- Оповдали в столовку? Ефть бутевбводы и кофе, - ласковый Марк Макарович
суетился вокруг Пляноватого, который, жуя бутерброды, оттаивая, испытывая
благодарные чувства и не умея их выразить, ощущал себя мятым и битым так,
что сладкий напиток казался с привкусом крови. Это потом он почувствует
боль в кровоточащих деснах, а сейчас с полным ртом - неуклюже благодарил:
"Марк Макарович, что бы я без вас делал!"
- О фтем рефть?! - возмущался сосед. - Не выдумывайфте глупофтей! Мне
офтень пвиятно, фто я ваф тут выруфчил!
- Бегаешь, понимаешь, весь день как футбольный мячик, - сокрушался
Владимир Владимирович, - и никаких результатов!
- Не наговавивайфте на фебя. Профло лиф полдня.
- Ну и что за полдня я успел?
- Вы фделали половину огвомной ваботы.
- Вы уверены?
- Убевден! - А в остаффуюся пововину вы ее заверфыте.
Самому Пляноватому прожитая часть дня представлялась "схлопнувшимся"
промежутком времени: просидел в общей сложности два часа совещаний,
просмотрел кой-какие бумаги, набросал кой-какие реляции, дал возможность
заказчику "выплакаться у себя на груди", ответил на несколько телефонных
звонков, имеющих и не имеющих отношение к делу и все... Нет, еще -
реферат... Если можно всерьез принимать нацарапанное в "кабинете"
уборщицы, на площадке под лестницей и в туалете?!
- Фто ф вами?! - качал головой Марк Макарович. - На ваф лифца нет!
- Устал, - вздыхал Пляноватый. - Спину ломит безбожно!
- Ну, это не фамое фтрафное. Вофт, примифте таблетку - долвно полефтять.
- Я, действительно, переменился в лице? - запивая оставшимся кофе
лекарство, спросил Пляноватый.
- Вы фтали на дефять лефт старфе.
- Простите, на девять или на десять?
- Не морофте мне голову!
- День был тяжелый и бестолковый...
- За день софтарилифь!?
- Старость, говорят, - грим усталости... - лепетал Пляноватый, чувствуя,
что от таблетки ему в самом деле "легчает".
- Так фмойте ф фебя этот гвим! Он вам не к лицу! Пока молоды, - думаем:
"То ль ефте будет!" А, софтарифшись, благодавим Пвовидение: "Фпафибо за
фто уф, фто ефть!".
- "Провидение"!? Странно... Вы это - о чем?
- Ф конце-фто концоф, кто-фто долвен ве контроливовафть фитуацию, когда
кавется, фсе лефтит к февтовой бабуфке!
- Это кто ж это должен?
- Жывнь так фрупка, фто в любую минуфту гофтова ифтезнуть... Однако же не
ифтезает. Похоже, фто кто-фто об этом забофтится.
- Есть доказательства?
- Профто сообравения... Ефли взять для примера зачафтки нацизма,
они появилифь давно, как угрова изничтовения, первоначально, отдельных
народов, затем - человефчества в целом. Эфто неивбежное вло, подобное
вуткой болевни. Овнако инфтинкт выживания овганизма земного сообщефтва
дейфтвует чефтко. Нувен был иммунифтет - фто-то вроде привифки нацивмом ф
офлабленной фовме. А, фтобы офлабифть - "сбифть фашивм ф ног", понадобився
офобенно мощьный режим, пофтроенный по искуфтвенной временной фхеме,
котовому предфтояло потом за ненадобнофтью рассосаться, как
посттравматифческой опуфоли...
- К косноязычию привыкаешь с трудом как к уродству, - думал Владимир
Владимирович. - Подмывает смеяться в лицо. Зато правильные и "холеные"
речи..., за которыми нет ничего, - не сразу раскусишь. Косноязычие Макара
Макаровича по непонятной причине то возрастало, то сходило на нет. Он
продолжал:
- Эфта "травма", овнако, дала "ословнение" у поколений, которые страфной
ценою спафли человефтество. У них фто-фто сделалось с лобными долями,
точно срофлись воедино и Вера, и Фтрах...
- Может быть, обойдемся без мистики? - изобразил Пляноватый иронию на
роговеющей маске лица.
- Мифтика - ужас перед неведомым... А я хофтю знафть!
- Господи, и от куда берутся такие дотошные дедушки?! - думал
"командированный", вслух же сказал: "Для того, кто погиб в этой битве,
все уже решено... Но еще есть живые. Им за что мучиться? Каково жить со
"съехавшей крышей"!
- Не убивафть же их, в фамом-то деле! Они победили фашивм!
- Тем более, справедливо ли оставлять все, как есть? Неужто они не
достойны чего-нибудь лучшего?
- А фто предлагаефте вы?
- Нет! Это вы мне скажите! По самому крупному счету! Будь вы Провидением,
чем облегчили бы судьбы людей со "смещенными лобными долями"? Судьбы
несчастных, с которыми "все это" преднамеренно сделали в детстве?
- "По фамому крупному фтету"!?
- Вот именно!
- Будь я всефилен, я бы, повалуй, вернул им... их дефство.
- Всем сразу!?
- А фто мелофтиться?
Владимир Владимирович оторопел: показалось, что косноязычный старик его
"раскусил" и находится в курсе всех дел, заставляющих "командированного"
дожидаться команды. Но Пляноватый отбросил тревожные мысли: "Каких только
не бывает фантазий! Возможны же и совпадения, черт побери!". Опять
подмывало спросить: "А мне не звонили?"
Как раз в это время раздался звонок. Трубку взял Марк Макарович и сказал в
микрофон: "Эфто я. О фтем рефть!" А затем - подмигнул Пляноватому: "Фот и
довдалифь фвонка..." Владимир Владимирович окаменел.
- Фто ф вами? Да уфпокойтефь! - заулыбался старик. - Передафть, вам
профили, фтобы вафли в отдел кадвоф... И фте!
2.
- Ты не слишком торопишься, Пляноватый. - упрекнула инспектор по кадрам
Звонкова Октябрина Антоновна.
Досадуя, что так получилось, Владимир Владимирович рассыпался в
извинениях: с "кадровиками" не шутят.
- Не рассказывай только, что заработался, - доверительно тыкала
Октябрина Антоновна. - Признавайся, любезничал на площадке с Левинской?
Она взяла сигарету, не глядя на "поджавшего хвост" Пляноватого, неуклюже
по-женски чиркнула спичкой.
- От вас ничего не скроешь, - польстил Владимир Владимирович.
- И не советую, - затягиваясь, сказала Звонкова. - Ты у меня, Пляноватый,
вот тут! - показала она кулачок.
- "Следствие ведут знатоки"! - неважно пошутил Владимир Владимирович.
Нельзя сказать, чтобы он симпатизировал этой немолодой "кадровичке". Но
она вызывала у него любопытство особенным строем души, пребывающей
неизменно в "охотничьей стойке", и внутренним непреходящим горением, как у
хроников с температурою плюс тридцать семь и один.
- На вот, здесь подпиши, - инспектор протянула листок с убористым текстом.
- Что это?
- Какая разница?! Подпиши и гуляй!
Тот, к кому она обращалась на ты, мог считать себя нежно обласканным
материнским вниманием, даже - облагодетельствованным. Какое образование
она получила и где набиралась опыта до последнего места работы, почти
никому в институте ведомо не было. Слухи однако ходили такие, что у
многих, включая директора, по спине пробегали мурашки. Бытовало однако
крамольное мнение, что зловещую эту молву о себе она распускала сама.
- Вы умная женщина, Октябрина Антоновна, так объясните, пожалуйста, мне,
дураку, на кой ляд вам сдалась моя подпись? - он по опыту знал: даже
самому мощному интеллекту не устоять против мастерской лести. Комплимент
нужен всякой душе, точно воздух. Ведь так еще много на Свете
жестокосердных людей, иссушенных неутоленною жаждой признания.
- Много разговариваем! - выразила недовольство инспектор, но объяснила: -
Характеристики подписывает дирекция и профоком. Председатель профкома
сейчас за границей с тургруппой. Его заместитель болеет... А ты у нас,
Пляноватый, в профкоме за номером три - так что ставь "закорючку" как
представитель общественности.
Фамилию "Пляноватый" она выговаривала в небрежной манере, как будто хотела
сказать "Сопляватый".
- Ах вот оно что... - протянул он, зевая.
- Ты думал, мы шутки тут шутим!
Владимир Владимирович, приблизив листочек к глазам, огорчился: слова
расплывались. Еще минут десять назад он свободно читал без очков, а теперь
- все в тумане.
- Эх, слепондя! - рассмеялась Звонкова, подвинув к нему запасные свои
"окуляры". - А еще петушишься! На вот, попробуй мои.
- Куда хоть бумага пойдет? - спросил он.
- Сейчас пошла мода "выбирать" на ученом совете руководителей лабораторий,
отделов и мастерских, а, кто занимает должность давно, - того
пересматривать - избирать как бы снова... Во всех этих случаях
составляется характеристика.
- Теперь ясно, - сказал Владимир Владимирович и, напялив чужие с латунной
оправой очки, вслух прочел: - "Характеристика на начальника отдела
Стрельцова Генриха Дмитриевича..." - подняв бровь, поглядел на суровую
женщину и окунулся в беззвучное чтение.
Это была заурядная положительная характеристика, какие пишутся сотнями
тысяч, а то и десятками миллионов для аттестаций, представлений на
повышение, загранвояжей, по требованию правоохранительных органов и т.д.
Сверху - "когда, где родился, учился, работал, национальность" (в кадровом
как в коневодческом деле порода - наипервейшая вещь), а далее - "За
время работы...", "Исполняя обязанности...", "На посту..." зарекомендовал
(проявил) себя так-то и так-то... Трудолюбив, исполнителен, наращивает
(совершенствует..., развивает..., внедряет...), пользуется заслуженным
уважением (авторитетом) у коллектива... Характер, разумеется, ангельский
и, конечно, достоин... быть выдвинутым. У Звонковой в шкафу лежит стопка
таких заготовок с пропусками вместо фамилий, инициалов, дат, городов,
учреждений отделов. Стрельцову сгодилась первая из подвернувшихся под руку
- без души, без любви, без малейшего вдохновения: для внутреннего, так
сказать, пользования. В конце концов, здесь его знают - может быть, и
зачитывать не придется, но приготовить все нужно по полной программе.
Кончив читать, Пляноватый хмыкнул и покачал головой.
- Ты хорошо его знаешь?
- Вместе учились. Он был на виду.
- Вы друзья?
- Не сказал бы.
- Враги?
- Тоже нет. Нам с ним нечего было делить. Вплотную не сталкивались... Но
я бы такого не написал.
- Значит, ты не согласен с характеристикой?!
- В корне!
- Будь добр, садись и пиши, что ты думаешь.
- Вообще-то попробовать можно.
- Попробуй. Вот ручка, а вот - лист бумаги.
- Головку я трогать не буду, а суть уточню.
- Уточни, уточни... Но учти одну вещь: не люблю переделывать.
- Но и так не пойдет!
- Там увидим... Пиши!
Повторять стандартные формулы, но с частицею "не" он не стал. Касаться же
отношений Стрельцова к Левинскому было бы глупо: зачем сюда впутывать
Льва? Он выплеснул на бумагу лишь то, что о Генрихе думал.
- Генрих Дмитриевич, - писал Пляноватый, - относится к людям, которые не
привыкли выстаивать очереди а, умеючи жить, берут все нахрапом и видят
призвание в том, чтобы "представительствовать" за счет "недопущенных". А
создавая элитные группы подобных себе, будучи по натуре мерзавцами и
бездарностями по существу, способны достигнуть высоких постов, в то время
как обладание даже самою скромною властью с точек зрения нравственной и
производственной им противопоказано категорически.
- Ладно, посмотрим, что ты предлагаешь, - сказала Звонкова, поднося его
писанину к глазам, а, читая, поморщилась и усмехнулась. - Про очередь -
это ты зря. Вообще, Пляноватый, характеристики так не готовятся...
Ему снова послышалось "Сопляватый".
- По твоему такие, как Генрих, нам не нужны?
-- Если и нужны, то исключительно для оттачивания бдительности у
доверчивых.
- Видишь, все же для чего-то нужны. Хочешь, я приколю твой листок к моему:
руководство сравнит - разберется.
- Как вам угодно... - он вдруг почувствовал, что написанное им в самом
деле наивная чушь, и вообще по сравнению с Октябриной Антоновной он в этом
деле - слабак.
- Послушай, чего я скажу, - с материнским терпением объясняла Звонкова. -
Может, в науке без фактов нельзя, но в отношениях между людишками первое
дело - порядок. Ваш брат ученый нацелен на Истину и не в силах понять
простой вещи, что главное - это удерживать кадры в узде!
Поднявшись чтобы уйти, Владимир Владимирович почувствовал на себе странный
взгляд. Эта странность была не в глазах, - в плотно сжатых гy6ax Октябрины
Антоновны. Уже в коридоре - насторожился, уловив сзади клацание запоров
железного шкафа, потоптался на месте, как бы спрашивая себя: "Ну чего я
еще здесь торчу?"
- Разрешите! - Владимир Владимирович влетел к кадровичке.
- Кто дал вам право врываться? Выйдите вон! - вдруг завыкала женщина.
Окинув глазами поверхность стола, он понял, что не ошибся: листочек,
написанный им, был приложен не к характеристике Генриха, а к только что
извлеченному из раскрытого сейфа досье самого Пляноватого.
- Так я и думал!
- А вы меня что тут, за дурочку держите? Эта писулька характеризует не
Генриха, а вашу особу!
- Значит, подпись моя не нужна?
- Найдется кому закорюку поставить! Стрельцова назначили - стало быть
руководству виднее. И вообще... Я в вас ошиблась... Ну ничего, - Октябрина
Антоновна смотрела орлицей. В голосе слышался клекот: - Тут собрано все! -
она возложила ладонь на досье. - Я давно наблюдаю за вами!
- Не понял?
- В Болгарию ездили по турпутевке?
- Ну, ездил.
- Так мне достоверно известно, что в Пловдиве проигравшись в очко...
- В преферанс...
- Мне без разницы... Вы на балконе махали руками и кукарекали по
петушиному.
- Ах вам и это доложено?! - он рассмеялся.
- А как же вы думали, молодой человек!
- Я так и думал... - продолжал Пляноватый смеяться. Он сделал два шага к
столу... Не успела Звонкова опомниться, как обрывки характеристики Генриха
лежали в корзине.
- Вы за это ответите!
Ему было жалко Октябрины Антоновны... Не той, что была перед
ним.., а чудного создания, что в свое время явилось на свет - сама
нежность, сама доброта с уймой дивных задатков..., от которых, осталась
теперь только "страшная культя".
Мыслетечения, словно кровотечения, опустошали его. Перед внутренним взором
снова стояла "картина", где люди всех рас, всех времен и достоинств в
единой молитве взывали к тому, кто застыл перед рамою в фокусе взглядов, -
сметенный, растерянный: "Господи, чем я могу им помочь?!" Он уже
понимал, Октябрина Антоновна была не простым персонажем - существенной
частью заклятой программы тяжелого дня, точно в злую минуту, когда больше
не было сил ждать "приказа", ему показали ради чего он нес крест
одряхления и нестерпимой разлуки с Родною Душой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг