как?  Где главный бой завтра, туда и все силы. А у нас сейчас
поле да хлеб - главнее главного.  Да не сам ли ты совет подал Катерине -
Старую Пустошь поднять...
   - Это верно, - согласился старик, - была и моя подсказка.
   -  Видишь  вот...  кого  же  на  передовую линию  выдвигать,  как  не
комсомолок!
   - А у меня, значит, тыловая линия?
   - Нам,  Захар Митрич, и твое хозяйство дорого. Без помощников мы тебя
не оставим.
   - Не утешай,  председатель,  знаю я свои резервы. Два деда вроде меня
да бабка Манефа глухая.
   - Да,  Захар Митрич! - вспомнила вдруг Татьяна Родионовна. - Отменные
есть помощники.  Сами до работы рвутся.  -  И  она обернулась к Саньке и
Маше: - Вы как, ребята, согласны с дедом Захаром компанию водить?
   Не успели озадаченные Маша и  Санька ответить,  как дед Векшин тяжело
повернулся на стуле и в упор посмотрел на мальчика.
   - Мальчишек к себе принять?!  Пусти козла в огород, как говорят... Да
они...  они ж у меня прошлым летом семенные огурцы обобрали.  А третьего
дня камнем запустили в парник, стекла побили...
   И хотя Санька ничего не знал ни про огурцы,  ни про стекла,  но он не
выдержал упорного взгляда старика, вспыхнул и подался в сторону.
   - Дедушка, - вмешалась Маша, - Саня тут ни при чем.
   Захар Митрич уныло махнул рукой и поднялся:
   - И не сватай ты меня с ними,  Родионовна. Не будет у нас мира. Лучше
бабку Манефу присылай на подмогу да дедов каких-нибудь отставных.
   - Ничего,  ничего,  Захар Митрич! Стерпится-слюбится, - успокоила его
Татьяна Родионовна. - Ты их построже держи. Ребятам это только на пользу
пойдет. А помощники они тебе верные будут.
   Санька с  Машей вышли из конторы.  Последние островки снега дотаивали
на  крышах,  и  частая капель продолбила в  снегу  около  изб  глубокие,
темные,  точно  отбитые  по  линейке,  канавки.  Куры  уже  копались  на
завалинках,  а  облезлые петухи  воинственно прочищали горло  и  хлопали
крыльями.  Небо над Стожарами словно расширилось, стало голубым, высоким
и неоглядным.
   - Ну вот, поговорили! - с досадой бросил Санька.
   - А может,  это и к лучшему,  - примирение сказала Маша.  - В бригаду
нас все равно не запишут. Соберем пионеров побольше - да к деду Векшину.
Сами землю копать будем, сами сеять. Опыты разные заведем. Правда, Саня?
"Хозяйство Векшина" - оно ведь тоже важное.,
   - Куда важнее,  - хмыкнул Санька. - Лук репчатый выращивать, морковку
с мышиный хвост, прочую там петрушку... Очень интересно!
   Он был недоволен.  Серьезного разговора с  Татьяной Родионовной так и
не  получилось.  И  во  всем  виновата Маша.  Надо было твердо стоять на
своем,  а  она при первом же упоминании о  "хозяйстве Векшина" развесила
уши и обо всем забыла.
   -  Векшин вас и  к  грядкам близко не  подпустит.  Он  же  над каждой
травкой дрожит.
   - Кого это "вас"?  - приостановилась Маша.  - А ты,  Саня, разве не с
нами?
   -  Нет уж,  освободи...  Мы  что-нибудь другое поищем,  -  усмехнулся
Санька  и,  разбежавшись,  перемахнул через  широкую бурлящую промоину и
зашагал к дому.

Глава 5. БЫСТРОТА И НАТИСК



   Утром,  по пути в школу,  Санька приметил,  что верховая вода у моста
сильно поднялась и  ветер из-за  синей гряды елового бора  дул  теплый и
сильный.
   "Такой  ветер  лед  разбивает,  -  подумал он.  -  Теперь жди,  скоро
тронется".
   Хорошо,  когда  парта  стоит у  самого окна!  Но  позавчера Саньке не
повезло.
   Надежда Петровна,  заметив, что Коншаков больше смотрит на улицу, чем
на классную доску, пересадила его на "Чукотский полуостров" - так учени-
ки называли щербатую парту в дальнем углу класса.
   Но пропустить ледоход было никак нельзя.
   Санька вступил в  переговоры с Петькой Девяткиным,  и тот,  выговорив
полкарандаша, согласился на время уступить ему свое место у окна.
   Начался последний урок.
   Неожиданно за стеной как будто треснуло стекло.  Звук был отдаленный,
слабый, но настороженное ухо мальчика отлично уловило его. Санька припал
к окну. Река еще была недвижима, спокойна, но вот по бурому панцирю льда
прошли извилистые трещины, показались разводья, хлынула, бурля и пенясь,
вода,  и  вся река дрогнула,  зашевелилась и неторопливо,  словно пробуя
силы перед дальней и нелегкой дорогой, пришла в движение.
   И тогда весь класс услышал радостное восклицание:
   - Пошло! Идет!
   - В чем дело, Коншаков? - подняла глаза преподавательница математики.
- Почему ты опять перебрался к окну?
   -  Лед  тронулся,  Надежда Петровна!  -  пояснила Маша и  с  завистью
посмотрела на Саньку.  Всегда он первый замечает ледоход!  Но это просто
потому, что у него такое счастливое место, у самого окна.
   Надежда Петровна надела на нос очки,  подошла к  окну и посмотрела на
реку.
   - Действительно, - согласилась она. - Ну что ж. время, закон природы.
-  И,  вернувшись к  своему  столу,  обычным  глуховатым голосом Надежда
Петровна предложила Саньке вновь сесть на заднюю парту.
   Санька  вздохнул,  поменялся с  Петькой  местами и  невольно вспомнил
Андрея Иваныча.
   Андрей  Иваныч  был  строгий  учитель,  но  всегда,  когда  начинался
ледоход,  он сам отковыривал замазку у окна,  распахивал рамы и вместе с
ребятами долго смотрел на реку.
   "Отыгралась зима-хозяйка! Теперь нашу тишайшую Стожарку не остановишь
- до моря добежит", - говорил он и глубоко вдыхал весенний воздух.
   А ветер с реки врывался в класс,  листал страницы учебников,  парусом
надувал географическую карту,  и  ученикам казалось,  что  синие реки  и
озера на ней так же оживали и начинали двигаться,  как их маленькая река
Стожарка за окнами.
   И  даже у старенького заячьего чучела,  что всю зиму прожило в шкафу,
шевелились  уши   и   взъерошивалась  шерстка,   словно  заяц  собирался
выпрыгнуть из  класса на улицу и  бежать без оглядки до первой пригретой
солнцем проталины.
   Долго тянулся в этот день последний урок.
   Санька  даже  подумал,  что  школьная  сторожиха тоже  загляделась на
ледоход и совсем забыла следить за часами.
   Наконец прозвенел звонок.
   "На реке идет лед,  -  казалось,  говорил он  Саньке,  -  вода рвет и
мечет,  выходит из  берегов,  а  ты  все еще сидишь в  классе и  решаешь
задачки.  Разве это в  твоих привычках -  пропускать такие события,  как
ледоход или половодье,  дождь с  градом или первый снег,  бурелом в лесу
или пожар в селе!"
   Санька на ходу засунул книжки в сумку от противогаза,  заменявшую ему
школьный ранец,  выбежал на  крыльцо и  прислушался.  Глухо  и  деловито
шумела вскрывшаяся река.
   Она разрезала пополам большое село Торбеево,  на краю которого стояла
школа,  потом,  причудливо петляя,  вырывалась в луга и поля, пересекала
редкое мелколесье и,  тесно прижимаясь к обрывистому берегу, подходила к
Стожарам.
   Вскоре  на  школьном  крыльце  собрались  все  стожаровские  ученики.
Завязался спор,  каким путем идти домой:  через узкий дощатый настил, по
которому ходили в школу всю зиму, или окружной дорогой, через мост.
   Алеша Семушкин,  юркий,  как вьюн, рассудительно заметил, что дощатый
настил через реку, наверное, уже снесло ледоходом и идти надо большаком,
через мост.
   Петька Девяткин в  душе согласился с Семушкиным,  но на всякий случай
посмотрел на Саньку. Кто знает, что тому взбредет в голову!
   Хотя Девяткин считал себя первым Санькиным другом и  любил по всякому
поводу повторять:  "Мы  с  Коншаком",  но  Санька редко  считался с  его
мнением.
   Когда отца Девяткина взяли в  армию,  Петька почувствовал себя совсем
взрослым.
   Бегать босиком он уже считал ниже своего достоинства и в любую погоду
носил  тяжелые охотничьи отцовские сапоги,  хотя  они  и  доставляли ему
немало горестных минут.  Он завел шелковый кисет с кистями, начал курить
ядовитый  самосад,  приобрел  расческу  из  пластмассы вишневого  цвета,
карманное зеркальце и по утрам, смочив волосы водой,  усердно расчесывал
их на косой пробор.
   Учился Петька кое-как,  второй год сидел в  шестом классе и  не очень
обижался, когда его звали "неуспевающим с прошлого века".
   Мать  ко  всему  этому  относилась снисходительно и  при  встречах  с
соседками говорила,  что у  ее Петеньки и без того ума палата и жизнь он
проживет - в обиду себя не даст.
   Петька был задирист,  проказлив,  но особой смелостью и  сноровкой не
отличался и частенько возвращался домой с разбитым носом или синяком под
глазом.
   Евдокия часто советовала сыну держаться поближе к  Саньке Коншакову и
постоянно внушала обоим,  что  они родные и  должны всюду стоять друг за
друга.  Иногда она зазывала Саньку к  себе в  избу,  угощала,  участливо
расспрашивала про отца, любила вспомнить покойницу мать.
   Петька всюду следовал за Санькой, и тому нередко приходилось выручать
своего проказливого соседа.
   Сейчас Санька тоненько свистнул.
   Кто же смотрит ледоход с моста! Самое интересное место-это у излучины
реки, где всегда образуется затор и льдины налезают одна на другую.
   - Проберемся, - сказал Санька и повернул на зимнюю тропу. Он шагал не
оглядываясь, уверенный, что приятели не отстанут от него.
   Девяткин с залихватским видом взмахнул рукой:
   - Айда! Наши везде пройдут!
   Школьники последовали за Санькой.
   Семушкин потоптался на  месте  и  тоже  поплелся следом за  всеми  по
зимней тропе.
   Маша потянула за рукав медлительную, толстенькую Зину Колесову:
   - Пойдем и мы! Посмотрим.
   Вскоре все  собрались у  реки.  Она уже была не  та,  какой школьники
видели ее из окна класса.
   Словно почуяв,  что  путь свободен,  лед шел могучей.  живой лавиной.
Угловатые льдины со  скрежетом налезали друг на  друга,  опрокидывались,
вставали  на   ребро.   Черная  вода   кипела  между   ними.   Мальчишки
переглянулись: дощатого настила не было.
   - "Наши везде пройдут"!  - насмешливо бросил Семушкин Саньке.  - Один
такой прошел,  три дня потом баграми по дну шарили. А ну, кто со мной на
мост?
   Девочки и часть мальчишек направились за Семушкиным.
   - Давай и мы через мост, Коншак, - сказал Девяткин.
   Прищурив зеленоватые глаза,  Санька  неотрывно следил за  бегущими по
реке льдинами.  Он, Санька Коншаков, и не пройдет! А будь он партизаном?
Ведь  это  очень свободно могло случиться,  если  бы  мать,  когда немцы
подходили к  селу,  не  увезла  его  с  собой.  Молодой такой  партизан,
разведчик или связной.  И  вот,  скажем,  весна,  ледоход,  вроде этого;
вызывает его  к  себе  командир отряда и  приказывает пробраться на  тот
берег реки  с  очень важным заданием.  Но  через мост  идти нельзя,  там
немецкие часовые.  А  на  реке ледоход.  Как  же  быть?  Санька поправил
пилотку на голове,  подтянул голенища сапог и прошелся по берегу, что-то
выискивая глазами.
   И тут он заметил Машу Ракитину. Она стояла у самой воды и не отрывала
глаз от бегущих льдин; платок сполз ей на шею, обнажив маленькие розовые
уши, и ветер трепал коротко остриженные волосы.
   - Маша, долго тебя ждать? Идем через мост! - звала ее с пригорка Зина
Колесова.
   Но девочка ничего не слышала.
   - Смотри, - поманила она Саньку, - льдины-то как несутся...
   - Тебя зовут! Не слышишь? - подскочил к ней Девяткин.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг