васильков, этой тщательной прически, над которой девушка трудилась чуть не
полчаса, напряженно пыхтя и закусив губку...
- Братец, братец! Я просила у премиленького князя кольчужинки, и он мне
подарил! - закричала Рута с берега, прыгая и гордо размахивая розовым
кулачком, в котором что-то зажато. - Я взяла кольчужинки на память!
Данила промолчал. Поначалу не хотел брать ее с собой в Калин. Сумасшедший
индейский детеныш в броне... Но потом передумал. Рута бегала по пристани,
покупала стрелы для арбалета, с внушительным видом точила кинжальные
лезвия и всерьез намеревалась участвовать высвобождении Михайлы.
"Быстренько спасем братца Потыка, правда? И тогда мы наконец-пренаконец
соберемся вместе! Два братика и сестричка!" - радостно хихикала Рута и
норовила целовать в щеку. Она не догадывалась, что Данила - вовсе не
родной брат, а всего лишь чужак, которому Потык временно доверил вышитую
тесемку наследника Властовского...
Несколько раз Каширин пытался признаться Руте в этом обмане, но всякий раз
откладывал. Возможно, слишком дорожил этими неловкими, родственными
поцелуями в щеку. "Как я рада-радешенька, что нашла тебя, любименький
братец!" - шептала девка, счастливо жмурясь и прижимаясь к Даниле
тоненьким легким телом. Как бешеная княжна поведет себя, когда узнает, что
Данька попросту лгал ей, называясь братом? Ведь она совершенно не
стыдилась "любименького братца". Ходила при нем простоволосая, в одной
рубашке. А сегодня утром даже... Данила скрипнул зубами... попросила
проводить на реку для утреннего купания - и когда спустились к воде,
начала раздеваться как ни в чем не бывало, не прерывая разговора и ничуть
не краснея... Невинным, недрогнувшим голоском попросила "братца" потереть
ее белую спинку "вот этой мягонькой тряпочкой"... Данила чуть не погиб
тогда, на берегу. Наверное, Рута сильно удивилась, почему "братец" вдруг
побледнел, наотрез отказался тереть спинку - убежал прочь и дожидался за
кустами...
Да, с князем Алешкой она ведет себя иначе. Вмиг превращается из
долговязого полуребенка в настоящую гордую княжну. Из шаловливого щенка -
в молодую псовую борзую, эдакую аристократическую недотрогу. Стройна до
неприличия, грудки стоят под тонкой кольчугой - и попробуй сказать лишнее
слово...
- Мы отчаливаем, Рута! Забирайся на борт! - рявкнул Данила. Обернувшись к
Старцеву, сухо добавил: - Прощай, князь Алеша. Даст Бог, еще свидимся.
Старцев опять начал уговаривать, но Данька не слушал. Он не мог остаться в
Жиробреге. Он чувствовал, что должен плыть в Калин и выручать Михайлу.
Михайла был живой и настоящий, а Лешкины аргументы - красивы и звучны, но
не более того. Поэтому Данила решил: первым делом волшебные Стати выручат
из беды простого русского мужика Михайлу Потыка. А уж потом эти Стати
можно отдать многоумным дядькам из лагеря светлых сил, чтобы добрые князья
и волшебники смогли использовать драгоценные греческие погремушки в
большой политической борьбе...
- Я не играю в ваши великие игры, Алеша! - жестко сказал Данька прямо в
суровое нахмуренное лицо кольчужного Старцева. - Я не хочу спасать
человечество - дай Бог спасти хоть одного человека. Бывай, дружище...
Сделаю дело - и возвращу тебе волшебные игрушки. Я вернусь. Я обещаю.
Сказал - и внутренне сплюнул: слишком по-голливудски прозвучали последние
две фразы.
Довольно слов! Данька отвернулся - скользнул взглядом по кудрявым
разноцветным затылкам гребцов, искоса-задорно глянул на жаркое солнце -
принюхался к южному ветру... пора. Запустил руку за пазуху и вытащил
несколько крупных бледно-розовых гранул: в ладони певуче зацокали,
загремели друг о дружку крупные зерна скат-жемчуга. Красиво, сладостно
замахнулся и бросил вверх, в огромный, медленно раздувающийся серый пузырь
паруса. Для пущего ветра... Эй, кормчий! Трогай потихоньку!
Вскоре и дымы жиробрегские скрылись за холмистым берегом. Часа через три
маленький коч ловко свернул с хладного стреженя в вонючую протоку за
сосновым островом... Данька нахмурился. Вытирая рушником взмокший
загривок, бросил весло и поднялся на высоко задранную корму. Склонив
голову, молчаливо выслушал оправдания кормчего: дескать, опасные места
начались... злобные ярыги Стыри Хлестаного орудуют на стрежне... лучше
нам, боярин, проточками прошмыгнуть, дабы незаметно. Данила постоял на
корме, понюхал воздух... места дикие, река дышит не пуганой рыбой... да и
бурунчики русальные по-прежнему пенятся за кормой... может быть, и прав
кормчий. На главном стрежене бандитам нетрудно выследить купеческое судно,
а мелких русел на Влаге множество, на всех протоках и старицах не
выставишь соглядатаев... Одно не понравилось Даниле: кормчий Чика явно
нервничал. Должно быть, всерьез опасался разбойников. Руки намертво
впились в кормило, а белобрысый оселедец взмок от пота.
- Ты бы снял рубаху, братишка, - предложил Данька. - Солнце жарит...
- Нельзя мне рубаху снимать, - буркнул Чика, не отрывая цепкого взгляда от
каких-то заветных ориентиров на горизонте. - Запаршивел я, боярин.
Стесняюсь спину заголить... Вот невеста ваша увидит мои язвы да лишайки,
неприлично ей будет...
- Вовсе никакая не невеста! - строго выпалила Рута, спрыгивая с борта, где
она сидела, болтая босыми ножками высоко над водой. - Это мой братец, а
вовсе не суженый, ясно?
- Бра-атец?! - изумленно протянул Чика и недоверчиво нахмурился: -
Выходит... ты, девица-красавица, тоже будешь нерусской крови? Нерусь
коганая?!
- Что?! Меня коганью прозвал?! Да ты... как смеешь, смерд! - Рута
подскочила от возмущения. - Я буду самородная княжна, дочь покойного
Всеволода! Понял?! Ты понял?!
Она стиснула побледневшие губки и уже потянула из ножен тоненький меч, но
- Данька успел остановить ее взглядом.
- Эх, Рута! Разоблачила ты меня! - расхохотался Данила. - Хотелось коганым
купцом притвориться, да не вышло!
Долговязый Чика медленно обернулся и внимательно поглядел, растягивая губы
в странную улыбку.
- Извини, добрый кормчий! - Данила развел руками. - Обманул я тебя.
Никакой я не заморский купец, а обычный славянин залесский.
Чика улыбнулся еще шире...
...и вдруг, быстро вцепившись в деревянное кормило, что есть силы вертанул
вбок! Парус оглушительно хлопнул, затрещали щеглы-крестовины - ладью
передернуло, тяжко завалило на левый борт! Внизу загалдели гребцы, тонко
завизжала Рута; коч дернулся так, что Данила охнул - грузно обрушился на
дощатую палубу; под днищем зверски заскрипел песок, в борта ударило
подводными корягами, у гребцов по левому борту разом выбило весла из
рук... Скользя коленями по накренившейся палубе, путаясь в каких-то
бечевах, Данька все-таки вытащил меч из ножен - быстро глянул туда, где
безумный Чика с багровой хохочущей рожей повис на вывернутом кормиле,
упираясь грудью. Рубаха на его спине лопнула, и в прореху высунулось плечо
- голое, загорелое и покрытое темными рубцами!
Данька тихо застонал: вся спина кормчего сплошь иссечена косыми
продольными шрамами. Такие следы остаются на спинах разбойников после
бичевания...
- Извини, боярин! Я тоже обманул тебя! - прохрипел Чика, отскакивая от
кормила к борту. - Я не кормчий, а мужик ловчий, ха-ха!
Вскочил на вздыбленный борт, мотнул светлым оселедцем - и красивой щучкой
прыгнул в воду.
- Чика! Стой, гад! - рыкнул Данила, в тяжелом прыжке швыряя бронированное
тело к борту - но поздно: на Даньке доспех, и нырять нельзя - а беглый
кормчий, умело засадив стонущий кораблик на прибрежную мель, уже скрылся в
зеленой воде. Мелькнул в желтой взмученной воде и длинной тенью ушел в
глубину.
- Ай, братец, я коленку расшибла! - Хныкающая Рута подскочила на одной
ножке и виновато доложила: - Хотела в него стрельнуть, а лодейка ка-ак
дернется! Я прямо кувырком полетела!
- Ушел, песиголовец! - запыхтел в лицо подбежавший наемник с топором. -
Несдобровать нам, хозяин. Коч на отмелище засел, а Стырька, видать, ужо за
подмогою поспешил! А значит - скоро нагрянут, ярыжки злотворные!
- По-твоему, наш кормчий -вовсе не Чика, а...
- Стыря Хлестаный, - вздохнул бородач. - Голову обрил и чуб вырастил для
неприметности. Он и есть, разбитчик. Нарочно ладью на мель засадил. Теперь
небось грабить вернется...
...Разбойничьи струги появились минут через пятнадцать. Гребцы, которых
Данька заставил прыгать за борта и вручную выталкивать плоскодонный
кораблик с отмели на глубину, стояли по пояс в воде и опасливо
вглядывались вдаль - туда, где из-за острова выплывали черные подвижные
точки, едва заметные среди ртутного мигания солнечных отблесков. Данила,
глядя из-под руки, насчитал шесть гребных челнов и - чуть позади - старый
одномачтовый ушкуй под залатанным парусом. От бликующей ряби болели глаза
и хотелось плакать. Ошибка! Доверился быстроглазому кормчему... Что теперь
делать?
- Воля твоя, хозяин... ничего не поправишь! - вздохнул бородатый наемник.
Зацепив зубами, стащил рукавицы с ладоней, демонстративно бросил подлавку.
- Супротив Стырькиной ватаги мы не пойдем... Лучше покориться. Иначе
порежут всех!
Данька отвернулся. В каждом челноке по пять разбойников, на ушкуе еще
двадцать. Итого - полета загорелых и оголодавших негодяев, вооруженных
тесаками да топориками. Они захватят коч за несколько минут. Нет никаких
шансов.
"Хлестаный идет! Бежим, братцы! - донеслось снизу: это гребцы, оцепеневшие
было от страха, пришли в себя. - Утечем! В кущах укроемся!" Судорожно
загребая руками, взмучивая коленями тугую воду, кинулись по широкой отмели
прочь, к лесистому острову - прятаться. Данька посмотрел вослед - россыпь
белых рубашек, размахивая рукавами, поднимая по мелководью тучи брызг,
стремительно удалялась.
И все-таки победа будет за мной, нахмурился Данила.
- Рута! Бустя! Ступайте на нижний чердак под навес - и не высовывайтесь, -
скомандовал он, нервно тиская вороненый перстень на пальце. Бегло глянул
на мрачную железную птицу, недвижно сидевшую вверху, на рее. Обернулся к
насупленным медведям: - Дядька Спиридон! Вы с Потапом садитесь в углу на
корме и накройтесь холстиной. Без моего приказа носы наружу не показывать
и никого не жрать. Ясно?!
Бойцовые медведи обнажили клыки в звездной улыбке и послушливо закивали
мохнатыми мордами.
- Нельзя нам драться, хозяин! - снова заныл наемный охранник. -
Разбитчиков много, а мы - жалкая горстка...
- Заткнись, - сухо сказал Данила.
Наемник побледнел, невнятно пробормотал что-то в рыжеватую бороду. Данька
походя ударил его железным плечом, прошагал мимо по свежерубленой лубочной
палубе - вцепился кольчужными пальцами в борт и невесело посмотрел на
воду. Разбойничьи челны приближались, вертко юля против течения. Вскоре
Данила разглядел бандитские рожи на переднем струге: сухой, черномазый
цыганище с ободранной бородкой, белозубо улыбаясь, весело помахивал Даньке
топориком, зажатым в мускулистой конечности.
- Эй, на коче! - заорал белозубый, задорно гримасничая, - Помочь нужна?
Полуголые разбойники загикали, загоготали. Свист, блеск кривых лезвий...
Кто-то пустил в лодейный борт шальную стелу. На соседнем челне бритый
ярыга бросил корявое весло и вскочил на ноги:
- Ох-хо! А вот и мы, сарынь голодраная! Никак, соскучились без нас, о-хохо!
- Соскучились чрезвычайно. Особенно по тебе, сволочь бритая, - пробормотал
Данила. И прищурился: если врезать железным вороном по ближайшей лодке...
может быть, это произведет должное впечатление на остальных разбойников?
Бандиты меж тем подгребали ближе, не переставая угрожающе пошучивать:
- Поклон вам от Хлестаного, добряки-человеки!
- Здорово, купец! А вот мой кистень молодецкий!
- Стыря велел вас стречать, добрым словом привечать, о-хохо!
- Эй, купчина коганый! Тамгу платить будешь али нам лучше коч твой
подпалить? - задиристо крикнул бритый, воинственно заправляя за ухо
длиннющий измусоленный ус. Челнок приблизился почти вплотную, и Данька
поморщился: у бритого ярыжки вырваны ноздри! А на лбу - не то родимое
пятно, не то черно-синее клеймо воровское... Жутковатая публика.
- Мужики! - заорал Данила по возможности веселым голосом. - Я деньги
отдам! Забирайте все, только корабль не троньте! Не надо поджигать!
Коч нужен, чтобы доплыть до Калина. А денег не жалко.
Разбойничьи струги приблизились, охватили обездвиженный корабль неровным
полукольцом - а чуть вдали, на безопасном расстоянии от песчаной отмели,
замер, обсушивая весла, воровской ушкуй. Данька разглядел на его борту
полуголых лучников с пучками тонких стрел в зубах. За спиной у лучников
суетились ярыжки с зажженными факелами.
Вот это действительно опасно, огорчился Данька. Против горящих стрел у
меня нет противодействия...
- Эй, на коче! Бросай оружие в челн! - уже без улыбки скомандовал
белозубый цыганище, тряхнув смоляными кудрями. Сильным взмахом весла он
подогнал лодочку к самому борту Данькиного корабля. - Кидайте сюды свои
железы! Да поживее!
Не раздумывая, Данила вытащил из потайных ножен на спине воровской меч.
Перехватил пальцами за лезвие и, помедлив секунду, не без сожаления бросил
вниз, в разбойничий челн. Падая, любимый меч оскорбленно полыхнул на
солнце лезвием и ударил золоченой рукоятью в днище струга. Вслед за мечом
посыпались, часто грохоча, топоры и деревянные щиты бородатых наемников.
Последним приземлился чудовищный Данькин кистень с шипастой гирей на
цепочке.
- Ух ты... ладно! - уважительно заметил белозубый, покосившись на боевой
цеп. - Теперя доспешки сымайте. Кольчужные рубахи нам тоже потребны.
Данька молча развязал широкий кушак, ослабил медные зацепы на вороте -
стащил темную кольчугу через голову. Загнул подол в тяжелый сверток и
осторожно уронил за борт.
- Мне, мне! - крикнул пузатый бандит с огромным шрамом на лысеющем темени:
поспешно кинул весло и попытался подхватить добычу. Данька улыбнулся:
лодка качнулась и едва не черпнула воды! Налетчики раздраженно зашумели -
начали выскакивать из стругов, барахтаясь на мелководье и стремясь
поскорее добраться до струга с трофеями.
- Нишкни! - яростно прошипел цыган, замахиваясь топориком. - Нехай батька
Хлестаный самолично разрешит, кому чья доля сужена!
- Верно! Пущай Хлестаный добычу делит! - подхватили ярыжки на дальних
челнах.
- Хлестаный подгребает! - вдруг закричал кто-то. Данька быстро глянул
вдаль: точно. От дальнего ушкуя отделилась расписная лодочка - быстро
полетела на тонких веслицах, стремительно приближаясь. На носу ярко пылало
малиновое пятно: высокий человечек в рутвяно-красной рубашке стоял,
величаво подбоченясь и помахивая обнаженным клинком экзотического и явно
трофейного сорочинского кинжала. Длинный светлый оселедец трепался на
ветру, как стяжок-яловец на шлеме витязя.
Данила пригляделся и вздохнул: да, это был беглый кормчий Чика. Знать бы
заранее... В Жиробреге он слышал, что за голову Хлестаного властовский
посадник Катома обещает сотню серебряных гривен!
- Па-берегись! - гаркнул вислоусый каторжник с оборванными ноздрями и,
размахнувшись, закинул на борт ржавую крюкастую кошку на веревке. Данька
отшатнулся: еще одна кошка просвистела совсем рядом, упала на дощатую
палубу и быстро поползла, корябая крючьями липовые доски. Наконец
добралась до борта - намертво вцепилась и задрожала от напряжения: веревка
натянулась... Веселые парни один за другим полезли на Данькин коч.
- Ох-хохо! А вот и я! - радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь
на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.
- Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! - завизжал
пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос
корабля.
Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались
наверх. "Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!" - орали снизу
остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду
заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и
толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой... Ну вот,
началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось
молоко из треснувшего горшка...
Вскоре и главный злодей появился. Скрестив руки на груди, Данька стоял
возле мачты - безоружный, в одной рубахе - и молча наблюдал, как по
веревочной лесенке, заботливо спущенной подчиненными ярыгами, на борт коча
неторопливо поднялся долговязый речной пират в знойной рубахе. Солнце
мигнуло на кривом сорочинском клинке; рубаха надулась малиновым пузырем -
Стыря прыгнул с борта на палубу, и дощатый помост простонал под босыми
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг