Вячеслав Морочко
СПАСТИ СЕЛЬФОВ
Каждый день мне бывает тошно! Рычаг выскальзывает из рук. Пальцы трясутся.
Все бесит: и смрад, и гнусные рожи. До чего ж я их всех ненавижу! И еще
эта гадость - амброзия! Я не могу выносить ее запаха! Кто только выдумал
эту отраву?! Пришельцы толкуют, она "угнетает" наследственность. Они
запрещают амброзию, учредили надзор. Но я их всех ненавижу! Сил моих нет
как болит голова! Наверно, сейчас упаду на загаженный пол. И тогда сдерут
штраф - вычтут целый жетон. Все кругом вертится, прыгает, скалится...
Что-то ударилось. Это - моя голова... об пол. Фу! Стало, кажется, легче
дышать.
Вот он крадется! То наш амбропол - представитель особой полиции. Работенка
такая - следить, чтобы не глушили амброзию. Парень свое дело знает. С
пьющего полагается штраф. Только где возьмешь пьющего, если нету амброзии?
Вот! Теперь я - живу! Голова - точно стеклышко! Многовато, конечно, -
жетончик за банку амброзии, зато - к месту и главное вовремя. Что бы мы
делали без "амбропола"!
В перерывах сидим на лавочках, жуем жвачку и слушаем учителей. Каждый день
они говорят об одном и том же - о "губительном действии" растреклятой
амброзии. Когда болит голова, мы их просто не слышим. Когда мы "здоровы",
- под их бормотание спим. За уроки им тоже платят жетонами: не пропадать
же людям от жажды.
Я и сам бы мог рассказать о "губительном действии" этой амброзии на мой
организм... Я способный. Мне доверено тонкое дело: поднимать, когда
загорается лампочка, рычаг вверх, а затем поворачивать - влево и вправо.
Большинство наших местных тупиц только дергают рычаги на себя.
Лавки, стены и коридоры усеяны листами бумаги. На них нарисовано про
амброзию: "О вызываемых ею наследственных изменениях". Об этом талдычат и
учителя.
Все наши скоты не имеют понятия о чистоплотности. Только глазищами
хлопают, когда видят, что я собираю картинки и устилаю ими плиту под своим
рычагом. Этим олухам не понять, что в похмельных конвульсиях лучше биться
не на холодном полу, - на подстилке из бесполезных советов.
Наконец, работа окончена. Мы выползаем, вываливаемся, выкарабкиваемся всей
массой наружу. Впереди - веселое счастье, ради которого и рождаются
сельфы. Мы - в единым порыве. Когда нас мучает жажда - не стой у нас на
пути!
Гремят банки амброзии - весело слышать. Их выкатывает подпольный спекулянт
- автомат.
Пьем. Глоток за глотком в нас вливается радость. Вокруг - милые рожи
друзей. Жизнь без амброзии холодна и пуста. Мы почти не едим, - только
самые крохи: никогда не хватает жетонов. Спим где придется. Но это не
важно. Зато мы - бесстрашные, благородные, гордые сельфы.
Когда-то, задолго до этих пришельцев, пытались уже запретить нам
амброзию. Жалкие хлюпики предавали народ, желая отнять у него навсегда это
светлое диво. Кричали про "Национальное бедствие", "Деградацию личности",
"катастрофу". Но мы - не пугливые. Появилась свободная новая раса яростных
"сельфов."!
Говорят, что потомки пришельцев были как раз те сбежавшие умники. А теперь
они вмешиваются в наши дела, нас во всем ограничивают. А амброзия как
пилась, так и пьется. Пьют все. У кого нет мозгов - выпивает со скуки, у
кого они есть - от тоски. Сельфы пьют, чтобы жить, чтобы вырваться из
дерьма, на которое обрекают себя ненормальные трезвенники.
Пришельцы собирают нас на работу - называется "Трудовым воспитанием". Им
нравится, когда мы все - в куче. Оно и верно. Пить в знакомой компании -
веселее.
Опротивел старый язык, на котором долдонят о трезвости. Мы говорим
по-иному. К примеру, я отрываю напарнику ухо, и он верещит, потому что без
слов понимает мою к нему нежность. Мне хочется оторвать ему ухо: ведь он
такой славный, а ухо - противное! И я отрываю этот ненужный предмет и
прячу себе под язык.
Бабье не спускает с меня похотливых очей. Они видят, как яростен я и
красив. Но они мне уже не нужны. Разве что найдется такая, которую я
захочу укусить. Они любуются мною: я так грациозен!
Теперь прогуляемся. Я люблю свежий воздух, заходящее солнце и серебристую
пыль: в ней я просто неотразим. Я так плавно иду - не иду, а "скольжу"!
Должно быть, со стороны это выглядит бесподобно! Сельфы во все времена
отличались своей красотой. Но я - прекраснее всех!
Я счастлив. Мы счастливы! Ах как нам славно! Чем бы еще скрасить вечер?
Взять, например, да свернуть чью-то шею, вырвать кому-нибудь глаз... Мы -
веселый народ!
Вот то место, где разгружаются "боты" пришельцев. Сейчас уже вечер, однако
у них на площадке светло точно днем. И чего им все надо. Твердят, что
хотят нам помочь.. Но зачем нам их помощь, если амброзию "гонят"
запущенные когда-то до нас автоматы?
В этом месте полно ротозеев. Ждут чего-нибудь интересненького. Поджидают и
песенки распевают. Я пою громче всех! Я сижу и пою возле самой площадки...
И ... что же я вижу! Неужто такие бывают?! Какая пришелица! Нежная
тоненькая и пушистенькая подобно крысенку, которого я вчера слопал живьем!
Никогда такой бабы не видел! Сижу вот, гляжу и кумекую: "А не слетать ли
за баночкой, как говорится, для храбрости? А не попробовать ли
познакомиться с кралей, пожаловавшей на наш праздник издалека?"
* * *
- Напрасно ты отказалась ждать меня в зале, - говорил Стас, помогая сестре
выбраться из транспортера. - Я должен осмотреть грузы, прибывшие с
кораблем.
- Прости, не хотелось с тобой расставаться, - ответила Вера. -Ты даже не
представляешь себе, как я рада, что вижу тебя! Ты всегда был нашим
кумиром. Мы завидовали тебе и гордились тобой. Не верится, что и я теперь
- на романтической Сельфии, о которой столько мечтали студентами. И рядом
ты - мой героический брат, живая легенда! Ну разве это не чудо!
- Я тоже счастлив, что вижу тебя, - Стас улыбался, но улыбка не могла
скрыть тени печали в глазах. - Как ты изменилась! Я тебя помню еще совсем
девочкой... Подожди меня, Вера. Закончу осмотр и поедем в гостиницу.
Он двигался вдоль ряда контейнеров, сверяя номера с накладной. По его
команде молчаливый гигант-робот грузил контейнеры на транспортер. Стоя
поодаль, девушка с нежностью и тревогой смотрела на брата. На лице его она
уловила усталость и что-то еще - непонятное, даже пугающее.
Вера не умела скрывать свои чувства.
- Стас, на корабле говорили, что под предлогом реставрации генотипа,
сельфы подвергнутся принудительному облучению. Это правда?
Стас только кивнул.
- Но ведь это чудовищно! - воскликнула девушка. - Сельфы такие же люди,
как мы! Генотип - это суть живой формы. Касаться его, даже с целью
коррекции, есть преступление!
- А ты знаешь, что такое амброзия? - спросил он.
- И про амброзию слышала, - усмехнулась она. - Сейчас принято сгущать
краски. А сельфы для нас - это, прежде всего, знаменитые сельфианские
"Аполлоны". Людям столь совершенного телосложения, гениальным ваятелям и
мудрецам есть чем гордиться. Это великий народ! Мне так хочется поскорее
встретиться с сельфами!
- Не торопись, - посоветовал Стас. - Бога ради, не отходи далеко. Подожди.
Мне осталось немного.
Девушка приотстала от пышущих жаром машин: захотелось услышать и звуки и
настоящие запахи Сельфии. У края освещенной площадки ей, вдруг,
почудилось, что в кустах, где кончалось покрытие, кто-то громко заплакал.
Рыдания смолкли внезапно, на пронзительной ноте. Мелькнула какая-то тень.
Что-то мягко ударило в спину, навалилось, сдавило шею и грудь. Воздух
наполнился смрадом. Девушка вскрикнула, чувствуя, что задыхается,
запрокинула руки за голову. Пальцы встретили жесткие липкие космы.
Уцепившись за них и резко пригнувшись, Вера с силой рванула какое-то тело
через себя.
Что-то плюхнулось перед ней на площадку. Стас был уже рядом. В руке его
вспыхнул фонарь. Ночь отпрянула за границу площадки... А возле их ног
подпрыгивал на спине паучище, величиною с собаку. С трудом удалось ему
перевернуться на брюхо. Косматое существо на четырех кривых лапах, хрюкая,
и испуская зловоние, припустило к кустам и вскоре исчезло в ночи.
- Какое ужасное насекомое! - вскрикнула Вера. - Хотело меня укусить... Как
оно называется? Боже мой, Стас! Что с тобой? Почему ты молчишь?!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг